— Это им убивали турок? — подошел другой мальчик с круглой, как черешня, рыжеволосой головой.

— Ну конечно, — ответила мать. — Писатель же не выдумал это… Помните кинофильм «Козий рог»?

— Помним, помним! — закричали дети в один голос.

— Вот он, уголок народного быта! — воскликнула женщина в клетчатой косынке, осматривая камин. — Он настоящий? — спросила она, и не дожидаясь ответа, наклонилась, чтобы выяснить, есть ли у камина дымоход. — И мы тоже сделаем так у себя дома, только в подвале. Будет очень эффектно… И покроем его целлофаном. Будет очень эффектно! — повторила она, очевидно, разочарованная моим самым обыкновенным, к тому же действующим, камином в золе и саже.

— А тут у вас есть какие-нибудь старинные вещи? — задала вопрос белокурая гимназистка.

— Ну вот, например, — я показал на деревянную табуретку. — И вот! — Я взял деревянную ступку, в которой толкут чеснок. — Этой ступке триста лет! — Я уже почти вжился в роль экскурсовода.

— А откуда вы знаете, что триста лет? — усомнилась смуглая женщина с «конским хвостом».

— Ее исследовали с помощью радия.

Удивление гостей нарастало.

— Трехсотлетняя ступка! — стала ее ощупывать женщина с «конским хвостом», взволнованная тем, что касается такого древнего, можно сказать, исторического предмета. Интерес к писателю возрастал с каждым новым пояснением…

— А он скоро вернется домой, — спросила меня курносая мамаша, — писатель ваш?

— Он возвращается обычно к половине второго, — я глянул на свои часы, сообразив, что сейчас полдвенадцатого и группа вряд ли станет ждать целых два часа.

— Жалко! — вздохнул «конский хвост», выражая общие чувства.

— А кто ему готовит? — неожиданно спросила женщина, которая собиралась делать себе целлофановый камин.

— Я! Я готовлю ему и печатаю на машинке! — Я держался все более храбро и лихо.

— А охрана тут есть? — вдруг спросил руководитель.

— Есть, — соврал я тоже с ходу. — Только с восьми часов вечера.

Если бы я сообщил, что писатель только что получил Нобелевскую премию, это произвело бы на моих гостей меньшее впечатление, чем то, что дача охраняется. Минуту-другую все смотрели на меня с острейшим интересом, перерастающим в нескрываемое уважение и восхищение. Дачи, подобные моей, они, конечно, видели, но охраняемая дача — это уж нечто совсем иное…

Даже сам я, незаметно для себя, ощутил гордость от того, что моя дача охраняется.

После довольно долгой паузы мужчина со свежесрезанной сосновой палкой сказал, но уже с другой ноткой в голосе (мне показалось — ноткой зависти):

— Значит… он тут один?!

Я подтвердил, что один. Осуждающий взгляд блеснул за очками руководителя:

— Так он не женат?

— Женат.

Руководитель помолчал, посмотрел на меня с недоверием и проговорил:

— Но как же жена оставляет его одного? Этого я не могу понять.

— Так от кого же его стеречь? Тут нет женщин, — попытался я рассеять возникшие подозрения.

— А туристки разве сюда не заглядывают? — спросила клетчатая косынка, и глаза под платком лукаво блеснули.

— Они заглядывают, но именно — только заглядывают.

— А сколько ему лет? — вступила в разговор женщина с прямыми волосами и строгим лицом учительницы.

— Около пятидесяти, — скинул я лет пять с истинного возраста писателя.

— Так он же совсем еще молодой! — воскликнула женщина, которая раньше заступилась за писателя, заявив, что икона — это произведение искусства.

— Ну да! Конечно, молодой! — произнес самый старший мужчина в группе, до сих пор молчавший, и пригладил свои поседевшие, но все еще вьющиеся волосы.

— Красивое место! — вздохнул руководитель, поглядев вниз, на лужайку. (Мы уже вышли во двор, и группа осматривала окрестность.) — А почему бы нам не сняться здесь? Становитесь, товарищи! — помахал он рукой, влез на каменную ограду и еще раз помахал: — Поплотнее, товарищи, и побыстрей!

