Изменить стиль страницы

— Действительно! — воскликнул я, пораженный выводом профессора, — этим именно и объясняется то, что они не говорят, а поют, причем в их пении почти что отсутствуют согласные. Но как же они выражают сложные мысли и абстрактные понятия?

— Пользуясь музыкальными фразами, каковые можно комбинировать до бесконечности, интонацией и различными оттенками звуков, при их тонком слухе в этом нет ничего удивительного.

Предположения профессора целиком подтвердились. В течение часа сатурниты обучали меня игре, пению и языку, что действительно оказалось одним и тем же. Профессор похлопывал меня при этом по плечу, повторяя:

— В какие удачные руки попало мое объявление в «Вечернем Листке»!

Когда «педагоги» заметили, что я утомлен, они предложили нам осмотреть университет.

Мы увидели храм науки и искусства, гениально соединенных сатурнитами в одно неразрывное целое, как соединены были их мысли и музыка. Все колоссальное здание занимал один лишь естественно-медицинский факультет, походивший на роскошный и богатый музей. Он состоял из огромного количества грандиозных помещений, необычайно художественных как в смысле архитектуры и стиля, так и в отношении обстановки и оборудования. Каждый зал представлял собою совершенно законченную лабораторию для занятий по данной дисциплине, вследствие чего их число соответствовало десяткам наук, входящих в состав медицины. Здание было двенадцатиэтажным, и всюду бесшумно скользили равномерно распределенные, ни на чем не висящие лифты.

Наконец мы устали от этого великолепия и бесчисленных приборов и экспонатов и решили отложить дальнейший осмотр до завтра.

— Если здесь много подобных университетов, в чем я не сомневаюсь, — сказал профессор, выходя на улицу, — мы не скоро сможем вернуться домой…

«Языковед» ловил каждое произнесенное нами слово и вскоре вполне освоился с принципами построения английского языка. За ужином мы уже, правда медленно и с объяснениями, но все же беседовали. Мои же успехи в области их языка были несравненно меньшие; однако их хватило для того, чтобы сделать одно открытие: слышавшиеся постоянно в столовых легкая музыка и пение служили вовсе не для увеселения посетителей…

— Что вы так насторожились? — спросил профессор.

— Это — радио, мистер Брукс, — газета по радио! Я слушаю сообщения, которые отделяются друг от друга звоном колокольчиков!

— Верно, — подтвердил языковед. — Слушайте, — и он начал переводить радиовещание, поскольку мог, на английский язык.

— Как бедна, однако, их газета, — заметил профессор. — Они говорят о каких-то открытиях и изобретениях, сообщают о научных экспедициях на иные планеты, о новых произведениях композиторов и литераторов, об успешной борьбе с немногими оставшимися болезнями… И ни слова о политике, о международных отношениях, постройке дредноутов, безработице, забастовках, займах для увеличения армии и флота, распространении цивилизации среди некультурных, колониальных народов и, наконец, ни слова о пацифизме, которыми так пылают сердца государственных мужей Европы!..

— Да, действительно… — пробормотал я, уловив в тоне профессора едкий сарказм. О чем-то думая, он продолжал иронически и даже презрительно улыбаться.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Брукс?..

— Я хотел сказать, — проговорил профессор, задумчиво глядя куда-то вдаль, — что политический строй сатурнитов… — но, не докончив эту мысль, он оживился и воскликнул — а в общем, человечество и в подметки им не годится! Я все более убеждаюсь в правильности одного моего предположения…

Сатурниты внимательно прислушивались ко всему тому, что мы говорили.

— Не понимаем всех слов, но понимаем, что вы говорите. Понимаем ваши мысли и поэтому узнаем значение слов. Скоро будем знать ваш язык и расскажем вам то, что вас интересует: нам известно это.

После ужина мы лежали в соседнем «зале отдыха» на диванах и, оживленно беседуя, не заметили, как мчалось время: солнца давно уже зашли, и наступила ночь.

— Не пора ли домой? — сказал профессор.

