Изменить стиль страницы

Наш безмолвный лектор бросил на стол один кубик, затем два, три и так до шести. Затем он убрал их, опять положил один и указал на карандаши. Мы поняли, и профессор вывел на бумаге единицу. То же самое было проделано и с двойкой, тройкой и прочими цифрами. Присутствующие все записали, быстро усвоив наши числа и их десятичную систему. Таким же образом нам преподали цифры и числовую систему сатурнитов, которая оказалась двенадцатеричной. Не прошло и часа, как мы уже успели безмолвно сообщить друг другу все математические действия и символы.

Итак, первый мост между мозгами сатурнитов и людей был перекинут.

— Простая, но гениальная идея, — воскликнул профессор, — начать умственный контакт именно с математики! Если не ошибаюсь, этот способ предлагает Уэльс в романе «Первые люди на луне». Однако я сильно сомневаюсь, чтобы сатурниты читали его прекрасные произведения. Но, — прибавил он, — все еще остается непонятным, почему наши «занятия» происходят в анатомичке!

Вскоре мы поняли это: нам продемонстрировали ряд экспонатов и рисунков из области устройства сатурнитского тела, которое отличалось от человеческого. Так, напр., слепая кишка была значительно короче, аппендикс отсутствовал, а спектр воспринимаемых глазом цветов был несколько шире. Но особенно отличалось устройство уха, наружное отверстие которого было больше, чем у нас. Оно представляло собой полостное кольцо, способное сильно расширяться и настолько сжиматься, что ухо совершенно закрывалось. Гамма слуховых волокон была значительно шире, а нервов — гораздо больше, чем у нас. Сатурниты слышали, очевидно, больше и лучше нас и несравненно лучше различали звуки.

Назначения одного органа мы совершенно не поняли. Это была находившаяся на передней части мозга нервная сетка, прилегавшая к лобной и прикрепленная к височным костям.

— Шестое чувство… — пробормотал профессор. — Вряд ли нам удастся постигнуть его: слепой от рождения — будь он гением — никогда не может понять свет. В этом именно и заключалось мое фантастическое предположение, о котором я говорил вам сегодня утром. Я думаю, что при помощи этого органа сатурниты непосредственно воспринимают мысли и намерения друг друга, обходясь, таким образом, без слов.

После «лекции» нас пригласили обедать.

16. Уроки музыки, пения и английского языка

— Зачем они все это показывали нам? — спросил я в снаряде у профессора.

— Я думаю, что они интересуются устройством нашего тела и хотят нас исследовать. Но чтя в нас ученых представителей человечества и пионеров, прорубивших окно в их мир, они решили ознакомить нас предварительно с их анатомией.

Вскоре мы сидели в огромной столовой, в роде вчерашней, но другой.

— Обратите внимание, — сказал профессор, — что они не пригласили нас к себе домой разделить с ними приготовленную их женами трапезу. Почему же они не сделали этого? Вероятно потому, что у них нет ни кухонь, ни дома, ни жен… По крайней мере, в нашем смысле этих слов. Все это наводит на довольно странные размышления…

Тотчас же после обеда нас опять «повезли», если можно так выразиться, в университет. По прибытии один из молодых провожатых сбросил с себя чешую и нам безмолвно продемонстрировали на живом теле данные объяснения при помощи рисунков и моделей. Затем сатурниты крайне вежливо предложили знаками раздеться и нам. Мы охотно согласились; нас побудило к этому не только понимание руководившего сатурнитами научного интереса, но также и тот исключительный такт, с которым они подошли к этому вопросу.

Когда осмотр закончился, мы опять вернулись к математике, но уже с другим уклоном: как только мы произносили какое-нибудь слово, сатурниты немедленно что-то записывали. При этом они прикладывали руки к ушам, показывая, что внимательно прислушиваются. и записывают именно нашу речь. Мы поняли: они хотели изучить английский язык!

