Но с Андобалом и Мандонием сговариваться Мидесу было особенно трудно. Хитрые, расчетливые, не верящие никому, братья не поддавались внушению. Он и не догадывался, что эти вожди войдут в историю как ненадежные союзники, а попросту – как предатели своих покровителей, которых они регулярно будут менять в зависимости от расстановки сил на политической карте Испании.

Прибыв к илергетам, Мисдес быстро понял сущность новых друзей Карфагена и не стал прибегать к обычной тактике – установлению приятельских отношений, – а сразу перешел к обсуждению цены вопроса. В этом деле он проявил себя как истинный сын своего народа – сказался многолетний торговый опыт его семьи. Илергеты получили все то, чего хотели, но Ганнибалу их жадность обошлась очень недорого.

Вожди не зря набивали себе цену – риск был все-таки слишком велик. Втянуться в войну с турдетанами и их многочисленными союзниками – значило стать извечными врагами всех испанских греков. Да и карфагеняне, как илергеты не без основания подозревали, в случае чего сразу от них отрекутся и, еще того хуже, выступят войной на стороне турдетанов, чтобы не вызывать подозрения у Рима.

Но жадность царственных братьев взяла свое. Соглашение было достигнуто, и стороны пришли к обсуждению деталей.

– Никто среди вашего народа не должен догадаться об истинной цели моего визита, – жестко потребовал Мисдес.

– А что мы скажем совету племени? – недоумевал Мандоний.

– Можете объяснить так: Ганнибал хочет заручиться поддержкой и помощью илергетов в походах против бунтующих карпетанов, и хочет заплатить за это.

– Хорошая мысль! – одобрил Андобал.

– Следующее условие: все участники набега должны после его завершения вступить в армию Ганнибала. – Мисдес не хотел казаться братьям слишком привередливым и добавил: – Они будут не рекрутами, а наемниками, и мы им обязуемся хорошо платить.

– М-да… – задумался Мандоний: ему не хотелось отправлять своих юношей на бойню.

– Это в ваших интересах, – убеждал их Мисдес. – Воины будут под присмотром наших офицеров, и наша с вами тайна – по крайней мере, какое-то время, – тайной и останется.

– Согласен! – Андобал снова был не против доводов карфагенянина, в которых он видел здравый смысл.

– Среди солдат должны быть те, кто знает греческий. – В деталях Мисдес был дотошен.

– То есть вам нужны пятьдесят сыновей наших старейшин?! – не на шутку встревожился более осторожный Мандоний.

– Да, мой брат прав – это сложнее. Одно дело – отправить в набег, а затем и на службу к Ганнибалу несколько десятков простых воинов, и совсем другое – сыновей знатных людей племени. – Андобал задумался, но вскоре оживился: – Ничего, решим! Что дальше?

– Набег должен возглавить надежный человек – ваш родственник.

– Скажи прямо – вам нужен заложник! – возмутился Мандоний.

– Я бы так не сказал, – осторожно заметил Мисдес. – Скорее, необходимо присутствие вашего доверенного лица…

– Это можно назвать как угодно! – бушевал Мандоний. – В случае провала вы убьете его!

– Мы не требуем, чтобы он был вашим кровным родственником, – возразил Мисдес.

– Пусть им будет Биттор, – предложил Андобал. – Будущий зять моего брата. Он помолвлен с его четырнадцатилетней дочерью Верикой.

– Любимой дочерью… – проворчал Мандоний.

– Он доблестный воин, – продолжил царь. – Кроме того, пользуется доверием среди молодежи и хорошо знает греческий.

На том и порешили. Все остались довольны достигнутыми договоренностями – и братья, и Мисдес.

По окончании переговоров по обычаю устроили пир, на который пригласили старейшин племени, знатных воинов и их семьи.

Так как погода позволяла, «праздничный стол» накрыли на улице. Слуги разложили на земле большие куски кожи и выделанные шкуры, расставили по краям низкие деревянные сиденья. Предложенная гостям еда была простой, но в большом количестве: вареная говядина, не нарезанная, а поданная теми большими кусками, которыми варилась в котлах; жареная козлятина; желудевый хлеб; янтарный мед; коровье масло; свежие овощи, дичь на вертелах. Вина было немного, кувшины с ним стояли напротив вождей и Мисдеса. Остальные илергеты пили ячменное пиво, сваренное по старинным рецептам.

