Ее голос дрожит, а в глазах собираются слезы. Мэдди все еще толкает Джонатана, пытаясь заставить двигаться, но он не поддается.

Она злится.

Вздохнув, Джонатан наклоняется и осторожно хватает руки Мэдди, когда она со злостью пытается отпихнуть его лицо от своего.

Мне так сильно хочется вмешаться: схватить Мэдди, обнять, защищая от всего этого, но я не могу. Поэтому просто стою возле стола, пытаясь взять себя в руки, потому что если я развалюсь на части — это делу не поможет.

— Ты все еще сможешь быть снежинкой, — уверяет Джонатан. — Ты станешь самой лучшей снежинкой.

— Но как ты узнаешь? — спрашивает Мэдди, в то время как первая слезинка катится по ее щеке. — Ты все равно придешь?

— Конечно, — уверяет. — Ни за что не пропущу.

— Обещаешь?

Я резко вдыхаю, но Джонатан не медлит ни секунды.

— Обещаю, — шепчет, вытирая ее щечку. — Я вернусь ради твоего спектакля. Но сейчас мне нужно быть Бризо для фильма.

— Но мне нужно, чтобы ты был моим папочкой, — говорит.

— Я все еще буду твоим папой, даже в роли Бризо.

— Нет, не будешь! — кричит Мэдди. — Ты уедешь, и больше тебя здесь не будет, и все станет как раньше!

— Будет не так, как раньше, — уверяет Джонатан.

— Будет! Тогда ты не хотел быть моим папой, и теперь опять не хочешь! Ты хочешь уехать и больше не будешь здесь жить, потому что у тебя есть свои дела, а здесь ты быть не хочешь, а значит, не сможешь сказать маме, что она красивая, и поэтому она не сможет тебя полюбить!

Ого. Мэдди выпаливает все это на одном дыхании, прежде чем отталкивает своего отца и убегает в спальню, хлопнув дверью.

Удушающая тишина воцаряется в комнате в ее отсутствие, прежде чем Джонатан медленно поднимается и говорит:

— Вероятно, я заслужил.

Нахмурившись, отхожу от стола, встаю перед Джонатаном, прежде чем последовать за Мэдди.

— Позволь мне с ней поговорить.

Иду в ее спальню, останавливаясь у двери, чтобы постучать.

— Кто это? — она кричит.

Теперь она хочет знать, кто стучится.

— Мама.

— Какая мама? — бормочет.

Тихо посмеиваюсь, пытаясь скрыть веселье, прежде чем открываю дверь и говорю:

— Единственная мама, которая у тебя есть.

— Одна-единственная мама, — бормочет. — И больше нет папы.

Проходя по комнате, сажусь рядом с Мэдди на край кровати.

— Так ты думаешь?

Мэдди пожимает плечами.

— Послушай, знаю, что ты не хочешь его отъезда, потому что будешь скучать, но ты ведь понимаешь, какой особенный Бризо. И я знаю, что это несправедливо по отношению к тебе, и по-настоящему отстойно, потому что ты, наконец, получила его как своего папочку, а теперь он должен уехать, но ты можешь писать ему, звонить и рисовать любые картинки, какие хочешь.

Она свешивает ноги, глядя на свои ступни.

— Это не то же самое.

— Знаю, но он пообещал, что вернется, — добавляю, вставая. — Хочешь попрощаться с папой? Может быть, пожелать ему удачи?

Мэдди мотает головой.

Оставляю ее в комнате, не закрывая дверь, когда иду в гостиную, где Джонатан стоит со своей сумкой. Он хмурится при виде меня, но я не принимаю это на свой счет.

— Она в порядке? — спрашивает.

— С ней все будет хорошо, — говорю. — Не переживай.

Он смотрит на часы, вздыхая.

— Я должен идти. Уже приехала машина за мной.

— Хорошо, — шепчу, когда Джонатан наклоняется для поцелуя. — Береги себя. Не дури. Не пей. Не принимай наркотиков. Больше не прыгай под машины.

— А ты знаешь, как испортить веселье, — шутит. — Увидимся, как только смогу.

Джонатан открывает дверь и успевает сделать только один шаг за порог, когда по квартире разносится громкий и взволнованный голосок Мэдди:

— Подожди, папочка! Подожди! Еще не уезжай!

Он останавливается, и Мэдди пробегает мимо меня, почти сбивая с ног, когда оказывается перед Джонатаном с блокнотом, прижатым к груди.

Сует его ему, ударяя в грудь.

— Ты забыл.

