Жерар де Вилье

Марафон в Испанском Гарлеме

Глава 1

Кристина Лампаро бросила растерянный взгляд на длинную череду металлических столбов, стоящих вдоль Плезент-авеню. На каждом из них должна была стоять касса платной стоянки. Но уже давным-давно местные бродяги выломали эти кассы и разбили их в надежде извлечь мелочь, которая могла там сохраниться. В Испанском Гарлеме нередко убивают даже за один доллар... В результате между 119-й и 120-й улицами осталось только две нетронутых кассы.

Возле одной из них вот уже целый месяц стоял старый красный «бьюик», явно краденый. Колеса были сняты. У другой виднелся помятый зеленый «шевроле», принадлежащий молодому торговцу наркотиками. Когда Кристина Лампаро намекнула ему на необходимость уплаты штрафа, поскольку он не оплатил стоянку, то юноша объяснил ей с невероятным количеством непристойных деталей, что он сделает ей и ее друзьям, если только они попытаются выполнить свою угрозу.

Кристине осталось только убрать в сумку книжечку с бланками для штрафа. Всегда одно и то же: самые вежливые обещают изнасиловать ее на капоте машины, более нервные грозят перерезать глотку. Тяжело работать в полиции по найму в Испанском Гарлеме. Однако профессиональная гордость побуждала Кристину Лампаро, работающую в 25-м полицейском участке, садиться каждое Утро на голубой мотороллер и проверять уже не существующие кассы в отведенной для ее контроля зоне.

Она посмотрела на часы. Приближается время перерыва. Она сможет расслабиться на часок в прохладном помещении участка. Сейчас, в конце июля, температура достигла сорока градусов при стопроцентной влажности. Асфальт буквально кипел под ногами. Тяжелая и липкая тара приклеивала одежду к коже. Кристина решительно вдернула свою коричневую форменную юбку и отклеила от тяжелых грудей блузку, цвет которой почти не отличался от цвета ее кожи. Ей очень хотелось сорвать парик с короткими гладкими волосами, прикрывавший ее курчавые волосы. Она родилась двадцать пять лет тому назад в Сан-Хуане – столице Пуэрто-Рико и приехала искать счастья в Нью-Йорк.

Но такая жара бесчеловечна. Во всем Испанском Гарлеме было не больше двухсот кондиционеров. Здесь люди живут на тротуарах, спят на крышах, в качестве душа используют пожарные краны.

Несколько лет тому назад пуэрториканцы изгнали отсюда негров и итальянцев. Теперь от Мэдисон-авеню до Ист-Ривер, от 97-й до 122-й улиц все говорили только по-испански. Тысячи пуэрториканцев пытались выжить в ужасных условиях: опустошенные, брошенные, полуразрушенные дома, жалкие лавчонки, разбитые улицы, заполненные наркоманами... Все это в тридцати шагах от утопающего в роскоши Среднего Манхэттена. То, что совсем недавно было одним из наиболее элегантных кварталов Нью-Йорка, превратилось в груду развалин и отвратительные трущобы.

Кристина Лампаро села на мотороллер. Молодой парень, сидящий на краю тротуара, бросил со смехом:

– С твоим задом, сестренка, тебе лучше работать проституткой.

Мини-юбка и прилегающая блузка подчеркивали скульптурные формы вольнонаемной. Чувственное лицо и огромные наивные глаза завершали внешний вид этого чудесного создания. Кокетливая, как кошка, она каждый день покидала участок в девять утра, раскрашенная, как царица Савская, на высоких каблуках... Трогаясь с места и стремясь создать впечатление своей полезности, она крикнула мальчишкам, игравшим возле пожарного крапа на углу 119-й улицы:

– Эй, ребята! Не расходуйте воду! Иначе нечем будет гасить пожар!

Один из мальчишек поднялся и крикнул:

– Тем лучше! Тогда этот проклятый квартал сгорит дотла!

