Жена была бы жива, не пустила бы, наверное. А так, что Гуннар мог сделать?

Сам в больнице, операция после перелома сложная, реабилитация долгая, все сбережения ушли. Потом жена, словно долг свой выполнив, тихо угасла.

Дочь без работы, кому в поселке русский язык нужен? Как мать схоронила, подалась за лучшей жизнью в Европу.

Он увидел, как Дина положила кипу распечатанных писем на столик, но хозяйка, она же повар, уже принесла заказ. Огромные, воздушные картофельные цеппелины, плавающие в домашней сметане, с зеленью.

Дина попробовала, но блюдо было слишком горячим, и она продолжила рассказ.

- Это благодаря дочерям я Джона встретила. Подарили мне на день рождения ноутбук. У нас как раз интернет в район провели, по оптоволокну, скоростной.

Сколько радости было, по скайпу внуков каждый день видеть, словно они рядом, только за щеки не ущипнуть.

Я письма людям носила, а самой мне писем не приходило, даже электронных. А однажды открываю емайл, мне дочки на бумажке адрес и пароль написали, а тут письмо от него, от Джона. На первое письмо я ответила, что не знаю английский, через переводчик Гугл перевела, отправила. А следующее письмо на русском, правда, на ужасно каком, но понять можно. Писал, что жена не дождалась с войны, променяла на молодого. А дети выросли, и так одиноко. И всю жизнь свою я ему описала, и он мне. И такие слова писать стал, с уважением сначала, а потом и с лаской.

«Ты цветок, ты солнце, самая ты настоящая женщина. Та, что не предаст, и не бросит».

Сколько Тимка гулял от меня, я ни разу ни скандалила, только отдельно стелила. А потом он уже и сам ко мне с лаской не лез. Да и сколько ее было, той ласки. Только на медовый месяц и хватило.

А Джон еще и благотворительностью занимался, то сто долларов попросит, то сто евро. Я дочкам ничего не говорила, сама в город ездила и отправляла.

Видимо, распробовав цеппелины, Дина замолчала.

Хорошо женщинам, можно плакать.

А как плакать, если ты мужчина, а ездишь в город, сдаешь в ломбард золотые мамины часы. Жена все сбережения на его лечение потратила, дочь без работы. А ты большой сильный мужчина, знающий все мели и рыбные места своего моря, сидишь у них на шее.

Где взять слезы, когда не можешь встать, и жена твоя, хрупкая, вечно о чем-то возвышенном мечтающая, пытается судно под тебя подложить. А ты, пытаясь ей помочь, разливаешь все содержимое на постель, и на пол, и ей на туфли.

Он очень хорошо запомнил лакированные туфли, в которых Ильзе приходила к нему в больницу. Бежевые лодочки, он их купил ей на двадцатилетие свадьбы, а уже и двадцать пять на подходе. Не отпраздновали, в них ее и хоронили.

Она молодая веселая была, на разделке рыбы стояла, все в руках у нее горело, ударница, комсомолка.

Он, как с мореходки приехал, так и закружилось у них. Ильзе была маленькая, ростом как Дина, он большой, сильный. Оба такие спокойные, что соседи удивлялись. Словно близнецы, с полуслова друг друга понимали. На все один взгляд, одно мнение. В основном, конечно, жены.

Другие удивлялись, но Гуннара это не раздражало. Когда по полгода в море, то жена такая и нужна, чтоб могла все сама решать.

Жаль только, с сыном не получилось.

Как раз плохо стало и с продуктами, и с лекарствами, а она простыла, не доносила малыша.

Поселок славился рыбаками, даже небольшой консервный заводик был. Но пришли девяностые, началась разруха. Европе их маленький заводик, маленькие шхуны стали не нужны. Шхуны и завод разобрали на металлом. Хотели курорт сделать, но уж очень далеко от и Вильнюса, и от Клайпеды.Так и остались в поселке одни пенсионеры.

Он не очень любил жирную пищу, поэтому цеппелины почти и не ел. А Дина ела с удовольствием, вытирая салфеткой испачканный жиром подбородок.

- Вкусно,- наконец-то она улыбнулась, ее очень красила улыбка. И что Гуннара поразило, ровные белые зубы, что было редкостью для дам такого возраста, особенно небогатых.

Посуду убрали, Дина достала из сумки ноутбук, написала Джону письмо, спрашивая, где его искать.

Джон по почте на связь не выходил и Дина, стараясь не показать своего разочарования, бодро произнесла:

- А пойдемте на море. Что же это я и в море не окунусь?

И, наклонившись к сумке, стала искать в ней купальник.

Потом позвонила дочь и Дина сказала, что все в порядке, они идут купаться на море.

Сумку Гунар договорился оставить в кафе.

День, конечно, был теплый, но это только сегодня, а вчера шел дождь и вода вряд ли прогрелась. На песчаном пляже никого не было, на разрушенном пирсе пенсионеры ловили рыбу.

Но кабинки на берегу стояли и Дина, нырнув в одну из них, стала переодеваться.

Потом вышла, не обращая на Гуннара никакого внимания, и пошла к воде.

Конечно, спортивной ее фигуру назвать было нельзя. Загорелые до черна руки, плечи и спина, и, как у всех работающих в поле или на огороде, белые ноги.

Ноги у женщины были стройными, чуть полноватые, но с узкими щиколотками и небольшими ступнями, которые она ставила на теплый песок гордо и красиво.

