Святослав Логинов

Корочка

Дед Миней жил в деревне на выселках. Дом его стоял в стороне от остальных домов, но не очень далеко, отчего хутором не считался. Это и называется жить на выселках. У Минея не было ни детей, ни внуков. То есть, были, наверное, но не в деревне. Миней жил один, даже собаки у него не было, даже кошки. Конечно, так не бывает, чтобы человек совсем один жил. Если в доме нет кошки, значит, есть мышки.

В минеевском доме кроме старика проживала большая, хотя и не очень дружная мышиная семья. Заправляла там Артемида Мармеладовна, мышь строгих нравов, многое в жизни испытавшая. Чего она только не изгрызла за долгий век, разве что гранит науки грызть не стала, потому что гранит зубы портит. Многочисленное потомство Мармеладовна держала в мышовых рукавицах и баловать детям, внукам и правнукам не позволяла.

— Прежде всего — аккуратность, — поучала она молодёжь. — Аккуратность должна быть во всём. У деда овощи в сенях сложены, так вы что попало не грызите. Откатите картошину, оттащите морковинку, а кто свёклу любит, то и свёколку. Их и ешьте, а остальное не трогайте, чтобы дед не заметил, как мы в его запасах хозяйничаем.

— А чего такого? — спросил мышонок Хват. — Пусть видит. Всё равно, дед старый, ему за мной не угнаться.

До взрослого мыша Хвату было далеконько, но он называл себя тинэйджером и противоречил старшим, как только мог.

— Ты так полагаешь, потому что ум у тебя короче хвоста. Деду за тобой гоняться не обязательно, ты сам к нему прибежишь и попадёшься в мышеловку. Так что, радуйся, что дед про нас не знает.

— Бабушка Артемида, а что такое мышеловка? — пискнула маленькая мышка Маруська.

Имена у мышей почти человеческие. Пока мышка маленькая, имя у неё тоже маленькое, а взрослую мышь называют полным именем. Вот, скажем, мышонок Ряха. Казалось бы, что за имя, а вырастет Ряха и станет Рахат-лукумом. Если же доживёт до седых усов, будут его величать Рахат-лукум Апполонович. Мышке Маруське судьба в старости стать Маринадой Аидовной. И с другими мышами то же самое. Имена у мышей или вкусные или древнегреческие. Одни, потому что вкусное все любят, вторые, потому что была у Минея книга «Мифы древней Греции», но мыши её изгрызли, и она им очень понравилась.

— Лучше бы тебе этого не знать, — ответила Мармеладовна. — Мышеловка это наша смерть. Её придумал дед Миней на погибель мышиному племени. Если он узнает, что мы тут живём — быть беде.

Миней и вправду не знал, что у него мыши живут. Дед был глуховат и не слышал, как они шуршат за обоями и скребут зубами плахи пола. А в кладовке и в сенях, благодаря усилиям Артемиды Мармеладовны, царил порядок. Мышиные катышки строгая Мармеладовна заставляла убирать, а недостачу моркови старый огородник, разумеется, заметить не мог.

Жаль, что счастье не бывает вечным. В деревню приехала автолавка, и Миней купил с пенсии большой кусок сыра, граммов четыреста, не меньше.

Мыши любят сыр, это знают все. На самом деле существует множество вещей, которые мыши любят больше, чем сыр, но об этом речь пойдёт потом. А сыр мыши любят почти также, как мармелад, в котором, как известно, много кислот, которые ужасно привлекают мышей. Но сейчас речь не о мармеладе и даже не о копчёном сале, а о пошехонском сыре, купленном в автолавке.

И вот, дед Миней жуёт за завтраком бутерброд с сыром, а мыши изо всех щелей наблюдают за ним. Миней бутерброд доел, остаток хлеба спрятал в хлебницу, а сыр и масло — в холодильник. Холодильник железный, сыр из него не достать никаким образом.

Собрались мыши на совет. Пищат, галдят, ничего придумать не могут. Дырку в холодильнике не прогрызёшь, дверцу отворить сил не хватит. Только и остаётся ругаться предпоследними, а то и последними словами: «Эгоист! Чревоугодник! Мышефоб!»

Но Миней на мышиные выкрики — ноль внимания. Глуховат дед, ничего не слышит.

Артемиде Мармеладовне это надоело, и она мышиную возню прекратила, вернее, ввела в позитивное русло.

