-  Не понимаю, о чем ты.

-  Ой, да бросьте, - бледная рука дернулась, выбивая из полупустого бокала, несколько алых капель. - Она была нулевая, а сейчас внезапно не ведется на мое слово.

-  И что же ты пытался ей внушить?

-  Успокоить я ее пытался.

Максимилиан раздраженно подобрал красные горошины кончиком пальца. В антрацитово-черных глазах мелькнуло любопытство.

-  Я, - Константин Константинович небрежно подвинул коня, - решил, что это будет интересно.

-  И что же это будет? - яда, заключенного во фразе хватило бы на три десятка гремучих змей.

-  Не знаю. Я еще никого не возвращал кровью Туата де Дананн, да еще после того, как в сосуд влили столько силы.

Максимилиан опустил голову, делая вид, что рассматривает положение фигур на доске.

-  Я хочу жизнь Глеба, - сказал он, закончив ход.

-  Почему?

Константин Константинович не пытался скрыть ни любопытства, ни удивления этой неожиданной просьбой.

-  Потому что у меня, мессир, тоже есть маленькие слабости.

В черных глазах мужчины мелькнуло понимание.

-  Когда с ним закончат.

-  Подожду, - кровожадно ухмыльнулся Максимилиан, - я терпеливый.

После того как палату покинули и дежурный реаниматолог, и Александр, и недовольно поджимавшая губы сестра - она, правда, демонстративно оставила открытой дверь - Серафиму опять подняли и, словно драгоценную вазу, поместили на кровать.

-  Аргит, - она ткнулась затылком ему в грудь, - серьезно, хватит меня носить.

Он обхватил ее руками, притянул к себе, сказал, устраивая, будто в колыбели:

-  Завтра.

-  Завтра ты перестанешь меня носить?

Серафима погладила тыльную сторону сильной ладони.

-  Возможно.

Сердитый вздох утонул в его смехе.

-  У тебя, между прочим, швы разойтись могут. Доктор сказал ограничить физические нагрузки. Это значит что пока нельзя тренировки и носить тяжелое.

-  Има легкий, - невозмутимо парировал голос над ухом.

Серафима улыбнулась.

Она, и правда, чувствовала себя легко.

Ледяная крепость, старательно поливаемая последние лет пять, растаяла. И даже курить не хотелось.

Хотелось целоваться, чувствовать как ускоряется бег его сердца, меняется ритм дыхания, а пальцы скользят по спине, пересчитывая позвонки.

Стянуть к чертям эту дурацкую рубашку.

Серафима сглотнула, отвешивая себе мысленный подзатыльник, и перехватила медленно ползущую по ее животу вверх руку.

-  Надо поговорить.

Он помог ей повернуться. Наблюдал, как она садится на пятки, сдувает, упавшие на глаза пряди. На мгновение сводит к переносице брови, как делала всегда, когда хотела сказать важное.

-  Здесь был Макс, - ее глаза стали серьезны. - Просил никому не говорить, что произошло. И о мече тоже. Никому. Это очень важно, Аргит. Человек, который меня похитил, Глеб...

Она поморщилась, словно потревожила свежую рану. Но на ней не было крови, только странные провода - целитель сказал, чтобы следить за сердцем. Аргит согласился: пока пусть ее сердце слушает машина. Потом он вернет ей браслет.

И узнает, что сделал тот человек. Не у нее - воспоминания тоже приносят боль - у Макса.

-  Потом я буду его убивать, - мысль он закончил вслух.

- Нет!

Серафима мотнула головой и сильно, до побелевших костяшек вцепилась в его рубашку.

-  Послушай меня, пожалуйста.

Она поймала его взгляд серой, как штормовое небо, сетью.

-  Глеб был помощником того, кто правит этим городом, этой землей. Того, кому служит Гаяне, и Макс, и Захар, и я с Игорем. Этот, - она замешкалась, подбирая правильное слово, - король позволил тебе остаться и жить здесь. Его слово - закон, а Глеб нарушил закон. Предал своего короля. Это очень серьезно. Очень. И Глеба накажут. Думаю, нет, уверена, он умрет. А я буду молчать о том, что произошло в лесу. Теперь это дело короля, понимаешь?

