- Зося, не мучьте себя. Я сейчас иду к вам, и вы доймете, что я хочу добра и берегу вас… Я приду тем ходом, которым вы уводили меня… - с трудом произнес я.

В трубку ничего не ответили, только секунду-другую я слышал взволнованное дыхание девушки, потом трубка мягко и без стука опустилась на аппарат.

- Идите, Александр Петрович, будьте сдержанны и спокойны, - сказал генерал, ласково погладив меня по руке. - Я буду вас ждать, не заставьте меня беспокоиться… И помните, берегите Зосю. Для нее наступают самые серьезные дни.

Он крепко пожал мне руку. Я благодарно кивнул ему головой и быстро сбежал во двор, оставив генерала и Сеосва в азиатской части занимаемого нами дома.

Было уже довольно темно. Чтобы за мною не увязался какой-нибудь дежурный шпик из банды Сайкса, я вышел через садовую калитку. Идя по теневой стороне улицы, я свернул в аллею и, пройдя шагов сорок, вдруг вошел в тесно сросшиеся кусты. Прошло минуты три. Никого не было. Я уже хотел вылезти из кустов, как вдруг услышал торопливые шаги и чей-то возбужденный шепот. Я затаил дыхание и приник к ветвям…

- По-моему, это был он, - сказал чей-то голос, и мимо меня в темноте аллеи промелькнули два бегущих человека.

- А не ошибаешься?.. - донеслось до меня. Я недвижно сидел между кустов, проклиная моих неудачливых филеров за эту неожиданную задержку. Прошло еще минуты две, и я снова услышал шаги с той стороны, куда пронеслись мои преследователи. На этот раз шаги были спокойней, и голоса людей звучали иначе, чем две минуты назад.

- Я же говорил тебе, что ты ошибся. Никуда они в это время не ходят, да еще из этой калитки и пешком… Что, у них своей машины нет, что ли?

- Уж очень похоже показалось… - смущенно ответил второй. Оба говорили по-персидски, но с южным, похожим на афганский, акцентом. Они прошли мимо меня, причем один из них впопыхах чуть не налетел на куст, под которым сидел я.

- Ну и темень!.. Глаз можно выколоть, как в лесу… - пробормотал он.

- Вот почему тебе и померещилось бог знает что, - ответил другой.

Их шаги затихли, и в аллее снова воцарилась тишина. Переждав несколько минут, я выполз из-под своего укрытия и, разминая затекшие члены, пригибаясь к деревьям и кустам, выбрался в боковой переулок, по которому вышел к Тавризской улице. Сев в проходящее такси, я велел везти себя к Майдану, оттуда переулками вышел к углу улицы, где жила Эвелина Барк, и увидел маленький домик, о котором говорил Сеоев. Пройдя грязный слабо освещенный двор, я вошел в соседний сад и, стараясь не попасть в полосы света, падавшие из окна, добрался до дома мистрис Барк. Впереди, под спетом ослепительно горевших электрических фонарей, были видны пешеходы. У подъезда горячо жестикулировал в своей опереточной форме швейцар, убеждая в чем-то одетого в передник и белый колпак кухонного слугу. Блеснув фарами, прогудела машина за оградой, вдоль двора прошла женщина с ребенком… Вот и черный ход. Я проскользнул в полуоткрытые двери и, держась за перила, сделал один-два шага, как кто-то схватил меня за руку, и я услышал тихий, умоляющий голос Зоси:

- Как вы решились?.. Неужели вы не понимаете, что я не хочу быть игрушкой в ваших отношениях с другими?

- Зося! - прервал я ее. - Дайте только объяснить вам всю подлую интригу вашей хозяйки, и вы через минуту поймете…

- Нет, нет! Я боюсь ваших слов. Вы заговорите ими меня…

- Разве вы не почувствуете лжи, если она будет у меня? Всем сердцем, всей душой вы заметите ее, но я чист перед вами, Зося.

- Хорошо, но не здесь… тут опасно… идемте ко мне. Госпожи Барк нет дома… Она вернется к одиннадцати часам. Идемте, но только на пять минут, не больше, - несвязно шепча эти слова, она тянула меня за собой. - Идите и помните, что у вас всего пять минут…

- О, мне довольно и двух, - сказал я, входя в маленькую, скромно убранную комнату.

