Загадай желание

Екатерина Бунькова

Каждого из нас хоть раз в жизни, да кто-нибудь предал. Но вот вопрос: кто ж в этом виноват? Предатель или тот, кто позволил себя предать? Напридумывал себе невесть что, поверил, что рядом с ним - хорошие люди. А нет тут никаких хороших людей. Одни говнюки и эгоисты. Разве они виноваты в том, что поступают в соответствии со своим характером? Нет. Виноват тот, кто видел в них чистые души и искренние дружеские намерения.

И не только дружеские. И как только я могла поверить в то, что Валерий Дмитрич на меня польстился? Что правда собирался провести со мной новогоднюю ночь здесь, в офисе? Ой, дура я... Вот говорят же, бабы с возрастом тупеют. Видимо, и до меня черед дошел. Напялила лучшее платье, мамино колье, туфли в кредит взяла. Даже тортик испекла. И смешно, и реветь хочется. А над чем реветь-то? Сама виновата. Все девчонки от предновогодней смены отказались, а я... «Офис опустеет, тишина, благодать, - говорил он мурлычущим голосом.

-    Никто не будет мешать...». Ну и где тут намек на свидание, а? Как я могла вообразить себе что-то подобное? Ну да, заигрывал. Ну да, дарил пару раз шоколадки и даже один раз - цветы. На день рождения. И что?

Нет. Пора снимать эти розовые очки. Никому я не нужна в свои тридцать пять. И хоть фигура еще при мне, а крем пока вполне успешно справляется с «гусиными лапками», видать, мужики-то все равно чувствуют, что молодость от меня потихоньку уходит. Вот и Валерий Дмитрич свинтил с сисястой молодухой: сама видела из окна, как он ее в машину грузил и букетом красных роз сверху утрамбовывал. А я осталась в офисе - на последнюю смену, дабы поддержать корпоративную культуру: «Мы рады клиентам триста шестьдесят пять дней в году!». Ну какие, нафиг, клиенты в отделе продаж строительных инструментов в самый канун нового года? Кому тут срочно понадобилось сделать крупный заказ на партию дрелей и бетономешалок?

Тишина. «Благодать». Нет никого. А что? Дмитрич не соврал. Так тихо, что слышно, как часы в его кабинете тикают. А на моих, электронных, восемь тридцать. Еще полчаса, и можно идти. Вот только куда? Я же все отменила и от поездки на дачу к Сереге тоже отказалась. Да и дома - шаром покати. Даже елка толком не украшена. Приду домой, смою этот зверский макияж и лягу спать. Глядишь, весь следующий год буду хорошо высыпаться.

С этой горькой мыслью я и закончила свой последний рабочий день. Плюнула на все и ушла с работы пораньше. А что? Премию Дмитрич все равно зажал, объяснив это «неудачным» годом. Ну да, его новый Лексус - это, конечно, неудача. Ему ведь всегда хотелось старый раздолбаный УАЗ Хантер, доставшийся мне от отца: чтобы и до деревни можно было сгонять, и по колдобистой трассе проехать без проблем. И квартиру в самых пикулях, чтобы добираться до нее подольше и всласть налюбоваться тем, как люди празднуют.

По тормозам я ударила на автомате. И откуда этот пьянчуга только свалился? Я ведь его чуть не задавила! Вот еще такой «радости» мне не хватало - сбить подвыпившего деда Мороза.

-    Чего под колеса лезешь, мудила? Пешеходный переход там! - я ткнула пальцем в сторону перекрестка. Очумевший дед послушно повернул голову и поглядел. Одобрительно покивал: дескать, и правда переход есть, вижу. Поднялся, слегка покачиваясь, отряхнул зад от снега.

-    Ой, а подбрось до работы, девонька? - неожиданно попросил он, разогнувшись. - Еще три квартиры осталось обойти, а я на своих двоих, похоже, не успеваю.

-    А вы пить меньше пробовали?

-    Так ведь наливают, - развел руками дед. - Не отказываться же.

Я вздохнула. Дедок был хороший. Настоящий. Даже борода не из ваты: серенькая, куцая. Костюмчик, похоже, из советского дома пионеров, а посох так и вовсе - палка с мишурой. Сразу видно: пенсионер на подработке. Пионер-пенсионер. Прям как я: на дежурстве и без планов на новый год.

-    Ладно, садись. Только сиденье не запачкай.

Я открыла дверцу и дед, кряхтя, полез внутрь.

-    Эх, хорошая у тебя машина, - одобрил он, кое-как пристегнувшись. - Я в армии на подобной служил.

-    Угу, - буркнула я, трогаясь с места. - Только ломается часто.

- А мужик на что? - дед поднял брови. Я только вздохнула. Наш мужик ездить на других привык.

-    Тебе куда, дед? - спохватилась я, проехав пару кварталов.

