- Фальшивку? - негодующе закричала она.

- Конечно! Я сейчас докажу это. Только минуточку спокойствия, - и, достав из кармана гимнастерки свою записную книжку, я заглянул в нее, будто бы ища что-то, на самом же деле я с мучительным усилием напрягал память, чтобы вспомнить подробнее о Яне Кружельнике, о котором уже дважды писал Аркатов. Передо мною, как на бумаге, всплыло все то, что сообщал капитан:

- …Рядовой Ян Кружельник из дивизии имени Тадеуша Костюшко, - медленно проговорил я, будто бы читая. Девушка схватилась за сердце и побелела. - Шофер-механик дивизионной автобазы…

- То есть… то есть правда… - мешая и польские, и английские слова, заговорила она. - Янусь действительно учился шоферскому делу…

- …Уроженец города Варшавы, улица… - я сделал вид, будто не разбираю написанного и, поднеся к глазам книжку, глянул на Зосю.

- …улица Яна Собесского, дом двадцать девять, - побелевшими губами подсказала она.

- Точно! Адрес правильный, - сказал я и, закрыв книжку, положил ее обратно в карман.

- Ну! - с отчаянием закричала она.

- Что, ну? Все в порядке!

- Еще глумитесь!.. Теперь я окончательно убеждена, что вы убили…

- Спокойствие, Зосенька. Вы убеждены, что это письмо не фальшивка и что я убил вашего брата?

- Да, да, да! - страстно и убежденно сказала она. - Вы, именно вы убили его.

- А что, если недели через две, самое большее через три, я докажу вам, что все это ложь и что вас обманывают с очень грязной и преступной целью?

- Вы не можете доказать этого!

- Могу!

- Каким образом?

- Ваш брат, Ян Кружельник, живой и невредимый, будет разговаривать с вами и скажет вам, кто и зачем создал всю эту отвратительную провокацию.

Зося отшатнулась.

- Вы… вы лжете!.. Он мертв!..

- Он так же жив, как и вы! Хотите, я устрою вам свидание с ним, как только это можно будет сделать?

- Гос-поди!.. Езус-Мария!.. Хочу ли я? Да если это правда!.. Если брат жив… пан полковник!.. но нет, нет, я не верю вам, вы обманываете меня… Ведь это письмо, я наверное знаю, пришло оттуда…

- Спрячьте это письмо, оно действительно пришло оттуда, но я знаю, кто привез и передал его вам… Это тот самый маленький подозрительный полковник, который приехал к госпоже Барк и из-за которого вы увели меня черным ходом… правда?

Зося посмотрела на меня отчаянным, умоляющим, растерянным взглядом и тихо сказала:

- Да!

- Вот видите, а Юльский, который пишет вам это письмо, шпион, убийца и преступник, связанный одной веревочкой с этим самым Сайксом. И то, что я говорю вам, через несколько дней подтвердит вам ваш брат, честный и действительно мужественный патриот Кружельник. А теперь, Зося, дайте мне честное слово, что то, о чем мы сейчас говорили, останется между нами. Вашей госпоже вы можете сказать, что я ухаживаю за вами, влюблен, словом, все, что угодно, только помните, если вы действительно любите брата, любите Польшу, то ни-че-го, ни-ко-му не говорите о нашем разговоре. Если же проговоритесь, то погубите себя и никогда не увидите Яна.

- Я… я вам не верю… Но, ах, боже мой, как хочу верить! - со стоном проговорила Зося, и на ее глаза снова набежали слезы.

- Надейтесь и верьте. Через недели две вы увидите брата, - сказал я и тихо, очень бережно поцеловал ее в лоб. Я сам не знаю, как это случилось. Еще мгновенье назад я и не думал об этом. Зося вздрогнула, хотела отшатнуться, но, вдруг взглянув мне прямо в глаза, сказала тихо и проникновенно:

- Пан полковник… Не обманите меня… У меня и так нет радости в жизни.

- Зосенька, все то, что я сказал, - правда, а теперь - ваше слово.

- Клянусь моею и Янека жизнями, клянусь счастьем отчизны, что буду ждать, буду молчать и буду верить вам в ожидании моего брата! - И она тихо опустила голову, так близко к моей груди, что я почувствовал ее волосы на своей щеке. Я поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал ее нежные, красивые пальцы.

Занятая своими мыслями, она даже и не заметила этого.