— Молчать! — пискнула она командирским басом. — До ужина все отдыхают и готовятся к решительным действиям, а за ужином будем сыр изымать.

Мыши мигом разбежались отдыхать и готовиться.

Пришло время ужина. Миней картошки нажарил, солёных грибочков из кадушки добыл. Мыши за дедом следят, и ни гу-гу, вернее — ни пи-пи. Вот Миней хлопнул дверцей холодильника, достал сыр и масло. Отрезал свежего хлеба, начал сооружать бутерброд. И тут мыши ка-а-ак!.. — думаете на Минея кинулись, драться, кусаться, царапаться принялись? Бутерброд отнимать? Как бы не так! Дед Миней — хозяин, кормилец, на него нападать нельзя. Не станет Минея, не будет не только сыра, но и картошки с морковкой и сытной перловой крупы. Мыши ка-а-ак дождались от Мармеладовны сигнала, когда она взмахнула лапками и вдохновенно запищала:

А весь хор мышей дружно начал зевать:

— А-а-аэ-а!..

— А-а-аэ-а!.. — зевнули мыши хором. Только мышка Маруська, вредина какая, усомнилась и спросила:

— Бабушка Артемида, ведь дед Миней глухой, он нашей песни не слышит.

— Ему и не надо слышать, — прошуршала Мармеладовна. — Ему надо зевать. Зевота очень заразная, один зевнёт, все следом зазевают, даже когда ничего не слышат и не видят.

— А я не зеваю, — заявила Маруська и сладко зевнула: — А-а-ае-а!..

— Вот так! — подтвердила Мармеладовна. — А-а-ае-а!..

— А-а-аэ-а!.. — раззевался хор.

— А-а-а-ам! — зевнул Миней. — Что-то меня в сон клонит. На минутку прилягу, а чай потом допью.

Миней качнулся в сторону постели, рухнул на неё и захрапел.

— Сыр наш! — воспищали мыши на разные голоса.

— Тише, мыши! — пыталась остудить Артемида Мармеладовна горячие головы, но куда там! Мыши ринулись на сыр. Мармеладовна безнадёжно махнула хвостом и тоже приступила к трапезе.

Славно погуляли мыши этой ночью. Сыр опьянил всех, и даже Мармеладовна, стащившая с бутерброда надкушенный ломтик, не думала ни о чём, кроме праздничного ужина.

Мыши водили хоровод и распевали любимую песню:

Весело было ночью, и никто не думал о том, что наступит утро. Даже мудрая Мармеладовна сидела в своей норе и старалась не думать. У мышей довольно хорошо получается не думать о завтрашнем дне.

Но утро пришло. Миней проснулся и ахнул, взглянув на обеденный стол. Сыра там, конечно, не было, а всякой дряни — полно. Крошки недогрызенного хлеба, клочки обёртки, в которой было масло, какой-то сор — и кто его только натаскал сюда? — и всюду масса мышиных катышков, которые прежде Мармеладовна заставляла убирать.

— Вот не было печали! — воскликнул Миней. — Мыши объявились, да сколько! Не иначе — к войне.

Артемида Мармеладовна тоже понимала, что дело идёт к войне. А прочие мыши радовались и ждали нового сыра. Но вместо сыра их ждал совершенно иной подарок. Вечером Миней полез не в холодильник, где ничего вкусного не осталось, а в кладовку и вынес оттуда странную вещицу. Дощечка, на дощечке — скобка с пружиной, а рядом — проволочный крючок. Всё вместе называется мышеловка, хотя на самом деле это не мышеловка, а мышебойка. Скобку Миней оттянул, закрепил, а на крючок наживил приманку.

Приманка — О! — никаких слов нет, чтобы достойно описать её. Кто-то говорит о бесплатном сыре, но сыр съеден ещё вчера, к тому же, он бывает бесплатным в мышеловке, а в мышебойке насаживается самая соблазнительная вещь на свете, удержаться, учуяв которую, не может ни одна мышь, как бы рассудительна она ни была. Ни ломтик бекона, ни шкурка от копчёного сала, ни засахаренные цукаты не идут в сравнение с приманкой, которую нацепил на крючок дед Миней. Румяная корочка чёрного хлеба, слегка смоченная постным маслом. И не каким-нибудь оливковым, которым только иностранную мышь можно соблазнить, а настоящим, подсолнечным и непременно нерафинированным, пахнущим жареной семечкой и несказанным счастьем.