• «
  • 1
  • 2
  • 3

Курт Воннегут

«Воздвигни пышные чертоги»

«Воздвигни пышные чертоги»[1]

Грэйс и Джорджа Маклелланов мы знаем уже около двух лет. Они первыми из всех соседей пришли к нам, чтобы поздравить с прибытием в их поселок.

Я ждал, что после первого обмена любезностями в разговоре наступит неловкая пауза, однако ничуть не бывало. Грэйс так и стреляла своими блестящими, как у воробышка, глазками, и тему она затронула такую, что могла щебетать часами.

— Да ведь из этой гостиной можно сделать игрушку, — говорила она возбужденно. — Вы слышите, игрушку! Ну скажи, Джордж. Разве ты не видишь?

— Угу, — соглашался ее муж. — Неплохо получится.

— Только выбросьте все эти крашеные деревяшки, — глаза ее сужались. — Панели нужно сделать сосновые, чтобы рисунок дерева был виден, и натрите их льняным маслом с добавкой умбры. А кушетку обейте чем-нибудь ярко-красным, таким красно-красным, вы меня понимаете?

— Красным? — переспросила Энн, моя жена.

— Красным! Не надо бояться ярких расцветок.

— Постараюсь, — сказала Энн.

— И ради Бога закройте всю стену вместе с этими мерзкими окошечками длинной шторой цвета бутылочного стекла. Представляете, как это будет смотреться? Почти копия той чудной гостиной в февральском номере «Дома и сада». Вы, конечно, помните ее?

— Боюсь, что я этот номер пропустила, — сказала Энн. — Стоял уже август.

— Или то был «Образцовый быт», Джордж? — спросила Грэйс.

— Так сразу не вспомню, — отозвался Джордж.

— Неважно, я посмотрю в своей картотеке и найду то, что нужно.

Грэйс вдруг поднялась и, не дожидаясь приглашения, отправилась в обход по дому.

Она переходила из комнаты в комнату, назначая какой-нибудь предмет обстановки в дар Армии спасения, разоблачая подделки под старину, уничтожая мановением руки перегородки, отмеряя шагами длину ковра, цвета ликера «шартрез», который нам предстояло заказать немедля, чтобы закрыть весь пол.

— Начните с ковра, — сказала она тоном, не терпящим возражений, — и от него танцуйте. Ковер станет тем центром, который свяжет воедино весь ваш нижний этаж.

— Ясно, — сказала Энн.

— Помните июньский номер «Дивного дома» — про «девятнадцать типичных ошибок», связанных с выбором ковра?

— Д-да, — сказала Энн. — Ну как же.

— Прекрасно. Значит, не мне вам объяснять, чем вы рискуете, начав не с ковра. Джордж! Господи, он все еще в гостиной.

Я посмотрел на Джорджа, сидевшего в полной отрешенности на кушетке в гостиной. Он выпрямился и улыбнулся.

Я шел за Грэйс и попытался переменить тему.

— Дайте-ка разобраться… Вы — наши северные соседи. А южные кто?

Грейс всплеснула руками.

— Господи! Вы еще не видели Дженкинсов! Джордж, — крикнула она, — они спрашивают про Дженкинсов.

По ее интонации я решил, что наши южные соседи из тех чудаков, которые подбирают на отмели всякую всячину.

— А что, Грэйс, они славные, — ответил Джордж.

— Джордж! — изумилась Грэйс. — Ты не знаешь, кто такие Дженкинсы!? Они, конечно, славные, но… Она фыркнула и покачала головой.

— Но что? — спросил я.

(А в голове уже проносится: нудисты? наркоманы? анархисты? кролиководы?)

— Они приехали сюда в 1945 году — сказала Грэйс, — и тут же отхватили два потрясающих плюшевых кресла, и…

— И что же? — спросил я.

(И облили их чернилами? И нашли свернутую трубочкой пачку тысячедолларовых банкнот в полой ножке?)

— И все! — сказала Грэйс. — Застопорило!

— То есть как? — не поняла Энн.

— Неужели не ясно? Так блестяще начать и тут же выдохнуться…

— A-a-a, — протянула Энн. — Теперь ясно. Лопнул мыльный пузырь. Вот в чем, оказывается, беда Дженкинсов. Ясно!

— А ну их, Дженкинсов, — сказал я.

Грэйс не слышала. Она курсировала между гостиной и столовой, и я заметил, что всякий раз, когда она входила в гостиную или выходила из нее, она делала крюк в одном и том же месте. Заинтригованный, я подошел к пятачку, который она упорно огибала, и попрыгал, проверяя, не худой ли там пол или еще что не так.

