Девочка понурилась.
— И ты хорош! — перепало Люку. — Предатель! Раньше за конфетки за ним бегал, а теперь что? Надеешься, порулить даст?
— Куда уж мне, — не остался в долгу подросток. — Кто больного ребенка за руль пустит?
Нашарил на столе сказки, взял младшую сестру за руку и повел к себе.
— Пойдем, Клер. Почитаешь убогому.
«Не приходи больше, — мысленно попросила Софи, прислонившись к входной двери. — Я так старалась, чтобы у них все было хорошо. Может, не все получилось, но не нужно ломать того, что уже есть. А так, как было, уже не будет, ты же видишь…»
Звонить еще раз Тьен не стал.
Разговор на ровном месте свернул не туда, и продолжать его не стоило. Еще будет время.
А сегодня… Сегодня был день надежд. Люк получил надежду на выздоровление. Тьен — на возвращение. А Софи нужно было сначала самой разобраться, чего же она на самом деле хочет, и шеар надеялся, что сможет повлиять на ее решение. Сам, не прибегая к силе стихий.
Дар понадобился для другого.
Сначала — досушить влажную одежду. Потом — подправить восприятие любопытной дамочки преклонных лет, выглянувшей из-за соседней двери. Обнаружив на площадке полуголого мужчину, склочная даже с виду старушенция уже раззявила рот, чтобы закатить скандал, как вдруг расслабленно улыбнулась и вернулась в квартиру.
— Да-да, — пробормотал себе под нос шеар, натягивая брюки. — Я белый и пушистый… кот. Мур-мур…
Он уже застегивал рубашку, когда соседская дверь, взвизгнув несмазанными петлями, снова распахнулась, и возникшая на пороге карга щедро плеснула водой ему на только-только просушенную штанину.
— А ну брысь отсюда!
— Да ухожу я, ухожу, — огрызнулся Тьен.
Заговори с ней кот, старую грымзу удар хватил бы, но она услышала лишь обиженное «Мяу!» и увидела, как пушистик рванул вниз по лестнице, волоча по ступенькам мокрый хвост.
Глава 10
Настроение не располагало к общению, но Этьен усвоил жизненные уроки: добрые отношения нужно беречь. Потому, вернувшись в гостиницу, без оглядки на поздний час заглянул к отцу: Генрих не имел привычки рано ложиться.
Но и привычки коротать вечера с бутылкой за ним раньше не водилось.
— Да вот, вроде бы неплохое вино, — смутился Лэйд, заметив удивленный взгляд сына. — Присоединяйся… если никуда больше не собираешься…
Тьен почувствовал легкий укол совести. Притащил отца в мир, давно ставший ему чужим, и бросил.
— Не собираюсь, — он устроился за столом напротив археолога. — Как прошел день? Как экскурсия?
Лэйд вздохнул. Вперил взгляд в свои сцепленные замком пальцы.
— Пап, как ты вообще?
— Не знаю. Странно.
— Это с непривычки. В Итериане все иначе.
— Иначе, — кивнул пожилой человек. — Возможно, ты не заметил, ты же шеар, а люди своеобразно ощущают пребывание в Дивном мире. Помнишь истории о тех, кого прекрасные альвы или легкокрылые сильфиды уводили за собой? О том, как прожив какое-то время в окружении чудесных созданий, те люди возвращались домой, думая, что минуло всего несколько дней, и с удивлением понимали, что прошли уже годы?
— К чему ты это?
— К тому, что мы чувствуем себя такими же, какими пришли однажды в Итериан. Не стареем, да, но и не взрослеем, если поймешь, о чем я. Приобретаем знания и опыт, но не меняемся душой.
Наверное, он был прав. Иначе, почему третий шеар, пережив встречу с ненасытной пустотой и пройдя не одну чужую войну, до сих пор иногда чувствовал себя выросшим на слободских улицах мальчишкой? Видимо, много в нем было человеческого.
— Думаю, так Итериан оберегает нас от неприятных моментов долголетия, — продолжал Лэйд. — Дивные воспринимают жизнь иначе, а люди за свой короткий век устают, становятся скупы сердцем, равнодушны ко многому. Это тоже своего рода защитный механизм, призванный примирить нас со скорой смертью… А здесь я вновь чувствую время. Свою древность, и неуместность. Уязвимость…
— Хочешь обратно?
Генрих неопределенно поморщился.
