• «
  • 1
  • 2
  • 3

«Весна! Как много в этом слове, для сердца русского слилось, как много в нём отозвалось!» - провозгласил я, глядя на огромный распахнутый шкаф.

Катюха, моя старшая дочь, хихикнула и похлопала меня по плечу:

-Крепись, батя: такова наша доля!

Да, у кого-то, возможно, весна и ассоциируется с первыми тёплыми деньками и молодой яркой зеленью, но только не у меня. Для меня весна начиналась последние пятнадцать лет с того, что моя жена Люся объявляла большую весеннюю уборку. Мы выгребали все шкафы, зимнюю одежду убирали, доставали весеннюю, перестирывали и перемывал всё, до чего только могли дотянуться хозяйственные руки моей половинки. Сначала это мы делали вдвоём, потом, когда родилась старшенькая, по мере её роста, втроём. Как-то само собой сложилась традиция, что нам с Катюшкой доставался разбор содержимого шкафов….  Люся же перемывала досконально кухню и ванную комнату, в чём ей усердно помогала наша младшая дочь Ленка.

И вот очередная весенняя уборка подкралась к нам, как хитрый северный зверёк. Я потёр руки и решительно потянулся к пакету, лежащему на верхней полке. По неведомой причине пакет лопнул, и из него веером посыпались на пол фотографии. Катюшка состроила несчастную физиономию, присела на корточки и стала собирать их в стопки.

- О, пап! А это кто рядом с тобой? Я не помню эту фотку! – она протянула мне старый, чёрно-белый снимок.

Я взял его в руки. На снимке двое парней стояли, обнявшись за плечи, и улыбались… Я и мой друг….

- Это Серёжка Морозик.

- Смешная фамилия.

Я улыбнулся. Сколько лет мы не виделись? Да с тех пор как я уехал в Москву и не виделись - это уже лет двадцать как! Я мысленно присвистнул.

- Это не фамилия. Прозвище.

- Всё равно смешно. Морозик, маленький Мороз! – Катюшка рассмеялась.

Я опять взглянул посмотрел на снимок. Сколько нам тогда было? Лет по пятнадцать? Или чуть больше? Нет, не помню уже.  Да и улыбающегося Серёгу я уже припоминаю с трудом.

- Пап, а он твой друг да?

- Да, друг.

- А почему ты ничего не рассказывал о нём?

Я и сам не знал ответа на этот вопрос. А ведь мы действительно были друзьями, да ещё какими! Как говорится, не разлей вода. Сколько всего пережили вместе: и битые стёкла в школе, и футбол портфелями, и дымовушки в туалете.  А драки? Уж сколько разбитых носов мы повидали… Да, хорошее время было! Эх, юность! ...

-Пааааап! Ну, пап! Почему он Морозик-то?

Я вздохнул, сознавая, что крепко влип: Катюша была девушкой пытливого ума и богатой фантазии. Её любопытство не знало преград, и замучить расспросами кого-либо для неё было святое дело.

- Да не знаю, так получилось. Дрался он как-то остервенело, что ли. Весь как каменный становился, лупил всех подряд, без разбору. Слава о нём нехорошая пошла. Сначала говорили: «Да это же тот, отморозок с Завокзального», а потом как-то самом собой перетекло в Морозика. Ему даже нравилось.

Мы собрали все фотографии, и я упаковал их в новый пакет.

- Пааап, ну расскажи!

Я протянул Катьке очередной мешок с барахлом.

- Да что рассказать-то? На вот, посмотри, что там. А то храним чёрт знает что годами. Может, уже выбросить?

Катюшка заглянула в пакет и заулыбалась.

- Это игрушки от киндеров, – она отложила пакет в сторонку, явно не собираясь с ним расставаться. – Ну, расскажи!

Я строго посмотрел на неё.

- Катерина!

- Ну что, Катерина? Я уже, знаешь, сколько лет Катерина! Тоже мне новость. Лучше расскажи про Морозика и про себя! А вы что, правда дрались? А ещё что? Чем ещё занимались? Мама говорила, что ты на гитаре играл. А почему сейчас не играешь? А ты в детстве какие конфеты любил? Вы с Морозиком как познакомились? Он тоже на гитаре играл?

Я прикрыл глаза и сосчитал до десяти, а Катька всё сыпала и сыпала вопросами, как будто никогда не слышала всех этих историй и рассказов о моей буйной юности.

- Он всегда таким был?

Я открыл глаза, ещё раз глубоко вздохнул, сгрёб с вешалок кучу каких-то вещей и высыпал всё это к ногам Катерины.

- Разбирай, давай. Что не будешь носить, сразу в сторону отбрасывай! И никаких «пусть ещё повисит, вдруг пригодится»!

Катька, на удивление, безропотно начала сортировать одежду, но делала это с таким несчастным видом, что я невольно улыбнулся. «На жалость давит, зараза мелкая. Да и действительно, чего я упёрся? С этого можно и выгоду поиметь».

- Так, Катерина Батьковна!  Условие такое: я рассказываю, а ты за это сама разгребаешь шкаф.

- Э, так нечестно!

Я ехидно посмотрел на детёныша.

- И с тебя пиво!

- Пап!

- И чипсы!

- Ну, пааап!

- Ещё слово, и я передумаю рассказывать!

Катька поджала губы и посмотрела на меня исподлобья.

- Шантажист!

Я уселся в кресло, стоящее у журнального столика.

-Тащи пиво, а то сказки не будет!

                                         ****