– Тебе золото дается не то что людям. Тайга тебе своя.

От ее похвал Илья готов был хоть сейчас снова ехать на Еловый ключ.

– А на других речках крупное, говорят, попадает. Не то что у нас. Сказывают, как бобы. Везде, говорят, есть.

– Сегодня уж останься, – просила жена. – А маманя довольна!.. И тятя! Утром не велели подымать тебя. Завтра уж вместе поедем. И Татьяна с нами и Федька.

– Законное ли дело – мыть золото? – спрашивал Пахом.

– К чему такие разговоры! – восклицал Силин.

– Конечно, незаконное, – отвечал Кузнецов.

– Нашего добра не хватит заявки-то делать, – говорил Барабанов.

– Да кому какое дело, что я золото мою! – сердился Силин. – Вон у меня золото на огороде оказалось. Где я картошку посеял – полоса пошла вниз, к озеру, и тут как раз золото. Кто же это запретить мне может Мыть у себя на огороде? Что я, умом рехнулся – на своем огороде заявку делать!

– А эвон поп едет к нам, – заметил лодку дедушка Кондрат. – Чего-то учуял…

– Сам гребет, – молвил Барабанов.

– Его никто возить не соглашается. Он во все ключи, во все протоки лезет. Пусть сам старается! – воскликнул Силин.

Поп подъехал, вылез на берег, вытащил лодку. Он был в черной рясе из китайского шелка с буддийским рисунком и в болотных охотничьих сапогах. Тяжело ступая по мокрому песку, он поднялся на высокий берег, к избе Кузнецовых, где на крыльце сидели мужики. Священник благословил их. Егор повел его в избу.

– Где твое золото? – грубо спросил поп.

– Все прознал!.. – покачал головой дед.

Егору неприятно было признаваться в своем промысле, но он показал золото.

– Как же, батюшка, теперь нам быть? – с подобострастием заговорил Федор. – Видишь, он сомневается, что, дескать, преступаем мы закон, хищничаем…

– Помолчи! – строго прервал поп. – Где сын добыл?

– На Додые.

– Что же там, россыпь или косовое?

– Да как бы сказать… – несколько растерялся Егор. – Пожалуй, что россыпь.

– По бортам или в самом русле?

– Да и в русле есть и по бортам. Полоска идет как бы прямо в речку, в самую глубь, так что его и не добудешь.

– Видишь ты! – поп с укоризной покачал головой. – Господь знал, куда вложил богатство. Кому открыл! – с насмешкой оглядел он Егора. – А ты что? – поглядел на Федора поп, строго нахмурив брови.

– Обзаведению подмога, – забормотал Федор, видимо готовый поспорить с попом. – Что же, что хищничаем.

– Нишкни, окаянный! – рявкнул поп. – Не произноси такого слова. Тигр, волк – хищники. Кто тебе сказал про хищничество? А? Никакого хищничества нет, есть вольный промысел. Господь бог украсил землю, вложил в нее золото, серебро и драгоценные каменья на благо людям. Тут, под самой деревней, заложено в землю богатство. Предвидел он, что придут люди на новоселье, и захотел помочь. И вы мойте смело, укрепляйте свое хозяйство.

Егор остолбенел.

– А как же закон, батюшка?

– Какой закон? Един закон от бога. Люди вольно должны золото добывать, вольно жить. Тут и пристав ездит по деревням и с крестьян золото собирает, часть ему дают с промывки. Новый пристав Телятев – молодой, умный человек. Он и к вам приедет. Кто золота не даст – того накажет, а не тех, кто моет. Мой, чадо, не бойся. Закон тебя не коснется. Волоса не упадет с головы твоей.

– Да я не потому, что боюсь, а по разумению…

– У тебя любой чиновник это золото скупит по разумению-то. Только покажи! Есть много людей нечестных, слабых духом, причастных к золоту. На грехи им драгоценность сия. А вам ли, простым мужикам, бояться соблазнов? В труде не до грехов, дыры бы заткнуть. Ты на это золото новую запашку сделаешь, нужную вещь прикупишь.

– Святая речь! – в восторге воскликнул Федор.

– А вот, к примеру, скажем, кому продавать? – спросил Силин. – Мы никак не придумаем. Можно ли китайцам?

