– У нас просто не было времени, – сказал он.

– Времени для чего?

– Сопоставить и обдумать. Наложить одну схему на другую.

– Насчёт «наложить» – вроде бы наложили, – не без ехидства заметил Андрей. – А вот насчёт «сопоставить» скажу тебе так: дерзай, Витя! С тебя в таком случае – место поиска. – Андрей увидел во взгляде Виктора тень недопонимания и уточнил: – Покажешь нам, какое место в Зверинце, по твоему разумению, отмечено красным крестом. И обоснуешь свой выбор.

Агриппина наклонила голову и, глядя на монитор, читала вслух:

– «Этот удлиненный лесной массив был прорезан сетью прямолинейных перспектив… Продольные и поперечные дороги пересекались шестью более узкими диагональными, которые усложняли «игру» квадратов, умножая перспективы и создавая повсеместно эффект бесконечного пространства…» Да, вряд ли это имеет отношение к нашей задаче, – сказала она, помолчала и закончила. – Зато к теме моей статьи имеет – и самое непосредственное. Не забудь сохранить на диске.

Они продолжили мозговой штурм, но так и не родили никакой сколько-нибудь приемлемой версии. Предложенные Андреем «фортификационные сооружения» отвергли после обсуждения, здесь Виктор взял небольшой реванш. Напряжение мысли, увлечённость постепенно слабели, спорить до хрипоты охоты не было. За окнами сгущался сентябрьский вечер – время струилось в своём привычном темпе, не давая скидок на обстоятельства.

– Может, это вообще не здесь. Не в Гатчине. – Виктор повторил то, что прежде говорила Агриппина, и Андрею тоже пришлось повториться:

– Может. Я не настаиваю. – И добавил: – Однако логичнее всего искать именно в окрестностях Павловских владений. В том месте, где он прожил почти сорок лет.

И двое других молчаливо с ним согласились. Возникла невольная пауза.

– Слушайте, ребята, – вдруг заговорил Виктор, точно вспомнив что-то важное. – А чем закончилось с деревяшкой?

Агриппина и Андрей переглянулись, не понимая, о чём речь?

– С какой деревяшкой? – спросили они хором.

– С дощечкой деревянной, на которой руны вырезаны. Ты, Андрей, её тоже унёс в клювике, пока я спал, уставший от трудов праведных, раскопок земляных. И сегодня мой вопрос, как продвинулись дела с расшифровкой, пропустил мимо ушей… Что называется – отмазался.

– Ты не дал ответить, перебил, – возмутился Андрей.

– Пусть так. Извини. Постараюсь больше не перебивать, – примирительно сказал Виктор. – И всё-таки, удалось тебе прочесть эту филькину грамоту? И зачем она вообще нужна?

– Получилось. Не сразу. И не мне, а нам. – Андрей кивнул на Агриппину. – С её помощью – и ещё одного человека – «грамота» была прочитана. Сам бы я не справился. Только насчёт «филькиной» ты зря. Это не филькина грамота, а старинное заклинание, обладающее мощным магическим потенциалом.

– Это далеко не филькина грамота, – поддержала его девушка. – Вы, Виктор, вроде бы человек взрослый и серьёзный (Андрей едва заметно усмехнулся – нашла «серьёзного»!), а разбрасываетесь словами почём зря, не думая о том, что каждое из них материально.

– Ну, скажете тоже, – защищался Виктор. – Я вовсе не хотел принизить этот… потенциал рунических заклинаний. Только я понятия не имею, зачем они нам нужны. В самих значках не секу – хотя бы смысл уловить, и то уже огромная польза нам будет. Просветите, в чём там собака зарыта? – Он переводил взгляд с Андрея на Агриппину и обратно, видом своим напоминая прилежного ученика, который пропустил занятие и теперь просит объяснить ему тему, которую на прошлом занятии разобъяснял учитель.

Андрей вкратце пересказал ему содержание беседы с Сигурдом Юльевичем, вернее, той её части, в которой профессор дал непосредственное толкование их находки. Агриппина кивала – так, мол, и было.

– Выходит, – резюмировал Виктор, когда рассказчик умолк, – силу, богатство, могущество и власть над миром эти руны обещают тому, кто сможет соединить их с… чем-то, чего мы не знаем.

– Правильно, – подтвердил Андрей.

– И, вероятно, это самое… с чем надо соединить руны… отмечено красным крестиком на схеме. – Виктор, разматывая клубок догадок, ухватился за кончик нити, казавшейся ему в тот момент – ни больше, ни меньше – нитью Ариадны. Впрочем, по большому счёту, так оно и было.

Андрей уточнил:

– Мы предполагаем, что на схеме отмечено место, в котором спрятано «это самое»…

– Очевидно. Я это и имел в виду.

– Но мы ничего не можем знать наверняка, – произнесла Агриппины, предостерегая от преждевременных восторгов. – Всё это не более чем предположение.

– Ну, тогда ясно, – вздохнул Виктор. – Могущество и власть, а также богатство – вещи заманчивые. Проходимцы на них, как мухи на мёд летят, вот и ко мне влезли, и Елизавету Петровну по голове съездили. И не только проходимцы… – он вдруг замолчал и глубоко задумался. Затем посмотрел сначала на Андрея, потом на Агриппину и продолжил. – Понимаете, всем хочется силу умножить и богатством обзавестись – не говоря уж о власти над миром…

– Это-то мы понимаем, – Андрей иронически усмехнулся и похлопал Виктора по плечу.

