Каменную стенку клали двое — Мите и Ваню. Оба примерно одного возраста. У Мите — густая, поседевшая шевелюра, у Ваню — редкие рыжеватые пряди. Ваню мастер, а Мите подносит раствор и учится класть камень.

— Камень должен лечь, он не может сидеть на корточках. Сто лет на корточках — попробуй посиди, — говорит Ваню.

— Скажешь тоже… сто лет! — удивляется Мите.

— На хорошем растворе и больше может выдержать. Стены Асеновой крепости видел? Знаешь, сколько им лет? Несколько сотен. Раствор говорит камню: «Ты продержись десять лет, остальная тысяча — мое дело!» Поэтому раствор нечего жалеть! — Ваню выливает на стенку ведро раствора, разравнивает его, прилаживает и наклоняется, чтобы выбрать очередной «угловой» камень. Ищет долго, взвешивает, наконец, выбирает один и кладет на место. Потом без всякой надобности ударяет по нему три-четыре раза молотком, как бы приколачивая его.

— Земле за стеной спокойно. В том и вся польза от стены, — говорит Ваню, пристраивая следующий камень. — Потому и называют ее «подпорная стенка». Она землю подпирает. Укрепляет ее. Потому и надо стенку чуть под наклоном ставить. Давай раствор! — обрывает мастер свои наставления и берет один, словно заранее подобранный камень.

— Этот как будто сам тебе в руки пошел, — восхищается Мите и подает раствор лопатой.

— Так и надо, чтобы они сами в руки шли… Тогда только и можешь мастером зваться, — продолжает свои наставления Ваню. — Мой мастер, когда учил меня, не давал мне молотка. «Понимать, говорит, камни надо.. Нечего по ним стучать и ломать их. Каждый камень на что-нибудь годится, вся хитрость в том, чтоб ему место найти…» Так говорил мне мастер. И молотка не давал. А когда в руках нет молотка, что будешь делать? Стараешься получше смотреть и прикидываешь, какой камень куда класть. Без молотка глаз работать привыкает. С молотком каждый дурак сумеет: бах-трах, слева-направо, и никогда не знаешь, подправишь камень или расколешь… К тому же, когда колотишь, силу тратишь… Вот так… Три года мне мой мастер молотка не давал. Потому и я тебе говорю: обходись без молотка!.. А сейчас давай за раствором! — приказал Ваню глазевшему на него Мите.

Мите двинулся своей медвежьей походкой. Ваню достал отвес из разбухшего от всякой всячины кармана брюк, проверил только что положенный камень и сунул отвес обратно в карман.

— Глаз глазом, а вот эта штука вернее глаза служит, — говорит Ваню, больше для самого себя, и вдруг, заметив мое присутствие, обращается ко мне: — Так я говорю, шеф?

— Так, — соглашаюсь я и поглядываю на спадающие Ванювы брюки, — чего себе подтяжки не купишь?

— А где ты видал каменщика в подтяжках? — смотрит на меня Ваню. Один его глаз прикрыт, другой смеется, и сам он готов фыркнуть. — Для чего же мне эти ляжки, — похлопывает он себя по бедрам, — если они пару штанов удержать не могут? Раствор! — вдруг кричит он, заметив, что Мите собирается закурить.

— Работаешь, так нечего курить! — сердится Ваню, когда Мите подходит с полными ведрами.

— Почему это нечего? — возражает Мите.

— Стену мне закоптишь! Почему! Лей раствор! — прекращает Ваню спор и продолжает укладывать камни.

Пока он работает, я задумываюсь над его словами. Где ни копнешь вокруг нашего села, всюду натыкаешься на стенки. Поля наши — на крутых склонах, слой почвы тонкий, дожди легко смывают ее, по этой причине наш горный житель и подпирает да подгораживает свои поля, чтобы почва держалась. Поэтому склонность к ремеслу каменщика — в крови каждого ребенка, родившегося в горах. Вот и Ваню — крепкий, здоровый мужичище — может получить куда более выгодную работу в бригаде бетонщиков, но он предпочитает класть стенки и радоваться им. А радуется он, как дитя: отойдет немного от стенки, полюбуется ею, вернется, постучит по какому-нибудь упрямо торчащему камешку и снова отойдет. Лицо его сияет, морщинки разглаживаются, и он выглядит удивительно помолодевшим. Потом наберет новых камней, уложит их в ряд, посмотрит издали, как они друг за дружку держатся, и снова подойдет, подправит.