Мы полагали, что сатурниты, насколько можно было судить по их языку, состоявшему почти что исключительно из простейших гласных, с трудом смогут усвоить пару фонетически сложных английских фраз. Но к величайшему нашему изумлению, они в точности повторяли и с необычайной легкостью запоминали все сказанное!.. Мало того, они неподражаемо копировали наши индивидуальные голоса!

— Мистер Брукс! Что вы скажете на этот уж никак не предполагаемый сюрприз? А?

— Слух, дорогой мой, — тысячу раз слух! У них замечательные уши и удивительно тонкая конституция слуховых нервов: вспомните, что они нам демонстрировали!

Поразительнее же всего была та быстрота и сообразительность, с какою они все на лету схватывали. Даже самые отвлеченные, абстрактные понятия оказались для них нисколько не труднее конкретных…

— Ну, а это, как вам нравится?… — пробормотал не менее меня изумленный профессор.

— Я думаю, все наши понятия достаточно примитивны для них при их далеко ушедшей вперед культуре: им так же легко постичь наш несложный умственный мир, как нам — круг понятий папуаса. Затем, обратите внимание на их высокие лбы…

— Совершенно верно! Но вы упустили из виду еще один момент: быть может, они не столько понимают, что мы говорим, сколько непосредственно воспринимают то, о чем мы думаем… Они читают наши мысли, Брайт. Вот где секрет этой таинственной сетки! Теперь я уже уверен, что мы действительно все у них узнаем, потому что через несколько дней они будут говорить по-английски!

Высказанное профессором предположение весьма походило на истину: оно совершенно ошеломило меня.

Теперь понятно, почему молодежь так заразительно смеялась раньше. Еще пара уроков английского языка, и мы не сможем иметь от них никаких секретов, если они уже до этого не читали наши мысли… Все это из ряда вон выходящее!

Наши «собеседники» — их можно было уже так назвать — приветливо улыбаясь, внимательно прислушивались к нашим тирадам…

— Вы понимаете, о чем мы говорим? — взволнованно обратился я к ним.

— Да… не все… не совсем ясно… понимаем в общем…

— Обратите на них внимание, Брайт: среди этих пяти сатурнитов находятся представители различных научных дисциплин. Один из них определенно — медик, второй — математик, третий, как мне кажется, — естественник. Специальности четвертого и пятого мне не ясны, но думаю, что они связаны с психологией и языковедением.

— Вполне вероятно, потому что именно эти двое особенно внимательно прислушиваются к нашим словам! Кроме того, они успешнее остальных все схватывают и запоминают.

Вскоре урок английского языка окончился и один из сатурнитов встал и вышел. Мы с нетерпением ждали, что будет дальше.

— Согласно их системе, — решил профессор, — заключающейся в обоюдном обучении друг друга, они должны приступить теперь к преподаванию нам своего языка.

Сатурнит вернулся, держа в руках не что иное, как смычок и струнный инструмент типа скрипки… Когда-то я много играл на скрипке — и поэтому, увидев здесь музыкальный инструмент, живо напоминавший мне детство, тотчас же протянул к нему руку. Быстро освоившись с его строем, я начал импровизировать вариации и мелодии.

— Браво! — воскликнул профессор, аплодируя. — Ваши знания и способности сослужат нам службу: это очень важно для понимания их языка…

— Да, — подтвердили сатурниты и, протянув мне карандаш, сказали — писать.

Я изложил им нашу музыкальную письменность, после чего сатурнит, которого мы приняли за психолога, взял инструмент и правильно сыграл и спел все, что я ему написал… Даже самый гениальный человек не смог бы усвоить всего этого в такой непродолжительный срок! Затем сатурниты принялись обучать меня. Оказалось, что их гамма делится на 48 звуков различной высоты (полутонов), письменное обозначение которых походило на стенограмму, совершенно идентичную с записями наших речей…

— Из этого следует, Брайт, что музыка и речь у них вообще одно и то же. Они понимают свою музыку в буквальном смысле этого слова, и всякая их речь может быть выражена музыкой: фонетическая фраза совпадает с музыкальной.