"Плывет павою", – отчего-то вспомнилось Гуннару. И сердце вдруг забилось так часто-часто, что пришлось сесть на песок и смотреть вдаль, а не на эти белые ноги.

Плавать Дина не умела. Она ползала по дну, охая и ахая окуналась в воду, резвилась, как ребенок, привлекая внимание рыбаков. Но скоро замерзла и выбралась на берег.

Полотенца не было, Дина надела одежду на мокрое тело и Гунар слышал, как она шепотом ругалась на свою бестолковость и глупость.

Потом они сидели на берегу под зонтом и смотрели, как заканчивается этот удивительный день.

Но романтическое настроение нарушала сама Дина. Вернувшись в кафе, она первым делом включила ноутбук. Там было новое письмо, но, увы, точной копией последнего, с просьбой прислать евро. Дина заметно расстроилась.

- Наверное, надо ехать домой, что-то с городом перепутала. У меня гостевая виза на пять дней, три из них я с простудой, в самолете замерзла, у Марты провалялась, той, что пригласила. Это ее бизнес.

Гуннару ничего не оставалось, как проводить гостью на автостанцию.

- А автобуса сегодня не будет, - огорошили их обоих, - только завтра.

- Гостиница, хостел? – По слогам произнесла растерянная женщина.

- Мотель, но он далеко на трассе, километров двадцать.

- Что же делать? - Дина повернулась к Гуннару. - А Вас нет машины?

Машина была, только мужчина не хотел, чтобы это странная, непредсказуемая, но будоражащая его женщина уезжала.

- Дина, зачем Вам мотель? Я приглашаю вас в гости. У меня двухуровневый дом, со второго этажа видно море и закат. Отдохнете, а завтра я Вас провожу.

Секунду подумав, Дина доверчиво кивнула. Деваться ей все равно было некуда: евро таяли, такси было уже не по карману.

Улица, где стоял дом Гуннара, была ближе к морю, чем к центру поселка. Еще дед его строил этот добротный дом, а сам он в хорошие времена надстроил второй этаж.

Во дворе росли розы и пионы, за ними ухаживала сестра жены, живущая неподалеку.

Гуннар мог бы сделать просто газон, но цветы любила дочь. И он все наделся, что она приедет, ведь ездит же с мужем то в Германию, то во Францию, отчего бы отца не проведать, матери на могилку цветов не принести? Только пока надежды не сбывались.

Он принял прохладный душ, постелил себе на диване и уже собрался почитать «Долгую дорогу в дюнах», но планы нарушила Дина.

- Ой, а Вы телевизор смотреть не будете?

И он, конечно, извинился и пошел на кухню, переодевать пижаму.

- У Вас и русские каналы есть! – восторженно закричала Дина.

- Да у меня спутниковая тарелка, смотрю, что нравится.

Дина выбрала какое-то популярное шоу. Ведущий как раз объявил тему, эксперты и звезды шоу-бизнеса принялись активно обсуждать знакомства в интернете. Особенно всех интересовали заграничные женихи.

В числе приглашенных были две таких же простых женщины, как Дина. Участьу них оказалась незавидная - потерпевшие.

Вот камера взяла крупным планом фотографию в руках ведущего и Дина словно окаменела. С фотографии на нее смотрел Джон, все его благородство оказалось чьей-то злой игрой, простым разводом на деньги.

Шоу закончилось, а Дина все смотрела на экран, будто ждала, когда ведущий радостно сообщит, что все это был просто розыгрыш. И выйдет настоящий Джон - благородный герой из Дининых снов.

Гуннару больно было смотреть на нее, но он не знал, как подступиться. Все слова утешения казались затертыми и глупыми.

- Дина, не расстраивайтесь, утро вечера мудренее.

Женщина горько усмехнулась.

- Да уж, мудрее. Я деньги на карточку в Вильнюсе перевела, мне Марта помогла. А кредит под землю брала. Пятьсот дочки на дорогу подарили, я им сказала, что к однокласснику еду, что он моя первая любовь. Все наврала, все. Господи, да что же я за дура такая? .На старости лет так опростоволосилась!

Не выдержав, женщина расплакалась.

– Зато Вы на шоу не попали, а то бы позор на всю страну. - Протянул ей Гуннар стакан с водой.

- Да чего уж там, - Дина вытерла злые слезы. - Сама себя корить сильнее всех буду.

Женщина ушла наверх и Гуннар слышал, как долго она рвала письма.

Потом зарыдала горько и безутешно, словно стала вдовой.

Скоро все стихло, а он не мог уснуть до рассвета, болела не знавшая целый день покоя нога, ныло сердце.

И было страшно, что завтра все это кончится. Эти глаза напротив, искренние слезы, водопад смоляных волос по ветру. А еще ноги, ее белые ноги.

Под утро он все-таки уснул, а проснулся от шорохов на кухне.

На столе уже стояла сковородка с омлетом, крупно порезанный хлеб в плетенке и почему-то сало, нарезанное тонкими кусочками.

Дина выглядела уставшей, но решительной.

- Сало домашнее, - похвасталась она Гуннару. - Джону проклятущему везла. Садитесь, позавтракаем, да я пойду. Сама дорогу найду, Вы и так вчера со мной намучились, - вынесла приговор Дина.

- Ничего, я отдохнул и провожу. Не возражайте, давайте не будем ссориться.