– Продавай смело, кому хочешь, кому придется. Сибирь и Россия не обеднеют от этого. У нас золота – горы, а добывать некому, переселенцы как приедут, первый год голодные сидят. А чем скорее люди станут на ноги, тем лучше. Покупайте и у китайцев, что вам требуется. Грешник из-за этого золота пойдет в геенну огненную, а праведнику послужит оно для славных дел. Вот это и все твое золото? – спросил поп у Кузнецова.

– Да, тут все.

– Немного ты намыл, хотя и открыл россыпь. Чтобы не сомневался ты, я возьму это золото и сам продам его, а тебе пришлю деньги. Еще намоешь – принеси на баркас или в лавку китайцу. Продавай, кому выгодней.

Поп поднял рясу, достал из брюк мешочек с золотом.

– Горюнское, гляди, похуже будет додьгинского. Я так и знал, что чем выше, тем золото богаче. Это все левые речки.

Видно было, что поп с большим любопытством сравнивает разное золото, как заядлый приискатель.

Поп поднялся и благословил Егора.

– Крепи хозяйство свое, обзаведись, побольше добывай золота, помоги себе и детям своим в великом труде. Ну, во имя отца и сына…

В сумерках поп уехал, с силой выгребая против течения.

«Придется мыть», – решил Кузнецов.

Ему ясно было одно, что на Амуре все моют вольно и никто заявок не делает.

– Чего, Егор, поедешь мыть? – спрашивала Наталья.

– Поеду.

– Поп какой умница, – молвил дедушка Кондрат. – Вот поп так поп!

– Да, это поп так поп, – согласился Егор, и ему вдруг пришло на ум, что как-никак, а поп-то хищник…

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Старый черный баркас-лавка, видимо купленный купцом по дешевке и назначенный в Николаевске на слом, подвалил к отмели.

Обычно молодые женщины не поднимались одни на баркасы. Слухи были, что торгаши увозили баб и спускали их потом где-нибудь на пустынном мысу.

Но на этот раз Дуняша и Татьяна смело взбежали по трапу.

– Заходите, заходите, бабоньки… Про вас всего напасено, – встретил их низкорослый хозяин в красной рубахе.

У него было плоское бледно-желтое лицо, безбородое, как у скопца.

– Здравствуйте, дяденька! – поджимая губы, поклонилась Дуняша.

– Ну, чего желательно? – спросил купец.

– Ботиночки бы нам, – молвила Дуняша.

– Со скрипом… – скромно сказала Таня, держась за подругу.

Подошел приказчик – здоровый мужик с белокурым чубом и с могучим туловищем на кривых коротких ногах. У него были большие красные уши и толстые красные губы.

– А малины-то насобирали?

На баркасах скупали у жителей прибрежных деревень сушеную малину – для перепродажи в город и на Север.

– А без малины? – ответила Татьяна.

Чубатый нескромно оглядел бабенок и переглянулся с хозяином.

– А ты знаешь, какая цена со скрипом-то? – посмеиваясь, спросил приказчик. – Чем расплачиваться станешь?

– Знаю, дяденька, – застенчиво призналась Дуняша.

Видимо, полагая, что такие дорогие покупки молоденьким бабенкам сделать не на что, оба торгаша обнаглели. Белобрысый подступил поближе.

– А вы, дяденька, золотца не купите ли? – как бы стесняясь, уронила Дуняша.

– Ах, язва! – игриво воскликнул белобрысый.

– Откуда же у тебя золото? – насторожился хозяин.

– Сами намыли! – строго ответила Таня.

Ей не нравились разговоры и взгляды торгашей. Она подтолкнула подругу, чтобы та не мешкала.

Дуняша приосанилась.

– Гляди-ка ты! – вскинув брови, смело молвила она, обращаясь к хозяину и разворачивая узелок с золотым песком.

– А ну, бабы, пожалуйте в лавку, – вдруг меняясь в лице и как бы сильно испугавшись, сказал хозяин. – Живо, Протасий!.. Живо!.. Покажи им товар, какой желательно. Ботинки-то… Да пошевеливайся!

Торгаши засуетились. Белобрысый согнулся, словно старался казаться поменьше, игривости его как не бывало. Торгаши уже не смотрели на баб, а видели только золото.

Хозяин достал маленькие весы.

– Сейчас свесим. По семьдесят копеек золотник.

– Ишь ты! – воскликнула Дуня. – Нет уж, по рубль двадцать. Так у нас покупают.

Она заспорила с купцом.