Автомобиль с дамами поехал направо, а я, оставшись один и отойдя довольно далеко от дома мистрис Барк, достал записку Зоси.
Неровным, торопливым почерком было нацарапано несколько слов: «Завтра, в половине 12-го, в парке Зилли-Эс-Салтанэ, в левой аллее возле малого фонтана».
Написано было по-английски, без единой помарки. Я дважды перечел записку и, подозвав «дрожке», поехал домой.
Первым, кто встретил меня, был генерал. Он стоял у письменного стола и, указывая на запрятанный микрофон, громко сказал:
- Наконец-то! Знаете, что натворил ваш обожаемый Сеоев? - Он сделал паузу: - Избил до полусмерти какого-то фокусника или акробата… Хорошо не знаю, словом, набезобразил… Сейчас мне звонили из полицейского участка, он находится там. Я просил как-нибудь замять это глупое, скандальное дело, а сержанта направить ко мне.
- Какого фокусника? - переводя дыхание, спросил я.
- Черт его знает! Какого-то Ко или Го… Жу… цина, - предостерегающе размахивая пальцем, безразличным голосом сказал генерал.
- Го Жу-цина? Вот здорово! Это того самого, к которому мы сегодня должны были ехать. Теперь я понимаю, почему он так внезапно отменил свой сеанс! - сказал я смеясь.
- Что тут смешного? - сердито оборвал меня генерал, кивая в сторону микрофона. - Это безобразие ложится пятном на нас. Я вас прошу, Александр Петрович, - холодно продолжал он, - разберитесь немедленно в этом деле и накажите Сеоева…
- А если он не виноват?
- Что значит не виноват? Что бы там ни было, глупая ссора или пьяная драка, я не знаю, что там произошло, но такое безобразие безнаказанным оставлять нельзя. Если надо, то откомандируйте его обратно в часть, а взамен потребуйте более дисциплинированного солдата.
- Слушаю-с, товарищ генерал, - деревянным голосом сказал я.
- А теперь, - переходя на прежний тон и лукаво подмигивая мне, продолжал генерал, - не завидую я этому фокуснику, которого отделал наш медведь.
- Боюсь, что после лап этого великана бедняга Го Жу-цин не скоро начнет свои сеансы, - сказал я.
- Я вас понимаю, но ничего… Вы сможете и под другим предлогом повидаться с вашей журналисткой. Ведь признайтесь, что вас огорчила не затрещина, полученная фокусником, а неудачное свидание с мистрис Барк? Кстати, видели вы Генриэтту Янковецкую?
- Видел. Очень приятная дама. Но этот окаянный сержант со своей затрещиной помешал нашей дальнейшей беседе. Сеанс у Го Жу-цина не состоялся, а поехать в «Пель-Мель», куда меня приглашали, я не захотел.
- И хорошо сделали. Подальше от таких подозрительных мест. А теперь позвоните, пожалуйста, вот по этому телефону в полицейский участок, вызовите раис-назмие - капитана полиции Боруги и попросите его прислать к вам Сеоева… Ну, и, конечно, помня о местных традициях и нравах, намекните ему о хорошем «бакшише».
- Сейчас сделаю, - сказал я и, записав номер телефона, позвонил в полицейский участок.
Спустя сорок минут Сеоев в сопровождении добродушного ажана входил ко мне. Ажан сдал задержанного сержанта и очень довольный «бакшишем» отправился назад, позванивая серебряными риалами, полученными от меня. Великан-сержант, вытянувшись во фронт, стоял у стола, ожидая моих расспросов. Но я молча и выразительно показал ему на микрофон и затем в сторону сада. Сержант понимающе закивал и, осторожно ступая на носки, вышел в сад. Я оглядел его широченные плечи и огромные, величиной с хороший кочан, кулаки и невольно улыбнулся.
Заперев кабинет, я прошел в сад.
- Товарищ полковник, разве вы не получили через дежурного мою записку? - спросил Сеоев, поджидавший меня возле фонтана.
- Получил, но очень поздно и, откровенно говоря, не понял, куда вы отправились, - ответил я, подходя к азиатской половине дома Таги-Заде.
Завидя нас, генерал, отложив в сторону бумаги, сухо сказал:
- Доложите, сержант, что произошло у вас с фокусником Го Жу-цином и почему вас задержала полиция?