Группа выстроилась во дворе, как обычно выстраиваются люди, чтобы сфотографироваться: передние спокойно смотрят в аппарат, а задние вытягивают шеи, чтобы на снимке вышли хотя бы головы.

— Товарищ сторож! Войдите, пожалуйста, в кадр… Да, да, вы тоже, — пригласил меня руководитель.

— А можно мне взять фуражку? — попросил я, подумав, что солнце будет бить мне в глаза и лицо сморщится.

Я надел свою морскую фуражку и встал на правом фланге.

— Присядьте, пожалуйста, на корточки, — попросил фотограф.

Я присел на корточки перед двумя мальчуганами.

— Это ваша форма? — спросила меня белокурая девочка, заинтересовавшись моей морской фуражкой.

— Да, это моя форма.

— А китель где?

— Китель я отдал погладить.

Команда «Внимание». Аппарат щелкнул. Люди зашевелились.

— Ну, теперь пошли! — скомандовал руководитель.

— А он по какой дороге возвращается? — подошел ко мне «конский хвост».

— Вот по этой… — объяснил я, показывая на дорогу к турбазе.

— А мы можем его встретить?

— Навряд ли, — попытался я сказать правду, но, заметив разочарование на лице молодой женщины, поправился: — Впрочем, это вполне возможно, если не будете сворачивать с дороги…

— Вот с этой? — захотела увериться женщина.

— Да, с этой самой!

Экскурсанты тронулись в путь. Белокурая девочка оглянулась:

— А как же мы его узнаем?

— Он голый до пояса… В соломенной шляпе…

— Вот бы встретить его! — оживилась учительница со строгим лицом, что заставило самого старшего в группе посмотреть на нее чуть ли не с ревностью.

— Это будет блеск, — сказала гимназистка из Ямбола («Ямбол» было написано на ее нарукавной нашивке).

— Я его сфотографирую, — заявил руководитель с аппаратом. — Да, а у вас тут нет книги для посетителей, чтобы мы расписались? — вдруг вспомнил он.

— Книги нет. Но я ему скажу, чтобы он завел…

— А он женат? — спросила женщина в клетчатой косынке, когда была уже посередине наружной лестницы.

— Я же вам говорил — женат.

— А жена его — артистка? — спросила гимназистка из Ямбола, убежденная, что писатель должен быть женат только на артистке.

Я не решился возражать. Сказал просто, что не знаю точно, кто его жена.

— Но артистки здесь бывают? — тихо спросил меня руководитель.

Я кивнул утвердительно, взглядом давая ему понять, что мне не очень удобно касаться этого вопроса.

Руководитель кивнул в ответ, — дескать, понял, — и подмигнул, очень довольный тем, что получил ожидаемую информацию.

Смуглая молодая женщина, которая стала невольной свидетельницей нашего молчаливого разговора, покраснела.

— Извините, — обратилась она ко мне, немножко отстав от остальных, — вы не уточните все же, как он выглядит?

— Приблизительно как я… Нет, нет, намного выше… — поправился я, прочтя в ее глазах легкое разочарование.

— А глаза какие?

— Голубые, — решительно заявил я, уверенный, что это придется ей по вкусу, и не ошибся: она так покраснела, как будто голубоглазый писатель уже стоял перед ней…

— Благодарю вас… Спасибо…

— До свидания, товарищ сторож! — воскликнули несколько человек, когда были уже за калиткой. — Скажите писателю, что приходила группа его читателей…

— Хорошо, скажу… А вы мне пришлете фотографию? — спросил я.

— Обязательно. И когда пришлем, покажите ее писателю, — прокричал руководитель группы и повел свою пеструю команду по дороге к турбазе.

На повороте они помахали мне и скрылись из виду. Какое счастье, что писатель оказался на прогулке!.. Ах, какое счастье — и для него, и для них!

Перевод В. Викторова.

КОЛЮЧАЯ РОЗА

Перевод Л. Лерер-Баша.