Андрей молчал. Наконец Агриппина повернулась к нему:

– Какой-то он старый. Старинный даже, я бы сказала. Почти ничего не понятно. Кто-то поймёт…или пойдёт… Уедет. Всё-таки, что это? – повторила она свой вопрос.

– Да, старинный. Вот смотри. – И Андрей протянул ей распечатку.

– Это тот же текст? А дальше что – вторая часть?

– Совершенно верно. Это текст со старинного листка, только, так сказать, прояснённый. Не забывай, мы живём в век высоких технологий, – объяснил Андрей.

– Да я и не забываю. Но всё равно не понимаю. Это что-нибудь означает? – спросила Агриппина.

– Вот это я и пытаюсь выяснить. Подумал, может, ты… Две головы всё-таки лучше, чем одна.

– Это с какой стороны посмотреть… – хмыкнула она.

– Помнишь историю, которую я тебе рассказывал… Ну, там, в галерее, во дворце…

– Про призрака, что ли?

– Да. Ты ещё тогда сказала, что я похож на Кутасова…

– На кого?

– На портрет. Вспомни, в картинной галерее, во дворце.

– Ах, да, вспомнила! И что дальше?

– Так вот. Это он и был.

– Кто он? Призрак? Призрак портрета? – спросила Агриппина, давясь от смеха. Засмеялся и Андрей: «призрак портрета» – звучит!

– Тебе «ха-ха», а… в общем, так и есть.

И Андрей подробно пересказал девушке события вчерашнего вечера, а заодно и последующей ночи, в течение которой он узнал много нового в плане компьютерной обработки изображений.

– Этот твой Виктор – компьютерный гений? – спросила Агриппина.

– Типа того. Вообще-то он инженер…

– Одно другому не мешает. Гений вполне может работать инженером. Думаю, среди искусствоведов тоже отыщутся свои гении – стоит лишь поискать хорошенько.

– И среди журналисток отыщутся.

– Не спорю. – Агриппина задорно тряхнула своими рыжими волосами. – Занятная история. Я думала, такие только в книжках бывают.

– Как видишь, не только.

– Да, вижу, вижу. Вот что я по этому поводу думаю… Надо подумать, короче.

И после этих слов она впала в глубокую задумчивость, ибо её «надо подумать» было не просто фигурой речи, но руководством к немедленному действию.

– Знаешь, что… С частью первой всё ясно, это некая виньетка, нечто наподобие девиза, ну как «дорогу осилит идущий» – да и смысл, в общем, похожий… – медленно проговорила Агриппина.

– Согласен. Здесь мы видим прямое указание на то, что действием адресата этого послания должен стать поиск. То есть, человек, нашедший в тайнике этот листок, должен благодаря ему найти что-то ещё, – утвердительно кивнул Андрей

– Возможно. Хотя «найти» можно не только физический предмет, но и… истину, например.

– Бесспорно. Вот только нет тут никакого «хотя». Найти листок, расшифровать и, в результате поиска, обрести смысл бытия. – Андрей улыбнулся.

– Или, к примеру, отыскать в шкафу хорошо сохранившийся скелет… – Помолчав, девушка продолжила: – На мой взгляд, ключевую роль в тексте играет именно второй отрывок. Расшифровав его значение, мы решим твою задачу.

– По крайней мере, пройдём один этап, шагнём на ступеньку выше. Но что бы это могло означать?

– Предлагаешь мне поработать Шерлоком Холмсом?

– Готов разделить с тобою эту обязанность, в крайнем случае – готов служить при тебе Уотсоном, или Ватсоном, как там правильней выразиться… Да, кстати… почему именно Холмсом? – спросил Андрей. – Бродвей у нас в Гатчине имеется, а Бейкер-Стрит мы пока не обзавелись.

– Да просто… вспомнилось, – ответила Агриппина. – Эта вторая часть… второй отрывок… Напоминает мне один из рассказов Конан-Дойла. Даже не знаю, почему я его так хорошо запомнила. Читала-то в ранней юности, а вот – всплыло. Другие книги за месяц, за неделю уплывают из памяти в неизвестном направлении, вроде читала, а о чём – не помню, и всё! Избирательная память у меня. Девичья, одним словом.

– Какой рассказ?

– Называется он… как же?., м-м-м-м… «Обряд дома Месгрейвов» – вот как он называется! Там, правда, не стихотворение было, а нечто вроде вопросника, точно не припомню, да это и не важно…

– У бабушки есть Конан Дойл, хочешь, попрошу?

– Да, нет, ни к чему! – махнула рукой Агриппина. – Он нам не поможет больше, чем уже помог…

– А чем он помог?

– Дал толчок. Схему. Направление. – Она села на диван, поджав под себя ноги, и от резкого движения его пружины пронзительно скрипнули. – Короче, так, дорогой. Думаю, что это стихотворение – не набор метафор, а указание на конкретное место. Указание зашифрованное, но место, по-моему, должно определяться однозначно. Остаётся его расшифровать – вот и весь сказ.

– Да-а-а… Дела. – Теперь пришёл черёд Андрею глубоко задуматься. – Отче владыки-громовника… пурпурная дева… Фильм как-то шёл по «Культуре». Кажется, итальянский, про актрису… «Пурпурная дева»… Нет, ничего не ясно! – констатировал он, наконец.

