— Гарфилд!

Она останавливается, поворачиваясь к тебе.

Ее отец сидит за рулем и смотрит со злостью.

— Ты забыла, — говоришь, протягивая ей комикс.

Она забирает его, но ты не отпускаешь сразу, находясь в нерешительности, когда она говорит:

— Пожалуйста, не называй меня так. Называй как угодно, но не так.

Ты выпускаешь комикс, и она тебе улыбается, прежде чем садится в машину и уезжает, забирая свой журнал.

Ты этого не знаешь, но девушка… Она собирает свои комиксы «Бризо», как только приезжает домой. Все четырнадцать выпусков трех историй: «Прозрачный», «Танец тени» и «Призрачный». Она проводит выходные, перечитывая, чтобы освежить их в памяти. Так, чтобы, когда принесет тебе их завтра в школу, она помнила каждую строку.

5 глава  

Кеннеди  

— Новости шоу-бизнеса, актер «Бризо», Джонни Каннинг, попал в аварию вчера на Манхэттене...

Я на полпути на кухню, когда смысл слов доходит до меня, и останавливаюсь. Разворачиваюсь, смотря в телевизор через гостиную, думая, что, должно быть, мне послышалось, но нет... вот он... кадры с какой-то ковровой дорожки, его улыбающееся лицо на экране, покрасневшие глаза смотрят на меня.

— Двадцативосьмилетний актер был сбит автомобилем рядом с местом съемок своего последнего фильма. Очевидцы говорят, что Каннинг ступил на дорогу во время ссоры с папарацци.

Я подхожу к телевизору, когда картинка на экране меняется и проигрывается видео случившегося. В первую очередь я вижу кровь, стекающую по его лицу. Хотя он жив. Накатившее облегчение почти сбивает меня с ног.

— Представитель актера говорит, что в настоящее время он в стабильном состоянии. Съемки фильма временно приостановлены, пока повреждения Каннинга не заживут.

— Мамочка?

В секунду, когда слышу голос Мэдди, выключаю телевизор, надеясь, что она не увидела. Поворачиваюсь к ней, и мои надежды сразу испаряются. Ох, черт. Она выглядит шокированной.

— Да, милая?

— С Бризо все хорошо?

— Конечно, — говорю, выдавливая улыбку. — Он попал в небольшую аварию, но с ним все хорошо.

— Ты имеешь в виду, что он заболел?

— Вроде того.

Ее выражение лица меняется, когда она думает об этом, а затем лицо озаряется.

— Я могу нарисовать ему открытку!

— Эм, да, можешь, — говорю, не позволяя улыбке дрогнуть. — Уверена, мы можем найти адрес, чтобы отправить ее.

Его агентство принимает для него почту от фанатов. Уверена, что он не открывает письма лично, поэтому не будет ничего страшного в отправке, если дочке станет от этого лучше.

Мэдди убегает в свою комнату, чтобы закончить работу над рисунком, пока я загружаю свой старый ноутбук, в то время как готовится замороженная пицца для ужина. Впервые за целый год я ввожу его творческий псевдоним в строку поиска.

Делаю глубокий вдох, когда появляются результаты. Фото за фото, ого, как много, наряду с видеозаписью несчастного случая. Мое сердце ухает вниз, когда я прокручиваю все это. Нажимаю «воспроизвести» и смотрю. Тридцать секунд. Задерживаю дыхание, ожидая от него худшего, например, что он пьяный вывалился на дорогу, не обращая внимания на угрозу жизни. Но вместо этого вижу, как он отпихивает мужчину, говоря ему отстать, когда между ними появляется девочка. Та вылетает на дорогу, и его рефлексы быстрые: он хватает ее и толкает на тротуар, перед тем как...

Поморщившись, я закрываю крышку ноутбука, как только удар машины приходится на него. Он спас девочку от удара.

Сижу в тишине, ошеломленная. Начинаю дергать носом, когда запах чего-то жженого щекочет мои ноздри. Занимает целое мгновение — слишком долгое мгновение — прежде чем вижу дым, и меня осеняет. Ужин.

Я бегу к плите, выключаю ее и открываю дверцу духовки. Начинает гудеть детектор дыма, и я строю гримасу, отмахиваясь от дыма. Пицца подгорела.

— Мамочка, чем воняет? — спрашивает Мэдди, вбегая на кухню со стопкой листов и коробкой карандашей, сморщив носик.

