Сатурниты привыкли, очевидно, к такого рода полетам: нисколько не смущаясь, они свободно «витали» в пространстве, делая все, что надо, и не испытывая, повидимому, никаких неудобств. Большинство предметов было прикреплено к плоскостям, которые еще недавно назывались «полом», «потолком» и «стенами», фактически же таковых здесь не было — содержимое снаряда было равномерно распределено по всей его эллипсоидообразной поверхности. Все же неприкрепленные мелочи собрались под влиянием взаимного тяготения в одну кучу в центре пространства н при малейшей попытке достать что-нибудь разлетались во все стороны. У сатурнитов были для этой цели специальные удочки с крючками, и им не стоило ни малейшего труда «поймать» любой предмет.

— Я размышлял далее, — продолжал профессор, переворачиваясь на потолке на другой бок, — о первой гипотезе прекращения действия резонатора. Если она верна, мы сможем в будущем попасть на другие солнечные системы. Более того: перенеся оборудование на планету сатурнитов, мы перешагнем вторую границу миров и перенесемся в третье пространство… Брайт! Мы облетим с вами десятки миров четырехмерной вселенной!

Нет, профессор был прямо невыносим. Эта чудовищная идея была потрясающей. Охвативший меня бешеный восторг должен был вылиться в движениях. Не будучи в состоянии сдержать порыв и совершенно забыв о «весе» своего тела, я стремительно бросился обнимать профессора.

— Осторожно! Тише! — закричал он. — Разобьете себе голову!

Но было уже поздно: кувыркаясь, я стремглав полетел в пространство, немилосердно размахивая безудержно болтавшимися руками и ногами. Неизвестно, чем бы этот «полет» окончился, если бы после описанных мною нескольких мертвых петель один из сатурнитов не подцепил меня ловко удочкой за ногу. Сняв свою поимку с крючка, он взял меня подмышку и усадил на какую-то стену. Голова моя тотчас же сама поднялась, а тело вытянулось по направлению к центру снаряда.

Убедившись, что все окончилось благополучно, профессор расхохотался.

— Висите спокойно и не шевелитесь, — приказал он. — Своей неудачной выходкой вы прервали течение моих мыслей!

Я не мог, действительно, не согласиться, что мой сентиментальный порыв окончился не совсем удачно, вылившись в несколько неожиданную форму…

— Я хотел только прибавить, — продолжал профессор, — что мы войдем в контакт с сатурнитами и будем в дальнейшем вместе работать. У них должны быть ученые, по сравнению с которыми мы окажемся школьниками. Мы воспользуемся их техникой и посвятим их в наши планы. Затем мы перенесем их снаряды на землю, и облетим всю нашу солнечную систему!

— М-да… — осторожно промычал я, стараясь всеми силами спокойно висеть. Богатый опытом, я на сей раз успешно сдержал свой восторг.

13. Два сюрприза

Наши тела начали снова тяжелеть, и все мы плавно опустились вместе с предметами на пол: ускорение падения, очевидно, уменьшалось.

— Наконец-то, я могу спокойно размышлять, — обрадовался я, — не рискуя разбиться головою о стену!

Параллельно со мною на ногах — и и притом вверх головой — профессор. Но ввиду нашего малого веса, я все же предпочитал держаться от него подальше.

Один из сатурнитов указал на окошко под ногами, и мы увидели огромную, испускавшую яркий белый свет планету в фазе полнолуния; затем открыли новые семь окошек сбоку, в которых показался маленький желтый серп покинутой нами луны. Планета же, на которую мы стремительно падали, быстро увеличивалась, выходя за пределы поля зрения.

— Через несколько минут мы прибудем, — объявил профессор, держа в руках свой хронометр. — Сатурниты пересекают пространство с головокружительной и непостижимой для наших земных понятий быстротой.

Смешанные чувства волновали меня, и действительность опять показалась мне сном… А на «нашей» луне виднелись уже черные океаны и матовые материки.

— Чувствуете, как стало жарко? Температура все повышается, — заметил профессор.

— Да, мы находимся, очевидно, в сфере влияния тепла планеты.

— Неверно: это происходит вследствие трения снаряда о воздух. Вы забыли разве причины возгорания метеоров в земной атмосфере?

