Вчерашняя похмелюга, по ходу которой был принят ряд опрометчивых решений, в том числе посылка Васи Хряпа в Самсоново, сегодня не присутствовала. Витя был как стеклышко и настойчиво пытался разобраться в том, что он вчера такого накомандовал. Именно поэтому, прикатив в офис, он собрал всех основных на совещание. Самое первое, что вспомнил Витя, было то, что вчера он так и заснул, не докричавшись по рации до Хряпа. Среди публики, собравшейся в «совещательной комнате», которая находилась в подвале офиса, Вася не просматривался.

— Где Хряп? — обведя взглядом присутствующих, мрачно спросил Басмач. — Буня, ты звонил ему?

Буня, являвшийся в конторе чем-то вроде вечного «оперативного дежурного» и главного «мальчика на побегушках», резко поежился. Да, именно он обзванивал народ, оповещая об экстренном «брифинге». Но до Хряпа не дозвонился. По всем телефонам, где он мог быть, либо отвечали, что таковой отсутствует, либо вообще не отвечали. Тем не менее Буня молча кивнул.

— Чего киваешь? — строго спросил Басмач. — Звонил ему или нет? Голосом скажи, придурок!

— Звонил… — пролепетал «дежурный». — Нету его нигде…

— Бабам его звонил?

— Звонил. Всем, которые в списке.

Басмач хмуро посмотрел на Буню, но, главным образом, для лишней острастки. Буня был шнырь пуганый и исполнительный, знал, что за халатность спросят строго. Вряд ли он сачканул или, того хуже, прикрывал незаконное отсутствие Хряпа.

— Так, — обводя народ тяжким взглядом, спросил Витя, — кто знает, где Хряп? Быстро!

— Кроме тебя, командор, никто не знает, — спокойно ответил величавый громила по кличке Медведь. — Ты его вчера в Самсоново погнал проверять «Липочку».

— Вчера было вчера, — проворчал Витя, — а сегодня — уже сегодня. Я вчера так и заснул с рацией, а он, падла, не ответил.

— Может, случилось что? — встревоженно произнес еще один бригадир, которому в давние времена крепко изрезали рожу. Он так и назывался — Резаный.

— Спасибо, я и так догадываюсь… — хмыкнул Басмач. — Только вот что именно?!

— Ты Дзобладзе звонил? — спросил Медведь.

— С Дзобладзе надо не спешить, — ответил Витя. — Если, блин, вчера к нему действительно «шкворни» приезжали, он будет темнить, сука черная! Или вообще спрячется.

— А по-моему, как раз самое оно. Спроси в лоб: был у тебя Хряп? Когда был, чего делал, когда и куда уехал? Заменжуется — значит, рыло в пуху…

— Сила у тебя, Медведя, есть. Но ума — мелковато. Спугнем мы его просто-напросто. Он сядет на свой «Опель», чемодан «зеленки» в зубы — и в аэропорт. Даже если ни в чем не виноват. Просто с перепугу. Рванет в Грузию, а там — хрен найдешь. Это один вариант… А есть другой. Если он со Шкворнем спелся и шкворневские Хряпа почикали, то четко ответит: «Да, заэзжал Хряп, нэмнога мнэ морда побил, болшэ эго нэ видэл», — утрируя грузинский акцент, произнес Басмач.

— Взять да тряхнуть его, шерсть осмолить слегонца… Расколется! — насупился Медведь.

— С паяльной лампой, милок, хорошо долги вышибать, а не правду, — хмыкнул Витя. — Сознается в том, в чем попросишь, а не в том, что в натуре было. Опять же, самого Шкворня двое суток его братаны ищут.

— И Булки в городе нет… — вставил Резаный.

— Это все еще проверить надо. Шура Казан тоже на дно залег.

— Зато Пензенский до фига выступает, — произнес Ухан, курировавший Воздвиженский рынок.

— После этого Крюка все на уши встало! — буркнул некто Швандя, получивший такую кликуху за внешнее сходство с каким-то актером, игравшим этого матроса в «Любови Яровой».

— Ладно, — веско сказал Басмач, — не валите все до кучи. Надо все четко и конкретно прикинуть. Булке я утром звонил, Кныш доложил, что ее в Москве на сохранение положили, но она командовать не перестает. Велела передать, чтоб никто дурью не маялся, и вечером позвонит с четкими ЦУ.

— Удивляюсь я на это, братва! — явно раздраженный этим заявлением, заметил Медведь. — Мне этот матриархат, гребеныть, надоел. Над нами, е-мое, небось по всем зонам смех идет! Вся область стоит под бабой беременной!

