— Ты снова выглядишь потерянной, — заявляет. — Как будто не знаешь, куда идти или что делать.

Смотрю на него.

— У меня дежавю, пап.

— И у меня тоже, ребенок, — подтверждает. — Такое чувство, что мы проходим через это каждые несколько месяцев. Джонатан появляется и затем уезжает, а ты остаешься горевать.

— На это раз все по-другому.

— Разве?

— Он вернется.

— Разве он не возвращался до этого?

— Да, но...

— Но все по-другому, — говорит. — Тем не менее, его нет.

Я вздыхаю, раздраженная, из-за чего он смеется.

— Он хотел, чтобы мы поехали с ним.

Отец выглядит удивленным.

— Так почему ты сидишь здесь?

Я хлопаю глазами.

— Разве ты не тот же мужчина, который психовал, когда я последний раз поехала с ним?

— А разве ты не та же самая девушка, которую не заботило чужое мнение, когда она ехала?

— Мне было всего семнадцать. Я не соображала, что творю.

— Вот почему я психовал.

Отворачиваюсь и смотрю на Мэдди. Она вся в грязи, но улыбается. Совсем не выглядит потерянной. Как будто точно знает, где ее дом.

Мне бы хотелось иметь ее способность адаптироваться к новым условиям.

Жаль, что слов Джонатана было недостаточно, чтобы успокоить мои страхи.

Он уехал две недели назад.

Уже прошло полмесяца. Еще две недели и он должен вернуться. Сейчас он в Европе, и разница во времени все меняет. Нерегулярные звонки, тридцатисекундные голосовые сообщения для Мэдди, в которых он желает ей спокойной ночи или говорит, что любит. Я просыпаюсь, и в телефоне уже есть сообщение от него, но к тому времени, как отвечаю, он слишком занят, чтобы читать.

— Я не могу прожить свою жизнь на его условиях, — заявляю.

— А он не может прожить свою на твоих, — говорит отец. — Вот почему есть такая вещь, как компромисс. Мы с твоей матерью редко в чем-то соглашались. Это вопрос взаимных уступок. Иногда ты выигрываешь, иногда проигрываешь и продолжаешь играть.

Мэдди подбегает к нам, убирая волосы с лица. Запрыгивает на крыльцо, оставляя за собой след грязи, и мгновенно, очень резко, бросается на меня. Я ахаю. Она вся мокрая и пачкает меня.

Хихикая, снова убегает со словами:

— Попалась!

— Ты маленькая... — подпрыгиваю, и она визжит, когда я преследую ее, спрыгивая с крыльца. Мэдди думает, что я остановлюсь, но я бегу во двор и поскальзываюсь на мокрой земле.

— Ах!

Ноги меня не держат, и я начинаю падать, но прежде успеваю схватить Мэдди, увлекая за собой. Мы обе падаем на траву, ошеломленные, и оказываемся покрыты грязью.

Мой отец смеется на крыльце.

— Попалась, — говорю, садясь и обнимая Мэдди, когда она пытается подняться. Она прыгает на меня, пытаясь щекотать, когда в моем кармане вибрирует. Я в замешательстве, пока не слышу приглушенную мелодию.

— Ох, подожди, перемирие!

Протягиваю руку, чтобы остановить Мэдди и взять трубку. Она дает мне около пяти секунд, чтобы взглянуть на экран, прежде чем пытается повалить, но я успеваю заметить имя Джонатана, который звонит нам по FaceTime.

— Подожди, это твой папа! — говорю, но уже слишком поздно, потому что девчонка толкает меня так сильно, что телефон отлетает на мокрую траву.

Мэдди хватает его, когда звук стихает. Широко распахнув глаза, пихает его мне со словами:

— Исправь это, мама!

— Он сломан? — спрашиваю, нажимая на кнопки, и радуюсь, что все еще работает. Открываю приложение FaceTime и перезваниваю Джонатану. Идут гудки, и гудки, и гудки, и мое сердце парит, когда он берет трубку.

Он лежит в кровати в тускло освещенной комнате, выглядя полусонным, и хмурится.

— Что ты делаешь? Битва в грязи?

— Я, эм... да.

Он сонно смеется.

От этого звука что-то происходит с моими внутренностями.

— Привет, папочка! — кричит Мэдди, запрыгивая мне на спину, и почти душит, так обнимает за шею. — Ты спишь?

— Что-то подобное, — отвечает. — Немного грустно, что пропускаю веселье.

— На съемках «Бризо» не весело? — спрашивает Мэдди, вырывая телефон из моей руки.