В эту минуту она вернулась и от неожиданности вскрикнула:

— Ой!

— Что-нибудь не так? — спросил я.

— Нет, просто странно видеть вас здесь.

— Виноват.

— Видите ли, здесь у вас стоит сапожный верстак.

Я потянулся, с тревогой глядя, как она наклоняется над воображаемым верстаком. Думаю, что именно тогда я впервые насторожился, мне сразу стало как-то не до смеха.

— Ну да, а в ящичках для гвоздей посадите плющ, — пояснила она. — Здорово придумано?

Она снова обошла верстак, чтобы не ободрать коленки, и стала подниматься по лестнице на второй этаж.

— Можно, я разведаю, как тут у вас? — спросила она непринужденно.

— Валяйте, — сказала Энн.

Джордж встал с кушетки. Посмотрел наверх, куда уходила лестница, затем протянул пустой стакан.

— Еще можно?

— Ох, простите, Джордж. Мы совсем вас бросили. Ну, конечно. Наливайте. Бутылка там, в столовой.

Он молча прошел туда и плеснул себе добрых полстакана виски.

— Конечно, плитка в ванной совершенно не в цвет с вашими полотенцами, — донесся голос Грэйс сверхуг Энн шла за ней с покорностью служанки и мрачно согласилась:

— Да, конечно.

Джордж поднял стакан, подмигнул мне и осушил его до дна.

— Не принимайте близко к сердцу, — сказал он. — Она всегда так. Дом у вас мировой. Мне очень нравится, да и ей тоже.

— Спасибо, Джордж. Приятно слышать.

Когда Энн и Грэйс спустились вниз, вид у Энн был весьма растерянный.

— Ох, уж эти мне мужчины! — сказала Грэйс. — Считаете нас глупенькими, да? — Она улыбнулась Энн, как старой подруге: — Где им понять, что нужно женщине. Кстати, о чем вы тут говорили, пока мы так славно поболтали?

— Я советовал ему, — сказал Джордж, — оклеить деревья обоями и сделать ситцевые занавесочки на замочные скважины.

— Ну-ну, — сказала Грэйс. — Что ж, милый, нам пора. На пороге она помедлила.

— Двери вам нужны построже, — сказала она. — Все эти резные штучки легко снять стамеской. А чтобы дерево стало светлее, надо положить побольше белил и тут же соскоблить их. Будет совсем в вашем вкусе.

— Вы так хорошо все советуете, — сказала Энн.

— Да, красавец дом, чего там! — сказал Джордж.

— И как это столько мужчин становится художниками, — сказала Грэйс, — не пойму, честное слово. Ни в одном из них нет и капли артистизма.

— Где уж нам! — пробормотал Джордж. И тут я поразился: как же ласково смотрел он на жену, свою жену.

— Да, унылый у нас домик, ничего не скажешь, — мрачно изрекла Энн после ухода Маклелланов.

— Да ты что! Первостатейный дом.

— Возможно. Но сколько тут еще работы. Я себе даже не представляла. Вот у них, наверно, дом… Она сказала, что они там живут уже пять лет. Как же она должна была весь его вылизать — весь, вплоть до последнего гвоздочка.

— Ас виду дом у них вовсе не такой. И вообще, Энн, на тебя это не похоже.

Она тряхнула головой, словно сбрасывая с себя наваждение.

— Не такой, говоришь? Вот уж не думала, что буду когда-нибудь равняться на соседей. Но в этой женщине есть что-то такое.

— Да Бог с ней! Давай лучше дружить с Дженкинсами. Энн расхохоталась. Чары Грэйс начинали рассеиваться.

— Ты с ума сошел! Дружить с владельцами двух жалких кресел, с этими ничтожествами!

— Согласен, пусть сначала купят к этим креслам тахту.

— И не просто тахту, а ту самую тахту.

— Если захотят сойтись с нами покороче, пусть не боятся ярких расцветок. И пусть лучше сразу танцуют от ковра.

— Только так! — твердо сказала Энн.

Но у нас долго не было времени выполнить этот план, и мы только издали раскланивались с Дженкинсами. Все свободное время Грэйс Маклеллан проводила у нас. Не успевал я уйти на работу, как она вваливалась к нам с тяжелой кипой всевозможных журналов и наседала на Энн, чтобы они вместе искали в них конкретные указания — как переделать наш дом.

вернуться

1

Слова из поэмы американского писателя Оливера Уэнделла Холмса (1809-1894) «Тиран за завтраком» (прим. переводчика).