Да и не была жизнь в цитадели ни радостной, ни беззаботной. В детские годы — в том числе. Точнее, особенно в детские, а потом в юные годы. Как ни напрягал Леон память, ни одного радостного воспоминания о тех временах ему в голову не приходило. Зато мигом вспомнилось, как им помыкали и Старшие, и собственные сверстники — из тех, кто покрепче. Как сваливали на него работу, которую самим делать было либо тяжело, либо просто лень. Как скудно кормили. И как даже за эту кормежку время от времени доводилось подраться.
Зря, что ли Леона все чаще тянуло за ворота цитадели? В лес, который он обошел за свою жизнь от края до края, и теперь чуть ли не каждое дерево в нем знал. Рвался просто-таки в лес — с самых ранних лет. Как узник рвется из темницы.
И, если уж на то пошло, в тюрьме ведь тоже и кормят, и крышу над головой, какую ни на есть, предоставляют. Но что-то не слышал Леон, чтобы узники были сильно благодарны за это своим тюремщикам и были готовы ради них расшибиться в лепешку.
А ничем иным, кроме как тюремщиками для подобранных с улиц голодных сопляков, они и не были. Что Первенцы — что Старшие.
И коли так…
— Ты прав, — с готовностью выпалил Леон, обращаясь к призраку, — Братство… а вернее, заправилы в нем тут ни при чем. Все сделал я. Ну, почти все. Мне и получать награду… заслужил, хе-хе.
Хоть и знал охотник, что бестелесный дух не способен испытывать чувства, но в тот момент ему показалось, будто призрак некроманта… вроде улыбнулся довольно.
— Хорошо, — интонации его, впрочем, так и остались безжизненными, чувств не выражающими, — в таком случае я клянусь. Клянусь, что моя сила целиком и полностью пребудет с тобой… до конца жизни.
Конечно, назвавшийся Лиром не стал уточнять, о чьей именно жизни шла речь.
Обрадованный таким поворотом событий Леон присел на корточки и, достав из мешка, бережно выложил перед собой кости и череп на земляной пол пещеры.
— Наконец-то! — уже не прошелестел — скорее, прокричал мертвый некромант, и голос его прозвучал как шум водопада.
Приблизившись к лежащим на земле останкам, светящаяся призрачная фигура… точно вобрала их в себя, одновременно изменяя форму — теряя свои человеческие очертания. Превращаясь в облако света, обволакивавшее кости.
Затем Леон с замиранием сердца наблюдал, как останки, окруженные призрачным сиянием, взлетают над земляным полом, как пытаются собраться в подобие человеческой фигуры… скелета. Сходство с человеком выходило при этом очень отдаленное — костей явно не хватало.
А потом… потом вздыбилась земля, устилавшая пол пещеры. Целые комья и горсти земли воспаряли в воздух, устремлялись к окруженной призрачным сиянием фигуре из костей, облепляя ее. Облепляя… на манер плоти?
Гадать, впрочем, внимательно приглядываясь, было некогда — очень быстро Леону сделалось не до того. Земля просто-таки вырывалась теперь и у него из-под ног. Чуть ли не ходуном ходила. А следом уже и свод пещеры дрогнул… потом еще раз и еще, все сильнее.
Так что охотник счел разумным убраться наружу. А уходя и глянув в сторону останков некроманта еще раз, заметил, что притягивают они уже не только землю. Но еще и нечто черное — заметно темнеющее даже на фоне темноты пещеры; нечто неосязаемое, ускользавшее от беглого взгляда, но присутствовавшее в пещере, наполнявшее ее.
Леон и заметил это нечто, только когда оно пришло в движение. И начало стекаться к холодному голубоватому сиянию, закручиваясь воронкой, точно смерч и заполняя его… нет, скорее загрязняя. Разбавляя чернотой, как нечистоты, сливаемые в озеро, разбавляют и загрязняют воду.
Мелко, с испуганной торопливостью, семеня, Леон выбрался из пещеры. Отошел от нее на несколько шагов, с неожиданным облегчением вдыхая свежий воздух.
А несколько мгновений спустя пожалел, что не надышался впрок. Потому что следом из темнеющего проема в скале выбралась фигура, формой похожая на человеческую, но почти целиком слепленная из темной земли и с ног до головы покрытая еще чем-то черным и липким. И воздух вокруг почти сразу перестал быть свежим. Наполнившись каким-то гнилостным духом… смесью запахов смерти и разрытой земли — запахов могилы.