Так как рассказ сержанта длился очень долго и ему было задано много вопросов, не имеющих прямого отношения к Го Жу-цину, я расскажу о том, что произошло за эти дни с нашим симпатичным, но неудачливым героем.
За день до описываемых событий Сеоев, выйдя на улицу, встретил возле киоска с водами старого знакомого шофера Али, некогда работавшего вместе с ним в «Ирантрансе». Приятели выпили пива и дошли до гостиницы «Отель де Пари», возле которой находился гараж, где работал Али.
- Как идет жизнь, много ли зарабатываешь? - спросил сержант, глядя на поношенную одежду приятеля.
- У нашего хозяина много не заработаешь. Из всех тегеранских собак это самая скупая и бессовестная, - сплевывая на землю, сказал шофер. - С радостью ушел бы, да некуда. Все хорошие места заняты, а то разве я стал бы работать у Таги-Заде…
Сеоев насторожился. Фамилия владельца гаража была знакома ему. Ведь это был хозяин того дома, в котором жил он и его начальство.
- А что, жаден? - спросил он.
Али огляделся по сторонам и тихо сказал:
- Подавится он когда-нибудь крохами, которые ворует у нас! За малейшую провинность - штраф, за опоздание - потеря места, сколько бы ни привез выручки, хоть целый мешок риалов, - ни одного шая не получишь в награду от этого скряги… А к тому же… - Тут он совсем шепотом сказал: - Вся полиция у него в руках.
- Это почему же? - еще тише поинтересовался Сеоев.
- Очень просто. Все же знают, что он был связан с немцами и получал деньги от них. Ты посмотри на наши такси, все марки «Оппель» и «Ганомак»!.. Ему в свое время шестьдесят штук немцы бесплатно прислали из Берлина, ну, а кому не понятно, что такие подарки даром никто делать не станет.
- Но ведь немцы бежали…
- Ну и что же? - усмехнулся Али. - Немцы бежали, американцы пришли, а Таги-Заде остался. Он теперь служит новым хозяевам не хуже, чем прежним. Ты бы поглядел, как он паясничает и кувыркается перед ними. Нам, шоферам, все известно, но мы молчим… У каждого семья, а денег нет… Эх, хорошо вы сделали, русские, что выбросили из своей страны таких негодяев, как наш хозяин!
- И неужели некуда деваться, друг Али?
- А куда? Я уж и так проходил без работы пять месяцев, совсем обнищал и изорвался, а тут хоть маленький, но все же кусочек хлеба…
- А это ничего, что ты идешь с большевиком, со мной? Может быть, хозяину это не понравится?..
- А черт с ним! Он мне хозяин только на работе, а в свободное время я могу встречаться с кем хочу, тем более, что он и сам дружит, - тут Али подмигнул, - с большевиками.
- Как дружит? - спросил удивленный Сеоев.
- А так, сдал им свой дом на Зеленом бульваре, бывает даже в гостях у них и так же лебезит, как и перед янки, только, я думаю, что от этой «дружбы» русским не поздоровится.
- Почему? - спросил Сеоев.
- А потому, - оглянувшись по сторонам, ответил Али, - что Таги-Заде - пес, и когда он виляет хвостом и ласково скулит, заглядывая в глаза, это значит, что он готовит предательство и подлость.
- Не понимаю, Али, твои речи! Ты скажи прямо, на что намекаешь?
- Легко сказать «прямо», а если ты проговоришься и Таги-Заде узнает об этом?..
- Ты меня знаешь не первый день, Али. Можешь быть спокойным. У тебя сейчас есть время? - спросил Сеоев.
- Есть. Моя смена вечером.
- Тогда пойдем в ресторан, съедим по горячему кябабу, запьем пивом, и ты мне расскажешь, что знаешь.
Али молча кивнул головой, и приятели вошли в простенький ресторанчик «Хуршид», где, уединившись в углу залы, продолжали разговор.
- Несколько дней назад в дом Таги-Заде на Зеленом бульваре, арендованный большевиками, была послана партия рабочих для ремонта комнат. Все рабочие чужие, не тегеранские, мы их не знаем, и среди них под видом простого рабочего находился переодетый, как ты думаешь, кто? - отпивая глоток пива, спросил Али.
- Не знаю!
- Фокусник, который живет на улице Шапура и который тоже работал с немцами.