— Я русской печкой пользоваться не умею.

    — Это не классическая русская, попроще. Научу, что тут пользоваться. Зато будет тебе не только рабочий стол, но и где варить, запаривать и все такое прочее. И зимой тепло. Ремонта здесь много, конечно, ну и ничего, мы никуда не спешим, верно? — он обнял меня, и я потерлась щекой о его руку. — Согласна, милая?

    — Конечно! Для лаборатории — идеально, вроде и дома, и отдельно, и от детей легко закрыть. Я уже представляю, как здесь все обустрою!

    До «обустрою», правда, было еще ждать и ждать. Пока что Костя нашел рабочих, и те перестилали пол, обрабатывали стены от грибка и плесени, меняли стекла, штукатурили, красили… А я держалась подальше, потому что от запахов краски, морилки, клея и прочей строительной дряни сразу вспоминалось, что такое токсикоз.

    Зато в ожидании достала свой любимый блокнот, нашла список нужного для лаборатории, тот самый, что составляла еще в самом начале учебы, по методичке, и целый вечер его корректировала с учетом своего пусть пока небольшого, но все же опыта. Что все-таки нужно, без чего можно пока обойтись, а что купить в первую очередь… Тратить на лабораторию хотелось свои деньги, то есть те, которые снадобьями же и заработаны. Не то чтобы мы не могли выделить какую-то сумму из Костиной зарплаты, но… В общем, именно так, мне казалось, будет правильней. И вовсе не ради того, чтобы и мастерство, и лаборатория, и чайный бизнес были только моей заслугой, моими личными достижениями. В конце концов, если бы не Костя, я бы и на курсы эти не пошла! И он столько мне помогал и до сих пор помогает, ведь помощь — это, прежде всего, не деньги, а поддержка, внимание и забота. Но обстановка детской и ремонт флигеля и так встали в копеечку, и неизвестно, какие предстоят расходы на роды и детей, да, в конце концов, чем транжирить зарплату мужа на кучу мелочей, лучше пусть на автомобиль накопит! Вон, у Полевых армейский джип, они каждое лето выезжают на сбор трав в какие-нибудь совсем дикие места, Александра Ивановна говорила, что без таких экспедиций мастером-травником не стать. А мелочи я постепенно куплю с мелочевых же заработков.

    Второй сарай мой любимый супруг тоже разобрал — не иначе, заразившись от меня жаждой деятельности и вирусом благоустройства. Теперь там стоял садовый инвентарь, лежал запас дров для уличной печки, там же можно было хранить комбикорм и сено для кроликов.

    Да, мы все-таки решились устроить крольчатник, после того, как Костя мне рассказал, что вполне можно сдавать на приемный пункт живых кроликов. Я понимаю, странно рассуждать о жалости к милым пушистикам, если с удовольствием ешь крольчатину в сметане, но… Уж если даже Костя признался, что хладнокровно забить и ободрать собственноручно выращенного кроля вряд ли сумеет…

    Баба Лика и дед Ваня, к которым мы во главе с Олежкой пришли просить консультаций, оказались милейшими людьми, к тому же не просто кролиководами-любителями, а заводчиками. Объяснили, чем и как кормить, как ухаживать, у кого купить готовые клетки, если нет возможности сделать самим. У них же мы договорились дней через десять взять двух молодых крольчих на племя. Порода называлась смешно: «немецкий баран». Взрослая племенная крольчиха, на которую мы долго любовались, выглядела очень даже внушительно — больше полуметра в длину и, наверное, килограммов семь-восемь веса, рыжая, с длинными вислыми ушами и умильной щекастой мордахой. Я и не знала, что такие кролики бывают!

    Бабу Лику наши восторги позабавили. Она дала Олежке погладить полуторамесячного крольчонка, и, пока малыш млел и наслаждался, сказала мне негромко:

    — Знаю, ты другим занимаешься, да и муж при деле, но хороший кролик — это, девочка, верный заработок. Хоть на мясо и мех, хоть на племя. Даже вот так взять, как ты хочешь, дитю на радость, и то подспорье будет. Мы уже лет тридцать, как держим их, да кабы и не больше. Сначала вот так же по случаю взяли, дочке на забаву. Потом втянулись. Породы разные перепробовали.