- Ох, пан полковник, если… если это все правда… я смогу сделать вам большое полезное дело, но если вы меня обманываете и думаете посмеяться над одинокой, несчастной девчонкой, то… - она побледнела.

- Молчите, молчите, Зосенька! Ни звука. Когда вы увидите брата, вот тогда и поговорим об этом. А теперь идемте в парк. Сделайте веселый, кокетливый вид, чтобы никто не мог заподозрить, о чем мы говорили. На этих днях я скажу, когда вы увидите вашего брата. - Она отодвинулась, пристально, не спуская глаз, глядя на меня, затем вздохнула, отерла набежавшую слезу, и мы тихо направились вперед.

- Может быть, вы поспешили? - сказал генерал, выслушав мой рассказ о свидании с Зосей.

- С тем, что сообщил о ее брате? - спросил я.

- Нет, с тем, что пообещали показать его. Я не уверен, что это легко будет сделать.

- Но это необходимо.

- Идите-ка пока к себе, Александр Петрович, займитесь своими делами, а я подумаю… поразмыслю, - медленно проговорил генерал, и по его голосу было заметно, что он очень озабочен моим обещанием. Чувствовалось, что он уже начал «размышлять», и мое присутствие только мешает ему.

Работать мне не хотелось, слишком уж было остро и неожиданно бурное, взволнованное объяснение с Зосей. Я просто не мог бы сейчас сосредоточиться. Мне надо было успокоиться и собраться с мыслями. Выйдя в сад и сев в тени большого каштана, я стал рассеянно наблюдать за воробьями, гомонившими вокруг.

Наша работа уже подходила к концу. Подготовительные мероприятия заканчивались. Вся северная часть дороги охранялась нами, наши коменданты и части занимали зону. Возможно, что вскоре мы должны будем вернуться назад. Тут я поймал себя на мысли, что было бы нелегко расстаться с Зосей. Девушка начинала очень нравиться мне. «Вот тебе и концовка «дела о привидениях», - невесело улыбнулся я.

Ничего не надумав, я пошел к себе, прилег на софу и крепко заснул.

Часа в четыре ко мне вошел генерал.

- Извините, что разбудил вас. Как спалось, Александр Петрович? - спросил он, усаживаясь возле стола с микрофоном.

- Плохо… Духота и эти проклятые мошки, а днем… - начал было я.

- А днем Зося и ее хозяйка не дают спать. Ну, ладно, не хмурьтесь, взгляните-ка лучше, что я получил сегодня с утренней почтой. Прелюбопытное письмо издалека…

- Из Москвы? - быстро спросил я.

- Да, исключительного значения и секретности. Вам небезынтересно было бы познакомиться с ним, - протягивая мне бумагу, сказал генерал.

Я сел в уголок и, не отрываясь, дважды прочел его про себя.

Из авторитетных органов сообщали, что на Востоке действительно существует журналистка Эвелина Барк, бесцветно, много и сентиментально пишущая об Ираке и Иране. Однако было интересно также и то, что под псевдонимом «Ирандуст» и «Ориенталия» она до 1939 года работала в непосредственной близости к известному разведчику Чарльзу Клейтону, а с мая 1939 года перешла на «работу» в Разведбюро «Азия-ОС-4», и тут уже ее сводки, доклады и записки решительно отличались от той безобидной псевдо-экзотической чепухи, которую обильно печатала журналистка Барк.

Информационная и деловая переписка разведчицы «Ирандуст», «Ориенталии» была точной, деловой, похожей на боевые отчеты с фронта и уж, конечно, ничем не напоминала слащавое дамское рукоделие Эвелины Барк. Это была ловкая и умная завеса, совершенно укутавшая в своем дыме истинное лицо разведчицы, высоко ценимой разведками двух стран.

Очень, очень немногие из руководителей политики этих стран знали о том, что кокетливая, веселая, несколько легкомысленная журналистка Эвелина Барк одновременно была «Ирандустом» для одних и «Ориенталией» для других и что ее скупые донесения ценились на вес золота и высоко подняли авторитет «женщины Лоуренс», как в похвалу называли ее заинтересованные лица.

- Ну-с, как вам нравится это известие? - спросил генерал, когда я, наконец, оторвался от бумаги.

- Не документ, а разорвавшаяся бомба! - ответил я громко, стараясь, чтобы в микрофоне был явственней слышен мой голос.