— Чего ты их щупаешь? И так хорошо лежат! — вмешивается Мите, ему хочется немного позлить мастера, но Ваню продолжает работать спокойно, сосредоточенно.

— У каждого камня, друг любезный, есть лицо и задница, — обращается он снова к Мите, уложив очередной камень и по привычке пристукнув его молотком. — А ты, коли не можешь различить, где лицо, где задница, лучше помолчал бы! Камень всегда надо класть так, чтоб он лицом на тебя смотрел. Если ты, конечно, мастер. А если нет — можешь класть как тебе заблагорассудится, — добавляет ласково Ваню, вынимает отвес и начинает тщательно проверять, хорошо ли лег камень.

Мите гасит цигарку и начинает таскать камни, стараясь брать те, что получше. Он молчит — это означает, что он сердится. А Ваню укладывает камень за камнем, замазывает щели раствором, заполняет дыры мелкими осколками, и взъерошенная деревенская стена все выше поднимается на крепком своем фундаменте, слегка наклоняясь к яру, который ей нужно будет подпирать ближайшие сто лет.

Проверив отвесом, как лежит последний камень, Ваню отходит на два шага назад, чтобы оценить свою работу. Опустив широкие, потрескавшиеся руки, забыв о спадающих штанах, он стоит, словно выросший из земли, плотный и грубый, как она сама. Минуту-другую он любуется своей постройкой, но, вспомнив, что он не один, снова кричит Мите:

— Давай раствор!

Перевод В. Викторова.

ПРОЩАЙ, ЧЕЧЕВИЦА

Славная штука, эта чечевица! Не случайно библейский Исав в свое время продал право первородства брату своему Иакову за чечевичную похлебку. Из чечевицы делается знаменитая похлебка — одно из любимейших и вкуснейших блюд болгарского стола. Плохо только, что это драгоценное растение, известное еще с библейских времен, начинает исчезать. Не растет чечевица на наших полях.

Отчего бы? Почему она исчезает?

Одни говорят, что поля сильно загрязнены минеральными удобрениями. Другие считают, что в последнее время расплодилось очень много сорняков. По мнению третьих, климат сейчас для чечевицы неподходящий. Оказывается, в ее мелких простодушных зернышках кроется особая нежность, не свойственная другим семенам, и в этой повышенной чувствительности, по-видимому, причина их слабости. А может быть, чечевице вредны минеральные удобрения? Может быть, это космические силы объединились, чтобы ее уничтожить? Или в борьбе с сорняками нежная, домашнего воспитания чечевица отступает, подобно тому, как сосна отступает перед буком?

Возможно также, что повышенное содержание углекислого газа в воздухе убивает не приспособленную к загрязненной атмосфере чечевицу. Не исключено, что проницаемость озонной оболочки в стратосфере после атомных взрывов изменилась не в пользу чечевицы. Или на нее неблагоприятно влияют солнечные пятна.

Да и технический прогресс обесценивает чечевицу: освобожденные от физического труда люди перестают двигаться, полнеют. Впервые в истории нашего поджарого народа возникла проблема похудания, и в связи с этим бобовые растения стали, как говорится, непопулярными. Можно еще добавить, что наши растревоженные стрессами желудки уже не переносят ни чечевицы, ни фасоли. И сверх того, чечевица стала невыгодной экономически: к ней пока что нельзя применить механизацию (не изобретены еще чечевичные комбайны), а для ручной обработки ее на селе уже нет людей.

Проигрывает чечевица и в соревновании с вермишелью, из которой делают современные супы.

И наконец, питаться чечевицей в наше время просто не модно. На вопрос: «Что ты ел?» человек предпочитает ответить: «шницель натуральный», «котлету по-киевски» или «медальон с грибами», а не «чечевичную похлебку». Короче говоря, чечевица морально устарела. А это означает, что, будь на ее стороне даже все космические силы, включая и солнечные пятна, она исчезнет с лица земли, как исчезли, например, белоголовые орлы.