— Спасение ли это, не преждевременна ли была наша радость?.. Так называемые «цивилизованные народы» — хуже любого зверя…
О сопротивлении или бегстве не могло быть и речи. Сатурниты остановились, один из них отделился от группы и вплотную подошел к нам… Я убедился, что он был человекообразным существом, правда, несколько иного типа, но схема организма была, несомненно, одна и та же. Отсюда следует, что построение нашего корпуса и членов является наиболее целесообразным. Здесь действует, очевидно, общий для организмов всех миров закон, на основании которого филогенетический процесс завершается формой человеческого тела.
Сатурнит протянул вперед руку… Как затравленные карлики, мы испуганно отшатнулись. Сатурнит отошел к своим товарищам, но тотчас же вернулся, протягивая нам какие-то неизвестные плоды. Это был уже явный акт дружелюбия. Никаких сомнений более не оставалось, и мы поняли, что спасены. Я едва не разрыдался: нервное напряжение внезапно ослабело, и наступила реакция.
— Берите же, Брайт! — воскликнул профессор. На лице его светилась радость, — он улыбался и с восхищением смотрел на наших гигантских спасителей.
Я робко взял плод и начал его есть. Он был мясист, сочен и ароматен, как ананас, своею же формой и величиной походил на небольшую дыню.
Сатурниты издали звук — мелодично-протяжное «и´-и», являющееся, повидимому, возгласом одобрения. Итак, у них существует речь. Заметив, что мы голодны, они вынесли нам какую-то пищу. Мы попытались угадать, из чего она приготовлена, но не смогли. Она оказалась, впрочем, необыкновенно вкусной. Пока мы ели, сатурниты продолжали спокойно стоять, очевидно изучая нас. Когда все было съедено, профессор вынул свою фляжку и сделал вид, что пьет. Затем он опрокинул ее вверх дном, показав этим, что фляжка пуста. Сатурнит отошел к товарищам и, тотчас же вернувшись, протянул нам металлический сосуд с самой настоящей и притом холодной водой.
Утолив голод и жажду и придя в себя после первых впечатлений, мы снова почувствовали невыносимую жару. Сатурниты, повидимому, нисколько от нее не страдали: они стояли, как ни в чем не бывало, под палящими лучами солнц с непокрытыми чешуйчато-безволосыми головами…
Профессор снял свою куртку и начал обмахиваться: это должно было означать, что ему жарко. Сатурнит повернулся к группе и издал несколько мелодичных звуков разной высоты — «у-о´у-и!» Его речь походила на музыкальную фразу. Один из великанов вошел в снаряд и вернулся оттуда с чешуею в руках.
— Это не кожа, это — одежда! — изумленно воскликнул я, повернувшись к профессору.
Мы взглянули друг на друга и расхохотались. Безмолвные зрители издали новую протяжную ноту — «а´-юи´и!» Становилось весело. Сатурнит подал нам чешую и знаками предложил переодеться. Мы тотчас же сбросили с себя тяжелое, грубое земное облачение и через минуту щеголяли в новых «костюмах». Они пришлись нам как раз по росту — это был, очевидно, «детский размер».
— Теперь мне остается только выступить в этом «смокинге» в университете на лекции… — бормотал профессор, ощупывая свои блестящие рукава. — Мои дорогие коллеги давно уже подозревают, что я — не совсем в своем уме.
Своеобразный наряд — эластичный и легкий — оказался необычайно прохладным, мы сразу почувствовали себя свободно и бодро. Искусно сотканный из отдельных блесток неизвестного нам металла, он нежно и мягко, но вместе с тем и плотно облегал все тело. Блестящая поверхность отражала максимум солнечных лучей, которые, казалось, совершенно не падали на наши головы.
— Не знаю, как вы, — заявил я профессору, — но я от всего этого в восторге и совершенно не желаю вернуться на Землю!
— А всего только полчаса тому назад собирались пустить себе пулю в лоб.
Сатурнит явно выражал намерение беседовать с нами: плавно двигая руками, он указывал поочередно на нас, на небо и почву, но все это было непонятно. Мы оказались менее сообразительными, чем они.
— Ба! — воскликнул, наконец, профессор. — Они спрашивают нас, откуда мы взялись и как сюда попали! Но как им объяснить это? Вот, действительно, задача!