    — Да, считай, на этих зверьках мы и детей подняли, и внуков еще поднимем, — подошедший дед Ваня неторопливо закурил. — Дело хорошее.

    — Ну, нам-то так, для себя, — смутилась я. — Как вы сказали, ребенка позабавить. Серьезно этим заниматься некому и некогда. А с другой стороны, пусть Олежка посмотрит. Кто знает, что в жизни пригодится?

    За всеми этими хлопотами я едва не упустила созревшую вишню и смородину. Снова пришла пора сушить сушку и варить варенье, снова я пекла каждый день пирожки с ягодами, вот-вот и ранние яблоки пойдут. Лето словно раскочегарилось и неслось теперь на всех парах — жаркое и ветреное, кружащее голову ароматом трав, звенящее с утра до ночи детскими голосами на улице. Надо же, еще немного, и будет год, как я здесь…

***

    Оказалось, Костя не забыл нашего почти случайного разговора об автомобиле. В один прекрасный день, усадив Олежку в игрушечную машинку детского автодрома в парке, он приобнял меня и спросил:

    — А ты какое авто хотела бы?

    — Серьезно? — удивилась я. — Хочешь купить машину?

    И с удовольствием услышала ответ любимого мужа:

    — Почему бы и нет? Во-первых, мне спокойней будет, вдруг случится что, а такси пока еще вызовешь. Во-вторых, ты сама говорила, настоящие травники на сборы выезжают в дикие места, а не по пригородам гуляют, как мы. Я, конечно, не травник, но отдохнуть на природе люблю, и Олежке полезно будет. Мальчишка же! Хоть костер жечь научить.

    Только толпа людей вокруг помешала мне с визгом повиснуть у него на шее; но Костя, кажется, прекрасно прочел все по моему лицу. Улыбнулся довольно:

    — Что скажешь? Ваши пожелания, сударыня?

    — Вместительное! — коротко и веско сказала я.

    Костя рассмеялся:

    — Грузовик?

    Я представила, как мы подъезжаем к дому на доверху нагруженном моими травками «Камазе», или как тут называется местный аналог, и рассмеялась с любимым вместе:

    — Ну уж, столько я не насобираю. А вообще, ты смотри, чтобы всей семьей удобно было. Нас двое, Олежка, двое младших. Ну, и багаж, само собой.

    — Озадачила, — Костя покрутил головой и почесал в затылке. — Ладно, посоветуюсь со знающими людьми. Дополнительные пожелания?

    — Все на твое усмотрение, — теперь уже я покачала головой. — Я тебе честно скажу, я различаю марки «грузовик», «самосвал», «автобус» и «легковушка». На большее меня уже не хватает. Так что предпочту довериться твоему выбору.

    Тут закончилось Олежкино время на автодроме, и вновь мы вернулись к этому разговору уже вечером, когда я уложила сынишку спать, и мы с Костей устроились в обнимку на диване в гостиной. Тихо бубнил телевизор: до последнего вечернего выпуска новостей, который мой любимый супруг всегда смотрел от и до, оставалось минут пятнадцать, а пока шел репортаж об Императорских летних скачках, и я почти убрала звук. Можно было любоваться статями лошадей, нарядами публики, но слушать восторженную болтовню комментатора было не слишком интересно.

    — А денег на машину хватит? — спросила я. — Мы и так за последний месяц страшно подумать, сколько потратили.

    Объятие стало крепче, я довольно потерлась щекой о Костино плечо, но сбить себя с мысли не позволила, вопросительно уставившись ему в лицо.

    — Знаешь, ты странная, — сказал он, и я невольно напряглась: отвыкла уже бояться, что мой секрет раскроют. — Эй, малышка-Маришка, ты чего? Для тебя что-то плохое в этом слове? Тогда прости, не буду больше. Но ты и в самом деле не похожа на большинство женщин. Особенная моя, — он легонько меня поцеловал, а я проворчала:

    — Зубы мне не заговаривай.

    — И не думал, — мне снова достался поцелуй. — Знаешь, долгая командировка в чисто мужском коллективе, но без возможности чисто мужских развлечений — это довольно тоскливо. Одна радость — вспоминать тех, кто ждет тебя дома. Сильные стихийники ведь почти все женаты, такой дар — это большая ответственность, его нужно передать дальше, детям.