Было шумно и весело. Музыканты вовсю дули в свои флейты и трубы. Молодежь водила хороводы, в которые веселая дочь Мандония – Верика вовлекла Мисдеса. Она очаровала его, несмотря на свой юный возраст. Во время пребывания карфагенянина среди илергетов Верика стала его добровольным проводником и показывала ему все, что считала интересным. Она беспрерывно щебетала на греческом, которым владела в совершенстве: три года ей пришлось жить в Эмпориях в качестве заложницы после войны семилетней давности.

Верика была чудо как хороша. Хотя ее красота не созрела полностью, Мисдесу было ясно: она принесет немало горестей окружающим мужчинам. Такой красотой один владеть не должен… Прелестный носик с небольшой горбинкой, пухлые капризные губки, румяные щечки, но главное – глаза, чувственные, чистые, очаровывающие…

В последний день они, непринужденно болтая, медленно брели по дорожке, ведущей в сторону небольшого озера. Мисдес, удачно завершив свою миссию, безмятежно наслаждался спокойным теплым вечером перед завтрашней дорогой и присутствием дочери вождя, такой умной и пригожей.

– Мисдес, – ворковала Верика своим бархатным голоском, – очень жаль, что ты покидаешь нас. Мужчины моего племени такие грубые и невежественные. Я вспоминаю Эмпории: даже у греков не было таких умных, обходительных, и… красивых. – Сделав небольшую, но многозначительную паузу, она томно добавила: – Нет! Очень красивых мужчин!

– Прелестное создание, я боюсь, что нас может услышать твой жених. Тогда я буду очень красивым, но это будет красота мертвого мужчины. – Мисдес засмеялся, показав ровные белые зубы.

Верика остановилась.

– Как ты восхитительно смеешься… Но все же не надо лукавить… Я знаю: ты на самом деле никого не боишься, и уж тем более моего жениха. Отец рассказал мне о твоих подвигах на войне и о том, как ты отменно владеешь мечом.

– А еще, Верика, я хорошо стреляю из лука на полном скаку – меня этому научили нумидийцы, – и разбиваю женские сердца, – шутил Мисдес.

Девушка замерла, вдумываясь в его слова, и внезапно нахмурилась.

– Мое ты уже разбил! – Казалось, еще чуть-чуть, и она расплачется.

Мисдес остановился и нежно погладил Верику по густым великолепным волосам, в которые были вплетены золотистые нити, переливающиеся в последних лучах заходящего солнца.

– Ну что ты, успокойся и снова улыбнись. Я бы мог тебе многое сказать о твоей красоте, о моих чувствах, но не стану – у тебя есть жених; я для тебя слишком стар, и… мое сердце несвободно…

– Тогда расскажи мне о своей жене, – неожиданно попросила Верика.

– Не стоит. Единственное, что скажу: она тоже красива, и мы любим друг друга.

Верика покраснела, и румянец покрыл не только ее щеки. Искорки в глазах девушки сменились на молнии, а капризные губки сжались в тонкую полоску.

– Ну и… пусть! Пусть она любит! – сердито крикнула она, топнув ногой и сжав кулачки. – Я все равно люблю тебя больше!

Широко распахнув глаза, Верика буквально впилась взглядом в его лицо, словно пытаясь запомнить Мисдеса на всю жизнь, потом, повернувшись в сторону селения, быстро побежала, всхлипывая и закрываясь руками.

«Вот и погуляли», – подумал Мисдес. Ему было жаль расставаться с Верикой, но он ничего не мог поделать: она – дочь вождя свободного племени… и они с ней – дети разных, таких непохожих народов. Завтра наступит утро, ему придется покинуть гостеприимных илергетов, может быть – навсегда.

Он остановился, глубоко втянул ноздрями густой вечерний воздух, наслаждаясь ароматом увядающей травы, и медленно пошел в том направлении, куда убежала расстроенная Верика.