-  Хорошо. Я не буду убивать Глеб, - эти слова подарили ей покой. И легкую, как крыло чайки, улыбку. Человек принадлежит этому миру, справедливо будет оставить право суда его королю. Но там был не только человек. - Я буду убивать фомор.

Аргит успел его оценить. Молодой, быстрый. И явный недостаток опыта в бою заменяет силой и яростью. Это будет хороший поединок. Жаль недолгий.

Он уже представил, как заберет его жизнь, когда услышал:

-  Этот фомор нас спас.

В ее глазах не было смеха. И правый уголок губ не приподнимался, намекая на шутку. Но то, что она говорит, невозможно.

Эта вражда тянулась дольше, чем он жил. Когда Балор Злой глаз убил короля Нуаду, отец Аргита был еще младенцем. Фоморы всегда предавали потомков Дану. Она ошиблась.

- Нет.

-  Да. Он позвал Гаяне. А Гаяне привезла нас в больницу. Он точно спас мою жизнь. И, думаю, твою тоже.

-  Я должен мой жизнь и жизнь Има фомор?

Произнести это было так же сложно, как уступить победу в бою.

-  Я не знаю, как ты, но я ему точно должна.

В голову пришли слова, которые часто говорила она, и никогда Игорь. Но сейчас эти слова казались единственно правильными.

Серафима скоро заснула, обхватив его, как часто обнимала подушку. Аргит же до первого робкого луча зимнего солнца думал, как жить воину Туата де Дананн, который не сдержал данную клятву, заработал долг жизни перед фомором и понял, что доверчиво прижимающаяся к нему человеческая женщина прекраснее, чем златокосая дочь короля.

Глава 53

Их продержали в больнице четыре дня.

Аргита в хирургии, Серафиму в кардиологии: заведующая потребовала или соблюдать режим, или писать отказ - терпеть бардак у себя в отделении она не собиралась. Задушив невероятным усилием порыв взбрыкнуть и подмахнуть-таки бумагу, Серафима пожала плечами и переехала четвертой пациенткой в четырехместную же палату.

К вечеру она чувствовала себя почти звездой.

Началось все с Темы, день которого не задался прямо с раннего утра. Он проспал, пятнадцать минут таскался хвостом за вредничавшим и оттого перебиравшим кусты с придирчивостью ландшафтного дизайнера Айном, а по возвращении в квартире Серафимы дипломированного хирурга поджидал косматый мужичок в лазурной косоворотке, спортивных штанах с тремя белыми полосками и детских малиновых уггах.

-  Вот, - пробасил он, указывая на материализовавшуюся в коридоре спортивную сумку, - я тут, значицца, собрал хозяйке и этому белобрысому. Отвези и передай, чтоб не тревожилась, за домом пригляжу. И дохтуров чтоб слушалась, а то знаю я ее.

Настигнутый, наконец, сказочной реальностью Артем Даманский застыл анатомическим пособием. Савелий поцокал, забрал у ошалевшего мужчины поводок и деловито бросив: «Иди давай, я оглоеда этого помою и накормлю,» - потащил Айна в ванную.

Тема отлип по сигналу будильника - он всегда ставил его на за десять минут до выхода. Приоткрыв дверь и убедившись, что странный мужик никуда не делся, а, наоборот щедро попивает из душа меланхолично сопящего пса, Тема поднял сумку и поехал в клинику с намерением после обхода припереть Серафиму к стенке и нежно - кардиология все же - расспросить, че за хрень тут у нее творится.

В палату он вплыл, сияя профессиональной улыбкой, от которой млели все пациентки младше шестидесяти, вручил отчаянно зевающей Серафиме передачу и, заговорщицки поигрывая бровями, попросил уделить десять минут. Через полчаса она вернулась растрепанная, с довольной улыбкой и понятным каждой женщине блеском в глазах: Аргита как \/IР-пациента поместили в отдельную палату. Нет, ничего такого, но целоваться же никто не запрещал.

В обед после зачета приехал, как всегда, элегантный Игорь. С цветами. На этот раз Серафима отсутствовала почти час - нужно же было провести к Аргиту, рассказать, что произошло, ну и потом еще задержаться. На чуть- чуть.