– А вы как думаете, Виктор, – кто это может быть? – осторожно спросила Агриппина.

Виктор снова надолго замолчал, потом поднял глаза к потолку, словно прикидывая что-то в уме, и принялся загибать пальцы:

– Во-первых, розенкрейцеры. Они, несмотря на сложившееся мнение о них, как о «гостях из прошлого», чудаках, проспавших своё средневековье, всё ещё надеются стать властителями судеб мира. Во-вторых, масоны. Их сила велика, но если в костёр время от времени не подбрасывать дровишки, он рискует погаснуть. И в-третьих, как ни странно, мальтийский орден, Великим Магистром которого был Павел Первый, построивший им Приоратский дворец и неоднократно принимавший их в Гатчине.

Андрей и Агриппина не возражали; в рассуждениях Виктора прослеживалась определённая логика.

– Наконец, в-четвёртых, – продолжал он, – это может быть… любой. Кто угодно, говорю, может быть. Узнали что-то, услышали или подслушали, увидели или подсмотрели – и пошло-поехало! Но, судя по всему, в их действиях присутствует некая система. А это уже не исключает наличия организации… Сам посуди, – обратился он к Андрею, – залезли к тебе, ко мне… Откуда-то достали наши адреса… Точно знали, зачем идут – у меня, правда, старые фотографии пропали, к делу не относящиеся, но их, скорее всего, для отвода глаз взяли, а может, и не брали вовсе…

– То есть, как не брали? – не поняла Агриппина.

– Да так, не брали, – ответил ей почему-то Андрей. Виктор скромно молчал. – Сам куда-нибудь заныкал… То ли ты Витька не знаешь… Впрочем, ты его действительно не знаешь, потому и задаёшь такие вопросы, «как не брали?» В детстве читала про рассеянного с улицы Бассейной?

– Читала, – подтвердила Агриппина.

– Это про него. Или про его брата-близнеца.

– Не всегда! – возвысил голос «рассеянный». – Я не всегда такой! Могу быть собранным, рациональным и педантичным! – Но неподдельная обида, которой был наполнен голос «фон Ниссена», придавала ему такую неподдельную комичность, что Андрей и Агриппина незаметно перемигивались и с трудом сдерживали смех.

– Я инженер! Настоящий, должен вам заметить, профессионал! – не унимался между тем Витя, и Андрей не выдержал. Он захохотал, и Агриппина присоединилась к нему, да и сам «виновник», хлопая глазами, вдруг прозрел, насколько забавно он выглядит со стороны – и засмеялся, а ведь далеко не каждый способен на это: посмеяться над собой.

Чуть позже все трое сидели за кофе и разговаривали, и Виктор, посетовав на необходимость в скором времени двинуться восвояси, сказал неожиданно:

– Знаете, Агриппина… Вот Андрей надо мной подтрунивает часто из-за моих увлечений… Из-за розенкрейцеров, мальтийских рыцарей. Так он зря прикалывается! Я на эту тему никогда особо не распространялся – но в моей крови течёт кровь нескольких поколений…

– Поколений кого? – не выдержал Андрей. Агриппина промолчала.

– Рыцарей креста и розы. Мои предки – а происхожу я из прибалтийских немцев – веками были причастны к таинствам Ордена. И я много чего знаю и понимаю. И то, что время изменилось, и совсем другие силы вышли на авансцену истории. И то, что в глазах многих и многих моё увлечение выглядит экзотическим хобби, а попросту – глупой блажью. Но я пока только наблюдаю, оставаясь вне структур – позиция наблюдателя удобна для того, кто взвешивает «за» и «против», раздумывает, стоит ли ему готовиться к Посвящению, или, сохраняя независимость, сохранить Дух…

Перед самым уходом Виктор повернулся к Андрею и произнёс – медленно, как бы взвешивая каждое слово, пробуя на зуб, точно монетку:

– Думаю, Фридрих фон Берг причастен к твоим неприятностям. У меня складывается впечатление – как-то он во всём этом замешан. Вот бы справки навести о нём… А вообще, давайте действовать сообща. Две головы хорошо, а три – лучше.

Он ушёл, энергично захлопнув дверь, и его шаги на лестнице прозвучали необычайно громко, и даже эхо провожало Виктора до самой двери во двор – а там и дальше, пока сил хватило.

Назавтра они разделились: Андрей поехал в институт, Агриппина осталась дома – начала статью о царской охоте и до обеда читала оставленный ей на диске материал, которого должно было с лихвой хватить на пару таких очерков.

Лишь один телефонный звонок отвлёк её от этого занятия; он прозвучал, когда Агриппина приготовилась уже, собственно, написать первую фразу будущего текста и, как это порой бывает, никак не могла выбрать из нескольких вариантов начала один-единственный.

Но разговор по телефону отвлёк девушку от сочинительства: услышанное от невидимого собеседника не давало ей покоя, ибо оно – услышанное – требовало быть обдуманным, билось в мозгу, настаивая на своей важности. Агриппина обдумывала, но раз за разом приходила к тому, что решение в этом случае не её прерогатива. Тот, в чьей воле находилось сказать «да» или «нет», таким образом принимая, или наоборот, отклоняя поступившее предложение, был в нескольких десятках километров от неё, и вскоре должен был приехать.