Все встали и вышли. Дойдя до двери, ведущей наружу, я остановился, как вкопанный: улицы, тротуары и стены домов испускали нежный голубой свет, и весь огромный город-лес кишел тысячами домов-светляков, прятавшихся среди черных, узорчатых силуэтов гигантских деревьев… Любуясь этим фосфоресцирующим морем, профессор воскликнул:

— Так вот почему здесь нет нигде фонарей! Вчера мы не заметили этого явления, так как легли спать до захода лун и Сатурна. Но смотрите, однако, какая сказочная красота!

17. Совершенная раса

Когда мы проснулись на другой день, все солнца были уже в сборе. Боясь проспать в этом мире лишнюю минуту, мы быстро вскочили с постелей, выкупались и отправились в столовую. Нажим на кнопку — и крышка стола улетела, тотчас же вернувшись с необходимыми для завтрака материалами. Процесс «заказывания» пищи в ресторанах сатурнитов чрезвычайно нравился мне, и профессор всегда уступал мне это удовольствие.

— А что, мистер Брукс, если с нас потребуют вдруг уплаты за все это? Чем мы сможем заплатить? Ведь, не шиллингами же, которых у нас, кстати, с собой нет!

— Ну, что ж — посадят вас в тюрьму, в отделение должников, и будете сидеть там, пока я не заплачу за вас, — ответил профессор, улыбаясь.

— Мистер Брукс, я не совсем понимаю, что здесь кругом происходит, вы же, повидимому, раскусили, в чем дело, и ничего не говорите мне! — пристал я к нему. — Мистер Брукс, а?

— Я молчу, потому что только предполагаю; сегодня-завтра мы все узнаем. Я убежден, что мы увидим и услышим здесь вещи, о которых на земле рассказывают только в сказках…

— Добрый день! — послышалось из другого конца столовой. К нам подходили вчерашние знакомые, с которыми у нас тотчас же завязалась оживленная беседа.

Должен еще раз подчеркнуть ту невероятную быстроту, с какою сатурниты усваивали английский язык. Особенно отличался языковед: после вчерашней продолжительной беседы он понимал уже очень много (при этом необходимо, конечно, учесть способность сатурнитов понимать и без слов предшествующее речи мышление) и мог довольно прилично изъясняться. Его колоссальная память была действительно «нечеловеческой»: незнакомые и раз услышанные слова и выражения он твердо и навсегда запоминал. Что же касается меня, то я лишь изредка схватывал значение отдельных простейших звуков. Ограничусь по этому вопросу указанием, что язык у сатурнитов существовал, но они могли обходиться и без него, имея возможность обмениваться мыслями, кроме фонетического, также и непосредственным, «телепатическим» способом, подобно тому как мы читаем книги вслух и «про себя».

Мои филологические размышления были прерваны восклицанием профессора.

— Брайт! Я мечтаю о том моменте, когда увижу этих гостеприимных хозяев в своей лаборатории. Правда, она жалка и бедна по сравнению с тем, что имеется здесь, но резонатором я смогу похвастаться: такого у них еще не изобретено!

— Мы обязательно отправимся к вам, но сначала вам следует ознакомиться с нашей планетой: вы явились к нам первые и проведете здесь столько времени, сколько пожелаете.

— Мне здесь очень нравится, — сказал я, — и я не думаю еще о возвращении на Землю. Но, быть может, мы и вовсе не сумеем более попасть туда, если пробудем здесь слишком долго: несмотря на оставленную в коттедже записку, неосторожный осмотр людьми лаборатории может повлечь за собой порчу резонатора и проводки. Таким образом, мы навсегда будем отрезаны от земли.

Профессор рассмеялся.

— Вы не подумали, Брайт, об одной простой возможности: мы сумеем построить такой же резонатор и здесь!..

— Гм… Да, действительно, — пробормотал я, — «колумбово яйцо»…

— Разрешите, — обратился языковед к профессору, — подробнее ознакомиться с вашим замечательным открытием и изобретением, которым заинтересован весь наш ученый мир. Ваши объяснения заслушает мой коллега, я же буду помогать вам, если вы не сможете сговориться. Надеюсь, что моих языковых познаний для этого хватит.