Кристина пожала плечами и нажала на газ. В конце концов парень прав. Испанский Гарлем – это ад. Даже живущие здесь негры говорят об этом квартале с отвращением. Она сделала поворот, чтобы выехать на 119-ю улицу. Для этого ей пришлось проехать мимо детей, поливающих друг друга из пожарного шланга. Тотчас же из шланга брызнул мощный поток воды, который поливал ее на протяжении нескольких метров. Парень, который ей отвечал, воспользовался пустой банкой от пива, чтобы усилить струю и не потерять цель... Мокрая с ног до головы и растерянная от неожиданности, Кристина Лампаро остановила мотороллер и спрыгнула с седла. Злость душила ее. Но мальчишки мигом рассыпались в разные стороны, бросив извивающийся шланг. Кристина остановилась, взбешенная и униженная. Ее макияж стекал с лица, мокрая одежда снова прилипла к телу. Молодые пуэрториканцы, сидевшие возле заброшенного дома, громко и невероятно похабно комментировали событие. Их выражения смутили бы даже привыкшего ко всему тюремного надзирателя. Их можно понять: бесплатное развлечение.

Кристина посмотрела вокруг: невозможно вернуться в полицейский участок в таком виде. Над ней уже смеялась вся улица. Если она зайдет в любой дом, ее наверняка изнасилуют. Вдруг она заметила на небольшом почти полностью сохранившемся здании вывеску: «Международная церковь Иисуса Христа. Пастор Освальдо Барранкилья». Одна из многочисленных «церквей» Испанского Гарлема, как правило, состоящая из одной комнаты и одного священника. Посетителями являются люди, пытающиеся в вере обрести надежду на спасение от нищеты. Все эти церкви оформлялись как торговые компании, не имеющие цели извлечения прибыли, чтобы не платить налогов с нищенских даров верующих.

Конечно, в Испанском Гарлеме есть и настоящие церкви. «Церковь священных четок» возвышалась, например, в нескольких шагах от церкви падре Барранкилья. Но ее двери были завешены огромными цепями с мощными висячими замками, защищавшими от грабителей-наркоманов. Эти церкви открывались лишь на несколько часов в неделю и строго контролировали всех входящих.

Под вывеской стоял падре, занятый благочестивым делом: он чистил медный подсвечник. Кристина Лампаро направилась к нему. У него было доброе лицо с опавшими щеками, ласковыми и грустными глазами. Старая заштопанная и покрытая пятнами сутана.

– Падре, могу ли я войти в вашу церковь, чтобы привести себя в порядок?

Она оказалась выше его на целую голову. Он уступил ей дорогу со слащавой улыбкой.

– Входи, входи, дочка. Увы, для этих босяков нет ничего святого...

Кристина вошла в «церковь». Это была комната метров пятнадцати длиной. Основную часть занимали скамьи. Последние ряды составляли старые сиденья, снятые с брошенных автомобилей. На стенах висели весьма наивные картины на библейские темы. В глубине – грубый алтарь и импровизированная исповедальня, сделанная из досок и старых занавесок. В углу было отведено место для кухни, где старушка в черном чистила сладкий картофель.

– Мария выгладит вашу одежду, – предложил священник. Раздевайтесь в исповедальне.

Сотрудница полиции не колебалась. В исповедальне она сняла блузку и юбку. Оставшись в трусиках и бюстгальтере, она протянула одежду старухе, которая тотчас же исчезла во внутреннем дворике. Достав гигиенический пакет, Кристина стала наводить порядок на лице. Ни в исповедальне было темно.

– Падре, извините меня, но здесь так темно, я ничего не вижу... Можно мне выйти в церковь?

Несколько изменившимся голосом тот сразу же ответил:

– Конечно!

Она вышла из темноты. Ее щедрые формы удачно подчеркивало белье из белого нейлона. Ноги были удлинены высокими каблуками. Глаза пастора Освальдо Барранкилья тотчас же освободились от всех священных забот. При виде такой картины он замер, как бы приклеенный к полу. Кристина почувствовала его взгляд, и это было для нее приятным шоком.

– Вы можете сесть здесь, – сказал священник все еще дрожащим голосом и указал на старое автомобильное сиденье. Она расположилась на нем, для чего пришлось поднять колени почти до подбородка, и достала сумочку. С улицы доносился отдаленный шум, приглушенные крики детей, недалеко проехала машина.

Высушив парик, Лампаро почувствовала себя лучше. Подняв глаза, она встретила взгляд священника, которым не мог оторваться от ее смуглых бедер.