Он принимает.

— Что это?

— Я написала для тебя фанфик, — говорит. — Помнишь? Я исправила концовку. Если теперь ты будешь Бризо, то он тебе нужен, потому что эта концовка лучше.

Джонатан улыбается.

— Спасибо.

Мэдди кивает и медлит; они оба с неловкостью смотрят друг на друга, прежде чем она бросается на отца, обнимая.

— Я люблю тебя, папуля. Больше, чем все фильмы про Бризо.

— Я тоже люблю тебя, — отвечает Джонатан, обнимая ее в ответ. — Больше, чем все во всем мире.

26 глава  

Джонатан 

Странно, насколько вид на будущее может измениться за такой короткий срок.

Сколько себя помню, хотел быть актером, но где-то по пути потерял искру. Между кокаиновым кутежом и неустойчивыми отношениями, нахождением на реабилитациях и стычками с папарацци, между борьбой за трезвость и обретением известности, я забыл, что любил в актерстве.

И забавно, что почти шестилетка смогла напомнить мне об этом всего лишь за два месяца.

Я смеялся, сидя на ступеньках трейлера для причесок и макияжа. Едва рассвело, все остальные собрались в палатке за завтраком, пока я сидел здесь, читая написанное в блокноте Мэдисон. Было забавно видеть, к чему приводил сюжет истории. По большей части это были картинки и пара слов, и читалось, как кроссовер Скуби-Ду — мистическая загадка про призраков, решаемая Бризо. Поскольку он невидимый, Мэдди считает, что он может общаться с призраками. Это имеет смысл.

И в конце Марианна взрывается на складе.

БУМ.

Это счастливый финал в каком-то испорченном смысле, потому что теперь она тоже призрак, и они счастливые — вместе невидимые.

Логика ребенка.

— Так, так, так. Это ли не Джонни Каннинг? — раздается голос Жас, когда она подходит к трейлеру. — Говоря о приятном зрелище.

Смотрю на нее, улыбаясь, и закрываю блокнот.

— Жас.

— Это?.. — она хватается за грудь, симулируя шок. — Улыбка у тебя на лице?

— Может быть, — отвечаю. — Что, не можешь вспомнить последний раз, когда ее видела?

— О, нет, я помню, — говорит. — Пять лет назад, твой первый день на съемочной площадке «Бризо». Когда ты впервые надел его костюм, я единственный раз видела твою искреннюю улыбку.

Смотрю на нее, не мигая.

— Иисус, ты отметила эту дату в календаре как что-то аномальное?

— Джонни Каннинг не всегда ведет себя как мудак. Мы привыкли праздновать это бутылкой крепкого ликера, но сейчас просто спим весь день и пытаемся не находиться рядом с придурками.

— Звучит мило.

Она улыбается.

— Так что вызвало у тебя улыбку в шесть утра?

Показываю блокнот.

— Кое-кто написал мне историю.

— Кое-кто? — Жас прогоняет меня со ступенек трейлера, чтобы зайти внутрь, указывая мне, присоединиться к ней. — И кто этот кое-кто?

— Моя дочь.

— Твоя дочь, — повторяет она, не звуча удивленной. Ставит стул напротив большого зеркала, без слов говоря мне сесть. Сначала волосы, поэтом Жас опирается о раковину, чтобы наблюдать, как работает один из парикмахеров. — Так это правда? То, что печатают «Хроники Голливуда»?

— Сомневаюсь, — рассказываю ей. — Большая часть того, что они печатают — херня.

Они приступают к работе, потому что сегодняшним утром ее у них завались. Мне нужна стрижка и бритье, и это только вершина айсберга из-за того, как я запустил себя после аварии.

Не был ни на одном занятии актерского мастерства, а также ни на одном прослушивании.

Не помню последний раз, когда видел тренажерный зал изнутри, и чертовски уверен, что не придерживался диеты. Черт, я даже не общался со своим психотерапевтом.

— Там говорится, что ты познакомился с девушкой в школе, — говорит Жас. — Вы вдвоем сбежали вместе, и ты был пронырливым воришкой, пока Клифф не нашел тебя.

Я хмурюсь.

— Там сказано, что я был преступником?

— Ну, другими словами, — смеется. — Там сказано, что ты крал, чтобы выжить, что невероятно, раз твоя семья богата. Также они пишут, что у тебя случился большой прорыв, и девушка забеременела, но она негодовала из-за твоей славы и уехала, не сказав тебе ни слова о ребенке, поэтому ты узнал о своей дочери только сейчас.