— Много работы, — поясняет Джонатан. — И не так много веселья, как кажется, у вас.

— Не переживай, мы можем повеселиться, когда ты вернешься домой, — заявляет Мэдди. — Можем поиграть под дождем, и вы с мамой можете побороться в грязи!

— Обещаешь?

— Ага.

— Хорошо, — говорит. — Можешь дать трубочку твоей маме назад? Я не смогу долго разговаривать.

— Хорошо, — отвечает Мэдди, протягивая мне телефон и крича: — Пока!

Она убегает на крыльцо, когда я смотрю на Джонатана.

— Я бы спросил, как у тебя дела, — начинает. — Но, вероятно, твой внешний вид сейчас говорит за себя.

— Что? Я плохо выгляжу?

Он смеется.

— Без комментариев.

— Да, ну, ты выглядишь...

— Как дерьмо? Так себя и чувствую. Дни тянутся невыносимо долго, и мы все еще не укладывается в сроки. Придется потрудиться, чтобы закончить вовремя.

Вовремя.

Перевожу взгляд на Мэдди, прежде чем снова смотрю на Джонатана, который выглядит невероятно нервным.

— Насколько все плохо?

— Зависит от того, когда спектакль?

— В три часа дня второго июня.

Он медлит.

— Мы завершаем съемки этим утром в Нью-Джерси.

Мое сердце ухает вниз и, кажется, разбивается у моих ног.

— Я приеду, — уверяет Джонатан. — Не беспокойся.

— Сложно не беспокоиться.

— У меня получится, я пообещал Мэдди. Просто хочу, чтобы ты знала, на случай...

— На случай, если у тебя не получится?

— На случай, если я нарушу парочку законов.

Смеюсь.

— Я прощу тебя.

Джонатан смотрит на меня, как будто хочет сказать что-то еще, но не уверен в выборе слов.

— Ты в порядке? — спрашиваю. — Кажешься отстраненным.

— Просто устал, — признается. — Без вас дни кажутся месяцами.

Эти слова задевают какую-то часть меня глубоко внутри, часть, которая чувствует себя намного старше и более морально усталой, чем должна быть.

— Знаю это чувство.

— Сейчас я в Париже, — рассказывает. — Три дня назад был в Амстердаме. Езжу по всему миру, но единственное место, где хочу быть — Беннетт-Ландинг.

— Ты ненавидишь Беннетт-Ландинг.

— Там ты. И Мэдисон.

— Мы и останемся здесь, — заверяю. — И увидимся в три часа дня второго июня.

— Да, — Джонатан улыбается. — Мне нужно немного поспать, через пару часов съемка.

— Хорошо, — отвечаю. — Сладких снов.

— Я люблю тебя, — говорит Джонатан, нажимая на кнопку «завершить вызов», экран становится темным, когда ответ вертится у меня на языке. Я люблю тебя.

Сегодня десять лет с той ночи, как мы сбежали. Наша десятая Мечтовщина. Он не упомянул ее, и не уверена, помнит ли вообще, но я никогда не забуду. Выбрав его, я изменила весь свой мир, и глядя на свою измазанную грязью дочку, знаю, что не пожалею ни о секунде.

В моем старом потертом блокноте осталась парочка чистых страниц. После появления Мэдди повествование изменилось. Это больше не история о парне со звездами в глазах и безумно влюбленной девушки, больше нет «ты» и «она». Сюжетная линия изменена. Парень и девушка все еще существуют в мире, и иногда их истории пересекались, но теперь их миры абсолютно разные.

Теперь это история о запутавшемся мужчине, чья мечта его убивает.

Теперь это история о женщине с разбитым сердцем, той, что нашла свою цель.

Обе истории продолжали фиксироваться, только не как прежде. Одна разыгрывалась на обложке таблоида, в то время как другая была нацарапана в детских книжках.

Я всегда думала, что первая история была закончена, оригинальная история, и, возможно, так и есть. Может, это просто эпилог, или даже сиквел.

Провожу пальцами по обложке старого блокнота, в то время как Мэдди спит рядом со мной на диване. «Бризо» на тихой громкости идет по телевизору, все еще в бесконечном повторе.

Раздается стук в дверь, и я откладываю блокнот в сторону. Уже поздно — одиннадцатый час. Посмотрев в дверной глазок, вижу парня моего возраста с лохматыми светлыми волосами, в джинсах и футболке с надписью Call of Duty. Он держит что-то в руках и выглядит нервным, пока бормочет себе под нос.