Сняв чешуйчатую перчатку, профессор вынул карандаши и записную книжку. Несколько сатурнитов окружили его, ожидая, что он будет делать. В течение десяти минут профессор чертил геометрические фигуры и системы координат, желая внушить этим мысль о четвертом измерении. Окончив, он вопросительно взглянул на своих слушателей. Они безмолвно протянули руки, указывая на исписанные листки. Профессор тотчас же вырвал их и отдал. Сатурниты намеревались, очевидно, заняться их изучением.
Неизвестно, поняли ли они данные им объяснения, но во всяком случае временно удовлетворились. Спрятав листки, первый сатурнит издал несколько певучих звуков — «а´и-у´е-и´и». Тотчас все остальные расступились, образовав две шеренги. Пройдя несколько метров, сатурнит обернулся, отошел в сторону и крайне вежливо уступил нам дорогу. Мы поняли и смело зашагали вперед. При этом мы забыли о своих вещах, но предупредительные друзья собрали их и взяли с собой. Я бросился назад и схватился за узел, не желая утруждать несшего их сатурнита, но он мягко отстранил мою руку. Это не ускользнуло от внимания проводника: он поднял руку, и узел был немедленно возвращен. Сатурнит решил, очевидно, что мы опасаемся за участь своих вещей и, не желая вызывать никаких сомнений, приказал отдать их.
Нас подвели к одному из снарядов. Указав на открытый люк и на нас, проводник остановился в выжидательной позе; он отнюдь не заставлял нас войти, предоставляя право свободного выбора. Сатурниты были положительно лучше людей, и в течение четверти часа они целиком завоевали наше расположение и чувство глубокого уважения.
Итак, нам предлагали лететь на Сатурн. Это было необычайно заманчиво… Профессор оживился и воскликнул:
— Летим с ними, Брайт!
Несмотря на то, что оставаться здесь все равно было невозможно, меня охватили опасения…
— А не будем ли мы, — сказал я, — раздавлены там чудовищной силой тяжести и давлением атмосферы?
Профессор рассмеялся.
— Разве вы не видели, как легко и свободно они чувствуют себя на этой планете? Если бы в их среде было такое тяготение и давление, как вы думаете, они бы прыгали здесь, как кузнечики, и неминуемо разорвались бы на куски!
Вопрос был решен, и мы уверенно вступили в снаряд. Воздух огласился всеобщим музыкальным одобрительным — «и´-и»!
12. Междупланетный полет
Черные блестящие грани были полупрозрачны, и в снаряде царил мягкий, ровный свет. Не разделенный на части эллипсоид походил на большой зал первоклассного трансатлантического парохода. Сложная, гармонично расположенная обстановка говорила о большом вкусе его владельцев. Мозаичные подобия наших земных столов и кресел, а также десятки различных предметов и приспособлений поражали красотой и богатством форм. При повороте головы все меняло свой тон, искрилось и блестело мягко, не режа глаз. Впечатление завершалось неизвестными нам приборами, носившими те же признаки легкости и совершенства. Приятно-прохладный воздух был пропитан едва уловимым ароматом. И никаких следов машин.
— Какая прелесть! — воскликнул профессор. — Но где же машины? Не святым же духом они прилетели!
Лететь же они, повидимому, еще не собирались: люк оставался открытым, и лучи солнца горячими струями вливались через широкий проход. Безмолвно наблюдая за нами, сатурниты следили за всеми нашими движениями, продолжая, очевидно, изучать нас. Одно нас радовало и возбуждало — некоторое чувство гордости: судя по нашему снаряжению, одежде и чертежам профессора, они не могли считать нас пришельцами из некультурной страны.
Обойдя помещение снаряда, мы остановились, считая осмотр законченным. Заметив это, сатурнит вышел наружу и, подавая нам знаки, указал на видневшуюся вдали тряпку. Мы поняли, что он хотел этим сказать, и, захватив с собой некоторые приборы, направились, к холмику. Все сатурниты толпой последовали за нами. Хотя это и не могло быть понятным, но, основываясь на данных в чертежах объяснениях, профессор вынул магнето и начал вращать его ручку. И вдруг послышались жужжание и свист, и в пространстве образовался черный зияющий провал, через который посыпались каскады искрящихся лучей… Я застыл, как вкопанный, магнето вывалилось из рук профессора и с треском упало на почву… И сразу же все исчезло.