– Между прочим, фильм называется «Пурпурная дива», – не удержалась и подколола его Агриппина. – Я на него рецензию писала для «Афиши»… – Она взъерошила свои пышные волосы, откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок, словно именно на потолке могла сейчас прочесть разгадку странного послания. Потом перевела взгляд на Андрея. – Будем исходить из того, что действие происходит в Гатчине…

– Согласен. Тут есть прямое указание на место действия. «Старшая вотчина Пауля» – несомненно, Гатчина.

– Если есть старшая, должна быть и младшая.

– Правильно. «Младшая вотчина» – Павловск.

– Разве Павловск младше Гатчины? Из чего ты исходишь? Объясни критерий, – допытывалась Агриппина.

– Да какие критерии? Гатчина была имением графа Орлова, который и затеял строить здесь дворец. К тому времени, как великий князь Павел Петрович получил Гатчину в дар от матушки, дворец в версии Ринальди был уже построен, и наследник в нём поселился, в то время как Павловск только ещё строился! Так что Гатчинский Большой дворец – старший!

– Понятно. Стало быть, нам даётся подсказка, указывающая конкретное место где-то в его окрестностях…

Послышался осторожный стук в дверь: тук-тук.

– Бабушка! Это ты? – громко поинтересовался Андрей.

– А кто ж ещё? К вам можно? – спросила Елизавета Петровна. И Андрей невольно подумал, что в присутствии гостьи она сделалась образцом такта и доброжелательности.

– Ну конечно! Почему же нет? – Он искренне удивился этому вопросу.

– Андрюша, ты бы гостье чаю предложил – она ведь с дороги, – укоризненно продолжала Елизавета Петровна. – Деточка, идёмте-ка пить чай!

– Ой… как же я… вот идиот… – сконфузился Андрей. – Агриппина, чайку?

– Вы, может, есть хотите? – поинтересовалась Елизавета Петровна.

– Нет, спасибо, я обедала…

– Так это когда было… Ужинать уже пора! Андрей… – Бабушка с упрёком взглянула на внука. – Ухаживай за своей гостьей. Агриппина, никаких отговорок я не принимаю! Марш в ванную мыть руки – и за стол.

– Спасибо, – девушка была явно смущена повышенным вниманием к своей персоне.

Отужинав, молодые люди снова уединились в комнате Андрея. Цель была задана и осмыслена ими, они разгадали последнюю строчку и – как знать – если бы Елизавета Петровна не прервала их мозговой штурм, возможно, он увенчался бы полным успехом. После ужина, увы, запал иссяк, как будто другая энергия – мягкая, сонная пришла на смену прежней – стремительной. Андрей ещё пытался вытолкнуть мысли на прежнюю линию атаки, но девушка мягко перевела его эмоции в иную плоскость всего двумя словами. Они сидели на диване и она, придвинувшись вплотную к нему, осторожно опустила голову ему на плечо.

– Поцелуй меня… – прошептала она и прикрыла глаза.

Её губы были мягкими, а волосы, казалось, пахли мятой и ладаном. Голова Андрея закружилась – легко и сладостно.

– Я тебя… – выдохнул Андрей.

– Люблю… – одними губами произнесла девушка.

Их сердца бились в унисон, их чувства были синхронны – так же, как за полчаса до того были синхронны их мысли. Это было полное единение. Но они не могли знать, насколько они совпали друг с другом. Знать не могли – могли почувствовать. И они почувствовали.

– Сегодня ты никуда отсюда не уедешь, – просто сказал Андрей.

– А я, в общем-то, и не собиралась, – ответила Агриппина. Помолчала, а потом, точно опомнившись, спросила: – А как же Елизавета Петровна?

– Что – Елизавета Петровна? – улыбнулся Андрей. – Бабушка будет только «за», – ответил он на незаданный девушкой вопрос.

– Удивительная у тебя бабушка, – задумчиво сказала она.

– Что верно, то верно, – согласился Андрей. – Учитывая то, что она заставила смутиться такую акулу пера…

– Это я – акула пера? – возмутилась Агриппина. – Ничего подобного. И вовсе я не была смущена. Просто… она у тебя очень душевная и радушная. И гостеприимство её не напускное, не напоказ. Гостеприимство – просто так, от души, она не ищет от этого никаких… – Агриппина замолчала, подбирая нужное слово, – … бонусов. Сейчас это такая редкость.

– В вашем кругу, может быть, и редкость.

– Не иронизируй! Конечно, я могу говорить только за себя. В моём кругу это, действительно, не принято.

За окном темнело, и комнату накрыли мягкие сумерки. Через открытую форточку с улицы вдруг залетели бухающие звуки хард-рока и столь же стремительно улетели обратно: видимо, музыка играла в проезжавшей мимо машине. Уличный гомон становился тише. Кажется, начинал накрапывать по-осеннему мелкий дождик.

Они лежали в обнимку и говорили друг другу слова до невозможности глупые и невероятно светлые – такие, какие обычно говорят друг другу все влюблённые во все времена и на всех континентах. И не было в этот момент на земле людей, счастливее них. Но они об этом не думали.