Лишенный плоти череп покоился на слепленных из земли плечах. Пустые глазницы смотрели на мир, а щербатый рот, лишенный губ, словно ухмылялся. В глазницах и во рту клубилась чернота. Абсолютная. И чернота же легким облачком окружала саму фигуру.
Существо, выбравшееся из пещеры, вскинуло руку, слепленную из земли, затем вторую — и земля заколебалась уже на пятачке леса, где стояли скала с пещерой, охотник Леон и само жуткое создание.
Затряслась скала, пошла трещинами, разваливаясь на валуны и погребая пещеру. Новые комья земли — вместе с травой — поднимались в воздух и слетались к новому телу освободившегося некроманта, облепляя… делая его все больше и больше. А следом за землей к нему устремились вырванные с корнем деревья, кусты.
Леону оставалось только пятиться, пытаясь спрятаться за какое-нибудь дерево из тех, до которых не успел дотянуться некромант. Найти таковые удавалось все сложнее. Происходящее напомнило охотнику ураган… нет, скорее, смерч. И даже ребенок знал, что от подобного буйства стихии лучше держаться подальше.
Наконец все закончилось. Вздохнув и вытерев холодный пот страха, Леон оглядывался, видя перед собой немаленький кусок леса, превратившийся в месиво из земли, словно пропаханной исполинским плугом, стволов деревьев: то поваленных, то сломанных, то вырванных с корнем. А посреди этого безрадостного зрелища — великана высотой с трехэтажный дом. Огромное, вылепленное из земли, тело; деревья, ставшие ногами и руками с ветками-пальцами, и… непропорционально маленький, просто-таки нелепый человеческий череп на плечах.
А еще… может, охотнику показалось, может — нет, но начавшиеся сгущаться сумерки вроде стали несколько гуще. Или опустились раньше обычного.
— Челове-е-ечек! — густым жирным басом протянуло существо, поворачиваясь всем телом в сторону выбравшегося из-за поваленного дерева, Леона, — а ну-у-у… иди-и-и-ка сюда-а-а!
— Эй! А ты ничего не перепутал? — недовольно вопрошал Леон, — какого демона ты вздумал мной командовать? Забыл: ты поклялся мне служить! Ты, а не я! Так что если тебе что-то надо — подходи сам.
— Почему-у-у не-е-ет, — пробасило новое тело некроманта Лира, — мо-о-огу-у-у и подо-о-ойти-и-и… давно не-е-е ходи-и-ил. Мне-е-е нра-а-авится ходи-и-ить.
Великан переставил одну ногу-дерево, затем вторую. И так медленной, тяжелой и неуклюжей поступью подошел к Леону.
— Пра-а-авда, покля-а-ался-то я в друго-о-ом, — изрек он, когда между ним и охотником остались считанные футы, — что мо-о-оя си-и-ила будет с тобо-о-ой. Так во-о-от она… ощути-и-и ее — мо-о-ою си-и-илу!
Леон не успел ни дать деру, ни даже отскочить в сторону. Вообще не ожидал никаких неприятностей за миг до того, как одна из огромных ног-деревьев опустилась на него; обрушилась, вдавливая в землю.
— Ну как она тебе, моя сила? — проговорило исполинское существо, уже почти по-человечески — не растягивая звуков, — она была с тобой до конца твоей куцей жизни, человечек. Так что клятву я выполнил — слово в слово.
Слепленная из земли, покрытая травой грудь затряслась от хохота, похожего на звучащий в отдалении гром. Затем великан чуть наклонился и поднял изувеченное тело Леона одной из рук-деревьев. Ни дать ни взять, ребенок подобрал сломанную куклу.
— Но ты еще больше почувствуешь мою силу, — молвил он с ноткой мрачной торжественности, — когда встанешь в ряды моего войска… первым встанешь… сам будешь служить мне!
15
Последние часы пути прошли для посланцев мастера Бренна и их пленника в тревоге. Первой обеспокоилась Равенна — когда, решив свериться с амулетом для поиска Скверны, заметила, что пятно, к которому они движутся, больше не дрожит едва-едва. Но затрепетало как сердце после долгого быстрого бега… и, кажется, даже сместилось немножко в сторону.