Столик, два стула, обитый ситцем диванчик, маленький ковер на полу, зеркало и довольно высокая цветная ширма с аистами, за нею кровать - вот все убранство, которое было здесь, если не считать католического распятия да нескольких фотографий на стенах. Окно во двор было полуоткрыто, и ночной ветерок пробегал по комнате.

- Зосенька, затяните шторою окно, - сказал я.

Девушка взглянула на меня, потом утвердительно кивнула и закрыла штору.

- Далеко комната госпожи Барк?

- Нет, она рядом… За стеной кабинет, дальше спальня, в которой вы так успешно лечили ее, и затем гостиная, - зло сказала Зося. - Но зачем вам знать расположение нашей квартиры?

- Может пригодиться, девочка, а теперь слушайте и, если вы заметите хоть один звук фальши, хоть одно слово лжи, прервите меня, и я сейчас же уйду отсюда.

И я стал рассказывать ей обо всем, что случилось, - о внезапной головной боли мистрис Барк, ее просьбе проводить домой, о сердечном припадке и о неожиданном появлении Зоси в ту самую минуту, когда ее госпожа так эффектно упала на софу, схватив меня в свои объятия.

По все время менявшемуся лицу Зоси я видел, что мой взволнованный рассказ убедил ее. Недоверчивое, оскорбленное выражение сошло с него. Когда же я сказал ей о том, что госпожа Барк дважды звала ее, Зося вспыхнула, ее ясные, голубые глаза позеленели.

- Ах, какая же она дрянь, пан полковник! - кусая губы, сказала она. - Сейчас я вам верю… я чувствую, что вы говорите правду… Ведь это же она сама приказала мне не торопиться и прийти ровно в три часа. Теперь я понимаю все… ведь я была здесь, в этой самой комнате, когда раздался звонок.

- Какой звонок? - спросил я.

- Ах, да вы же ничего не знаете, - перебила меня Зося, - ведь у нее в комнате несколько тайных звонков: и ко мне, и к швейцару, и вниз к дежурному сторожу, и, может быть, еще куда-нибудь… Тот звонок, по которому она звонила мне, это просто кнопка у ее кровати. Она нажимает ее, звонка не слышно нигде, кроме моей комнаты, и я сейчас же спешу к ней… Вы понимаете теперь, в чем дело?

- Понимаю!.. Теперь понимаю и то, зачем она дважды спрашивала меня, который час. Однако и подленькая у вас госпожа, моя Зося.

Девушка что-то хотела сказать, но только вздохнула.

- Зося, помните, что все, что говорит и делает она, направлено против меня…

- Я знаю это, - тихо сказала Зося. - Я даже хотела сказать вам, что госпожа Янковецкая совсем не «Янковецкая», а Генриэтта Локк, приятельница госпожи Барк, но мне приказано звать ее по-новому.

- Спасибо, Зосенька, это очень важная новость. Итак, пусть ничто не тревожит и не омрачает нашей дружбы, никакой подвох или провокация. Послезавтра вечером Ян будет у меня.

Пока я говорил, пальцы Зоси быстро перебирали кружева передника, а при последних словах они бессильно упали на колени. Девушка сделала движение ко мне.

- Это… правда?

- Да, послезавтра в десять часов вечера он будет у меня.

- Он знает, что я здесь?

- Нет.

- Боже, Янусь… единственное, что осталось у меня от детства и радостей семьи… Он здоров?

- Вполне! Он честный и хороший малый, ваш Ян.

- О да! Ян - замечательный человек, - радостно подтвердила Зося. - Он на четыре года старше меня, но я никогда не замечала этого. Он так заботился обо мне и маме. Он заменил мне рано умершего отца.

- Зося, кем был ваш отец?

- Учителем английского языка в гимназии. Папа был честный, прямой и очень неудачливый человек. Он не любил лжи и ненавидел холопство и поэтому…

- …и поэтому его часто увольняли и вам трудно было существовать?

Она молча кивнула и, продолжая думать о брате, сказала:

- В жизни много непонятного, и потому она так интересна. Янусь, наверное, не поверит даже, что я тут. Вы, ради бога, подготовьте его к этому… не говорите ему сразу.

- От радости не умирают, Зосенька.

Она бросила на меня благодарный взгляд, тот самый, быстрый, искоса брошенный взгляд, который я так любил.

- А когда же я увижу его?