— Небольшая проблемка, — отвечаю, глядя на сгоревшую пиццу. — Может, мы закажем ее на дом.

— И курочку! — объявляет Мэдди, забираясь на стул у стола. — И хлеб тоже!

— Пицца, крылышки и чесночный хлеб, поняла.

Я достаю телефон и набираю ближайшее место по доставке пиццы, заказывая самую большую. Не могу позволить себе это, но ведь живем один раз?

Через какое-то время сажусь рядом с дочкой, смотря, как она рисует Бризо. Она хороша. Талантлива. Может стать художницей. Может стать кем захочет.

Я знаю, потому что она не только моя дочь.

Его кровь тоже течет по ее венам.

Он был мечтателем. Деятелем.

Когда находился не под кайфом, когда не был пьян, когда не был слетевшим с катушек, я видела что-то в нем, что-то, что сейчас вижу в Мэдди. У них одна и та же душа, они живут тем же самым сердцем.

И это чертовски меня пугает.

— Мамочка, какая болезнь у Бризо? Что у него болит?

— Эм, я не уверена, — признаюсь. — Наверное, болит все тело. Джонни, тот парень, который играет Бризо, сбила машина, когда он помогал девочке.

— Но ему станет лучше?

Мэдди настороженно смотрит на меня.

Она переживает о своем герое.

Я пыталась объяснить разницу между реальностью и фильмом, чтобы ее подготовить, на всякий случай, но не уверена, что она поняла.

— Ему станет лучше, — заверяю ее. — Не переживай, золотце.

— Я просто... я просто не могу в это поверить, — говорит Бетани, стоя позади меня в проходе, пока я раскладываю консервы. Она прислоняется к полке, полностью погруженная в последний выпуск «Хроник Голливуда». Весь выпуск посвящен Джонатану.

Статья за статьей, догадки и теории. Наркотики. Алкоголь. Может, он хотел совершить суицид. У меня не было желания читать эту чушь, но Бетани делилась каждой деталью во время обеденного перерыва.

— Ты же знаешь, что должна сначала заплатить, прежде чем читать, — говорю ей. — Это не библиотека.

Она закатывает глаза, перелистывая страницу.

— Ты звучишь как моя мама, говоря это.

Я морщусь.

— Я не такая уж старая.

— А звучит так.

— Неважно, — бормочу. — Просто говорю....

— Ты просто говоришь: либо займись делом, либо заткнись, я поняла, — она закрывает журнал, когда показывает жестом, будто держит рот на замке. — В любом случае, я уже почти все прочитала. — Кто вообще покупает этот хлам?

Она покупает, думаю я. Я видела.

Бетани затихает на какое-то время, пока я работаю, затем спрашивает:

— Ты ведь не веришь в это?

— Во что?

— То, что здесь написано, — говорит она, показывая рукой на журналы.

— Я верю в то, что моя точка зрения не имеет значения.

— Но нет ничего невозможного, когда дело касается Джонни Каннинга, верно?

Я резко смотрю на нее, когда она жалит меня моими же словами.

— Верно.

Она хмурится, побежденная, и возвращается к своей кассе.

Заканчиваю свои дела, пытаясь выкинуть всю историю из головы. В три часа дня отмечаю время ухода, хватаю несколько бакалейных товаров и иду на кассу. В четыре часа я должна вернуться на инвентаризацию. Мне хватит времени увидеть Мэдди после садика и оставить ее у отца. Я расплачиваюсь и собираюсь уходить, когда замечаю «Хроники Голливуда» под кассой Бетани, что означает, она их купила.

— Слушай, ты встречала Джонни Каннинга, верно? — спрашиваю. — И он был мил с тобой?

— Да.

— Ведь это то, что имеет значение, верно? Что бы эта желтая газетенка ни говорила о нем плохого, тебе кажется по-другому. Не позволяй какому-то человеку, который сидит за компьютером и придумывает сенсационную историю, менять твои представления о том, во что ты веришь.

Она улыбается.

Я не поддерживаю.

На самом деле почти съеживаюсь.

Как будто, чтобы добить меня, «Веришь ли ты» в исполнении Шер начинает играть по радио, и я полагаю, что вот мое время уходить. Нужно в срочном порядке обновить саундтрек к моей жизни. Усевшись в машину, доезжаю до дома отца, как раз когда прибывает школьный автобус. Мой отец сидит на крыльце в своем кресле-качалке, смотря на соседние дома.