Уйти вместе с сыном было его решением, и Этьен обещал, что сделает все возможное, чтобы сохранить его силы и долголетие в людском мире. Но он не мог обеспечить ему той защиты, что давал Итериан.
— Мы все равно вернемся, — напомнил человек.
— Я вернусь, — поправил шеар.
— И я, — проговорил Генрих упрямо.
Говорят, время лечит. Но, согласно только что выдвинутой теории, в Дивном мире человек не чувствует времени. Его боль не уходит. Он все так же жаждет расплаты.
— Хорошо. Вернемся вместе. Мне еще нужно уладить здесь кое-какие дела…
Прежде чем возвращаться к прошлому, нужно позаботиться о будущем. Или хотя бы о настоящем.
Но сейчас не было никакого желания думать о чем-либо кроме отдыха, и уже через полчаса разговора, в котором оба они, и Тьен, и Генрих, избегали вскользь затронутой темы, шеар пожелал отцу доброй ночи.
Оказавшись в своем номере, повесил на дверь табличку «Не беспокоить», разделся, лег в кровать и тут же уснул, привычно пожелав себе не видеть снов.
…Через полгода в Итериане сны стали настоящей проблемой. И те, от которых просыпался в липком поту с искусанными в кровь губами и саднящим от крика горлом, и те, теплые и светлые, в которых хотелось остаться. Последние были даже хуже: каждое пробуждение — маленькая смерть, независимо от того, где откроешь глаза, в поле на краю очередного разрыва или в доме отца, куда завернул на день или, как чаще случалось, всего на ночь. Где ни проснись, все будет не то.
Тьен думал, что однажды сны сведут его, если не в могилу, то с ума — точно. На счастье, Лили, заметив его мучения, подсказала, как с этим справиться, и научила засыпать без сновидений.
Альва во многом помогала юному шеару. Именно она, а не Холгер, как это было бы правильно, рассказала ему о пустоте и волнах.
— Природа этого явления до сих пор не изучена, хоть наши народы борются с ним уже не первое тысячелетие. Кто-то считает, что пустота — это обратная сторона силы. Антисила. Полная противоположность огню, земле, воде и воздуху одновременно. И чем чаще в Итериане и в других мирах великого древа используют магию стихий, тем чаще повторяются волны. Но энергия и материя не могут исчезать бесследно… Так говорят. И на основании этого наши ученые построили другую версию, по которой пустота — это нечто сродни огромному порталу, который не уничтожает, а переносит что-то или кого-то из нашего мира в иное измерение. Это хорошая теория. В нее хотелось бы верить… Но я не верю. Пустота — зло. Она разрушает наш мир и открывает в другие миры путь для тьмы. А если погибнет Итериан, погибнет все великое древо. Чтобы не допустить этого, нам и нужны шеары. Ведь что такое мир? Это земля, в сердце которой, в самых недрах, таится огненная душа. Вода — кровь мира. Воздух — его дыхание. Мир, любой мир, рожден четырьмя стихиями. Так же, как и шеар. Когда ты бросаешь вызов пустоте, ты заменяешь собой мир на ее пути. Часть силы вытягивает из тебя ничто, а часть ты сам отдаешь, возмещая украденные пустотой воздух, землю, огонь и воду.
Ликвидация разрывов отнимала немало сил. На восстановление уходили дни, порой — недели. Однажды Тьен полутрупом провалялся в постели почти месяц. И альва с длинным-предлинным именем была рядом. Делилась силой земли. Помогала, поддерживала, подсказывала. Но, несмотря на это, дружбой между ними и не пахло. Во всяком случае, с его стороны.
— Что не так, малыш? — не выдержала Лили как-то. — Что тебя не устраивает?
— То, что тебя ко мне приставил Холгер, — ответил он честно.
— Ох, не смеши меня, — отмахнулась она. — Назови того, кто пошел с тобой по собственному желанию.
— Фер? — предположил Тьен, сбитый с толку ее тоном.
— Мечтай, — хмыкнула женщина. — Облобызать любимого племянничка при встрече — это одно, а рисковать жизнью у разрыва — совсем другое.
До того дня юноша был уверен, что Фернан искал его в мире людей, а после сопровождал в Итериане более по личным мотивам, нежели по воле правителя, но после слов Лили засомневался. Неужели флейм и все остальные в его отряде лишь выполняют приказ Холгера?