-    А, на Северную. Дом шешнадцать, - прошепелявил он, щелкая зажигалкой.

-    Эй-эй! - я замахала руками. - Тут нельзя курить!

Дед немного подумал. Убрал сигарету. Слава богу! Еще «Беломора» мне здесь не хватало. И где только он взял эту гадость?

-    Шестнадцатый? - переспросила я, сворачивая в свой район. - Хорошо. Я как раз недалеко живу.

-    Угу, - обрадовался старик.

Оставшиеся десять минут мы ехали молча. Я смотрела на дорогу, старик - на салюты.

-    Все, приехали, - сказала я, припарковавшись между шестнадцатым и семнадцатым - моим - домом. - Вон он, твой шестнадцатый.

-    Ой спасибо, доченька, - радостно закряхтел дед, вытягивая свой потрепанный мешок. - Давай хоть я тебе подарочек какой подарю, а?

- Вот еще, - отмахнулась я. - Детям подари.

-    А, детям родители покупают, - отмахнулся дед. - Они нынче избалованные. Им все каки-то айфоны подавай. Так что я и не замудряюсь больше: насыплю в мешок всяких вещей ненужных, лишь бы полный был. Родители меня у дверей встретят, сверху свою коробку сложат, с бантиками да в цветастой бумаге. Так что давай, возьми что-нибудь на удачу, а?

-    Ну, если только у тебя там правда хлам, - неожиданно для самой себя согласилась я.

-    А то, - улыбнулся дед, растягивая узел. - Солонка одна, книжки, коньки старые. Бери, вдруг повезет?

Я запустила руку. Мешок еще дышал морозом: не прогрелся в машине. Оттуда пахло кожей, нафталином и пылью. Порывшись немного, я ухватила за уголок какую-то книжку: всяко лучше, чем солонка или старые коньки.

-    Ну-ка, чего там? - с интересом вытянул шею дед. - Ой ты, батюшки! А я думал, потерял его.

-    А что это? - спросила я, ворочая донельзя обшарпанную книжку в расклеившейся обложке.

-    О-о! - старик многозначительно поднял палец. - А ты загляни.

Я послушно открыла книжку посередине. На желтых листах, разлинованных узкими полосочками, виднелись разношерстные записи.

«Хочу новую шаль», - гласила первая.

«Хочу, чтобы от Симки мужик ушел», - вопила косыми чертами вторая.

«Хочу, чтобы папа больше не пил», - осторожно просила третья.

«Хочу, чтобы советская власть исчезла!», - требовала четвертая.

-    Это что, дневник какой-то? - догадалась я.

- Ага, - радостно закивал старик. - Дневник желаний. Когда часы начнут бить двенадцать, пишешь сюда желание, оно и сбывается. Ну, если только заслуживаешь этого, конечно.

-    Ничего себе: она вся исписана, - удивилась я, перелистывая крошащиеся страницы.

- А то, - возгордился дед. - Чай, не первый год по рукам ходит. Ты... это... если желание исполнится, пошли мне дневник обратно.

-    Куда? В Великий Устюг? - усмехнулась я.

-    Типун тебе на язык! - неожиданно рассердился дед. - В Мурманске я живу. В Мур-ман-ске! Там, под обложкой адрес есть.

-    Ладно-ладно, поняла, - я примирительно подняла левую руку - в правой была книжица. - Вот только тут места свободного не осталось: даже последняя обложка исписана.

-    Как это? - нахмурился дед, подтягивая мою руку к себе вместе с книжкой. - Вот тут еще влезет. Если втиснуть аккуратненько. Ты ведь умеешь аккуратненько?

-    Умею, - вздохнула я, вспоминая все факты подделки мною документов во имя великого Валерия Дмитрича.

-    Вот и умничка. Пошел я, - дед кое-как вывалился наружу, закинул мешок на спину и потопал вдаль.

-    До свидания! Счастливого Нового года! - крикнула я ему вслед. Он только махнул вачегой.

Дома я долго отмокала в ванне, потягивая шампанское и подпевая доносящимся из кухонного телевизора песням. Нет, мне не стало хорошо. Мне стало пофиг. Ну, воспользовались мной. Ну, лишили праздника. Ну премию тоже зажали. Что, первый раз что ли? Зачем зря расстраиваться? Только лишние морщины. У меня их и так достаточно. Лучше сейчас маску сделаю, высплюсь как следует. Завтра похожу по магазинам, порадую себя чем-нибудь. Сдам обратно эти никому не нужные туфли. Интересно, у меня это получится, если в кредит брала? А потом еще сгоняю с подругой оперу. И на массаж. И по парку погуляем. Через неделю вернусь - бодрая, свежая, полная сил, а Валерий Дмитрич - наоборот: опухший после недели пьянок, постаревший и пожелтевший. Ибо нефиг столько бухать. Тоже, поди, не мальчик уже. Вот такой будет моя месть.