Едва профессор закончил последнюю фразу, как все сели. Мы сразу ощутили быстрое увеличение веса и вторично оказались пригвожденными к сидению и спинке. Через несколько секунд почувствовался легкий толчок, а затем крышка снаряда отскочила на почву. Я зажмурил глаза от ворвавшихся ярких лучей солнца.

— Полет продолжался 6 часов и 23 минуты! — восхищенно воскликнул профессор. — Это изумительно и невероятно! Вы не оценили еще, Брайт, в полной мере их бесподобной, блестящей техники: междупланетный полет далеко не так прост, как это кажется! Я преклоняюсь перед ними: они — гении по сравнению с нами!

Сатурниты собралисьу выхода, вежливо уступив нам первым дорогу. Наши отяжелевшие члены плохо слушались, но все же с волнением и трепетом мы вступили на почву новой планеты.

— И-и! — мелодичным хором раздалось снаружи из тысячи уст.

— У-ва´-у! — как эхо, ответили наши спутники.

Мы смущенно остановились, походя на привезенных в Европу дикарей.

На огромной блестящей площади стояли сотни граненых снарядов, которые, подобно бриллиантам, ярко сверкали в солнечных лучах. А кругом, кругом нас стояли залитые ослепительными лучами тысячи блестящих великанов. К нам подошли и заговорили с нашими провожатыми. Но нет, не заговорили, ибо вместо разговора послышалось пение. Нас оглядывали, и маленькие сатурниты, не более нас ростом, подбежали, взяли нас за руки, повели и усадили в небольшой открытый эллипсоид без верхней половины, в роде лодки. Один поворот столика — и аппарат поднялся в воздух, влетев через минуту в огромное здание. Мы не успели ничего рассмотреть, как стало темно. Еще одно мгновение — стена осветилась, мы увидели восходящие солнца и — изумлению нашему не было пределов — самих себя, сидящих в пустыне!.. Это было кинофотографией спутника, на котором мы находились, заснятого с этой планеты с увеличением во много тысяч раз…

В течение получаса перед нашими глазами развертывались в последовательном порядке события того кошмарного дня, когда, изнемогая от голода, жары и жажды, жалкие, потерянные и несчастные, мы впали в отчаяние и готовились к смерти.

— Так вот зачем они прилетели! — закричал я. — Так вот почему они так быстро нашли нас! Теперь понятно, почему, выйдя из снаряда, они сразу же направились к нам!

В ответ на мое восклицание мелодично раздалось: у-ва´-у! Но этим дело еще не кончилось — в зале «рассвело», и нас вывели наружу.

— И-и! — послышалось на улице.

— У-ва´-у! — раздался неизменный ответ.

Нас пригласили пересесть в другой, закрытый и большой эллипсоид. Солнечный свет опять был заменен голубым. Поворот стола — и мы снова куда-то неслись… Прошло около получаса, снаряд замедлил полет и опустился на почву. Люк открыли, и мы вышли наружу. Здесь была уже ночь: восходил Сатурн, и сияло несколько лун.

— Брайт! — воскликнул профессор. — Мы в полчаса облетели половину планеты и находимся на противоположной ее стороне. Это равносильно перелету из Европы в Америку!

Нас ввели в колоссальное здание, освещенное тем же мягким голубым светом. Как и прежде, свет быстро померк, и только где-то вдали виднелся яркий кружок. Нас осторожно подвели к нему.

— Брайт, смотрите…

В кружке отчетливо виднелась пустыня, а на ней… на ней холмик с привязанной нами сверху тряпкой!..

Я был ошеломлен. Что это значит?..

— Телескоп! — громко объявил профессор. — Телескоп, какой еще не снился астрономам земли!

— У-ва´-у! — послышалось снова в ответ.

Кружок померк, и прояснилось голубое свечение. Никаких ламп нигде не было, к чему мы уже успели привыкнуть: светил состоявший из шестиугольников круглый выпуклый потолок и верхние части стен. Мы находились в огромном цилиндрическом зале, напоминавшем собой Колизей. Это была обсерватория с целым рядом сложнейших приборов, помещавшихся не только на полу, но также и в пространстве, на стенах и потолке.