— Вот пусть они там, на зонах, и веселятся! — прищурился Басмач. — А в том, что мы на воле — ее заслуга. И то, что вплоть до Крюка, все было тихо и культурно — тоже.

— Ничего, — зловредно произнес Медведь, — сейчас с Центра столько «копателей» понаехало, что у Главы бабок не хватит. А слетит он — и тю-тю все Светулины привилегии. А мы, всем колхозом, вступим в движение «Наш дом — тюрьма!»

— Не спеши, ладно? И вообще, будь вежливей, Медведюга. Не осложняй жизнь не по делу. Тем более что Булка нам сейчас по фигу. Нам надо все по Хряпу разобрать.

— А что там разбирать? — сказал Швандя. — Скатать в Самсоново, вежливо, но с понтом дела спросить у Гоги. У других местных поинтересоваться. И про шкворневскую «Паджеро» заодно… Наверно, ментов стоит побеспокоить, особенно гаишников… Может, прибрали невзначай.

— Первые толковые мысли слышу, — похвалил Басмач. — Насчет ментуры я как-то и не подумал…

— Да наш Егорыч тебя бы еще ночью разбудил, если б там было что-то… — с сомнением в голосе произнес Буня. — Если б они в другом районе залетели или в городе, то ему бы оттуда мигом позвонили. А у нас — так их вообще никто б не тронул…

— Насчет того, что у нас, ты прав, юноша. А вот насчет города — это раньше было правильно. Теперь может и не так быть. Насчет нашей с Егорычем дружбы в Облуправлении не одни хорошие люди знают. Есть и такие, что смекнут под этот шухер его подставить… Так что, надо Егорыча самим потревожить, чтоб он, пока не поздно, поинтересовался. Ну, это я сам покумекаю. А ты, Швандя, раз уж такой умный, давай, прокатись в Самсоново. Прямо сейчас, по-быстрому. Инструкций не даю — сам все придумал.

— Понял! — Швандя вылез из-за стола, нахлобучил кожаную кепку и вышел из «совещательной».

— Так, — произнес Басмач. — Процесс пошел. Теперь, Медведюга, лично для тебя. Ты человек внушительный, солидный. Даю тебе телефончик шкворневской конторы. Созвонишься, поспрошаешь, нет ли каких новых данных насчет ихнего босса. Сейчас там за главного какой-то Тромбон. Если будут не против, съезди к ним и переговори, только без мордобития и не спеша. Если скумекаешь, что они и впрямь его потеряли, а не лапшу на уши вешают — намекни, что, мол, мы всегда рады хорошим людям, особенно если они с собой в приданое все эти «Кахетии»-«Имеретии» принесут…

— А если его там попишут невзначай? — осторожно засомневался Резаный.

— Тогда я тебя отправлю разбираться… — осклабился Витя. — Ну что, Медведь, не зассышь?

— Уважаю я тебя, Витя, — поглядел Медведь исподлобья, — на другого бы — обиделся.

— Буня, дай ему телефон, позвоните сверху, из офиса.

Медведь в сопровождении Буни покинул помещение.

— Так, — произнес Басмач, — экстренные вопросы решили. Переходим к текущим делам. Ухан, как у вас там, на Воздвиженке?

— Вчера Лехины наезжали, — мрачно ответил тот. — На полчаса базар устроили. Упирали на то, что за забором — уже не рынок. А там восемнадцать палаток стоит. Очень ходовые места. А хозяева ноют и, по-моему, втихаря Лехе уже отстегивают…

— Уточнил кто?

— Долго выяснять, не до того было. Начнешь жать — они вообще свернутся с улицы. Леха, кажется, им обещал места у автовокзала.

— У тебя, блин, все «кажется», да «по-моему», Ухан! — рассердился Витя. — Каких ты, е-мое, стукачей кормишь, если так хреново ситуацию знаешь?

— Какие есть… Думаешь, так легко все засечь? Дураки нынче в дефиците. Хозяева на рынке и носа не кажут, а продавцы вообще не знают, кому кто платит.

— Ты, блин, это должен знать, ты, братан! — сурово сказал Басмач. — А то, может, ты мне мозги пудришь, а? Тебе там Леха пенсию еще не назначил, случайно?!

Это повергло Ухана в панику.

— Да ты что, Витек?! — заторопился он. — Какая пенсия, блин?! Я каждый день от них пулю жду, а ты…

— Это я пошутил. Пока… Рассказывай подробнее, о чем базарили.

— Да все о том же. Мы говорим, что палатки наши, а они — про забор.