- Что же это? - недоумённым голосом спросил Дин (просто Дин - он у нас всего третий день и еще никакой клички не успел получить).

- Что же это такое? - повторил Дин тем же голосом, и я, в общем-то, его понимал. Мне и самому очень хотелось задать тот же вопрос. Правда, не знаю кому. Небу? Тому, кто за небом? Вот только боюсь я, что если там кто-то и есть, то он меня не услышит. Ибо он давно уже глух на оба уха и слеп на оба глаза.

Мы стоим в том месте, где деревенские улицы сходились в площадь. Тогда, когда они еще были улицами. Здесь в базарный день тороватые сельчане выставляли свои нехитрые товары, а в праздники устраивались всякие развлечения: гуляния, танцы и драки. В остальные дни такие площади обычно пусты, но сегодня там что-то есть. На этом "чем-то" сидит воронье и деловито набивает желудки.

- Что же это такое? - опять спрашивает Дин, а Гай-Ворчун (наш лейтенант) медленно оборачивается и обводит нас - свой сквад - взглядом, от которого мне становится очень тоскливо и тревожно. Я видел Гая в ярости, я видел его в печали, мне даже случалось видеть его испуганным. Ничего этого сейчас в его взгляде нет, он кажется совершенно спокойным и даже безмятежным. Вот только глазами его сейчас смотрит сама Смерть.

- Это вольпы, - говорит он негромко, - молитесь, кто умеет.

И отворачивается обратно. Воронье, словно только этих слов и ожидало, вдруг срывается и, громко каркая и хлопая крыльями, разлетается. И теперь уже ничто, к сожалению, не мешает разглядеть их необычные насесты. Трупы. Детские. Числом двенадцать, насажены на колья. Все раздеты догола, у некоторых не хватает рук или ног. Над ними уже порядком потрудилось воронье, совершенно изуродовав черты их лиц, но одну деталь вороны "стереть" не успели: нарисованные углем широкие - от уха до уха - улыбки.

- Что же это? - спрашивает Дин совершенно беспомощным голосом и всхлипывает. Ворчун отвешивает ему такую затрещину, что Дин кубарем летит в щедро припорошенную пеплом придорожную пыль.

- Длинный, сними трупы, сложи в сторонке и прикрой чем-нибудь. Потом похороним. Если будет кому. Будь осторожен, там наверняка ловушки. Страх, Птица, идите к обозу, принесите кольчуги и арбалеты на каждого.

- А мы разве не в лес идём? - недоумевает Децим, получивший кличку "Птица" за попытку сбежать через окно третьего этажа от неожиданно появившегося ревнивого мужа.

Ворчун смеривает его тяжёлым взглядом.

- Ты сколько раз вольпов чистил?

- Ни разу...

- Тогда засохни и топай к обозу. И заткните уже кто-нибудь эту мерзкую кошку! Шелест!

- А! - я встряхиваюсь, с трудом отвожу взгляд в сторону и смотрю на лейтенанта, - кошку? Заткнуть? Как?

Ворчун хмурится, кривит губами.

- Нет. Не кошку. К лешему кошку! Найди Весельчака и Цезаря, пусть идут сюда. Им надо на это посмотреть.

Ван-Весельчак и Юлий по кличке "Цезарь" - это остальные лейтенанты нашего отряда. Нас здесь тридцать егерей и три лейтенанта - а это, между прочим, немало. Я делаю шаг в сторону, но потом останавливаюсь и задаю мучающий меня вопрос:

- Почему...

- Что почему? - Лейтенант не даёт мне и рта открыть, - Потому что они хотят, чтобы ты сдох! И чем больше ты думаешь о всякой... хрени, тем они к своей цели ближе!

Это он не столько мне, сколько поднявшемуся с земли Дину.

- Я не об этом, - говорю я, - почему... улыбки?

- А... Потому что они над нами смеются. Вольпы. А еще это значит, что ничего не кончилось. В деревне их нет, но они далеко не ушли. Они хотят нашей крови, они ждут нас. И это - очень плохо. Потому что вольп не отказывается от драки только тогда, когда полностью уверен в своей победе.

- Понятно, - киваю я и топаю по бывшей улице в сторону тракта. В деревню только наш сквад пошёл. Два остальных должны были окружить её плотным кольцом, на случай, если предположительно еще хозяйничающие в деревне бестии решат оттуда драпануть. Так что Ван с Юлием могли быть где угодно - но я всё равно пошёл уже хоженой дорогой. Я понимаю, что остальные здешние улицы ничем от той, по которой мы от тракта сюда пришли, не отличаются. Да и Гай вон - уверен, что все вольпы из деревни ушли, а он уже шесть лет как лейтенант и зря слов на ветер не бросает. Но всё равно - эта улица мне более безопасной кажется. Да и на площадь мне, признаться, выходить не хотелось. Хорошо, что трупами заняться Гай Марку поручил. Мог ведь и мне - и куда б я делся? Возился бы сейчас, рыча от бессильной злости и пытаясь удержать в желудке скудный походный завтрак.

Лейтенантов, однако же, я нашёл прямо у тракта. Даже искать их не пришлось - вышел к нашим повозкам, да сразу их и увидел. Ван сидел на земле и придерживал руками какой-то большой свиток, а Юлий, уперев руки в колени, нависал над ним и что-то там усердно выглядывал. Неподалёку переминался с ноги на ногу Кипарис - длинный и худой, как жердина, егерь из сквада Юлия. Услышав мои шаги, Ван поднял голову и посмотрел на меня вопросительно.

- Ворчун просил подойти, - сказал я, - обоих. Он там, на площади, и там...

Я замялся. Юлий выпрямился, посмотрел на меня холодным оценивающим взглядом.

- Дети на кольях?

- Ага, - кивнул я, радуясь, что не придется объяснять, зачем Гай их зовёт.

- Я же говорил, - Юлий посмотрел на Вана, - дом Шейрас, их почерк. Пойдём, Весельчак, поговорим с Ворчуном. Подумаем, как дальше быть.

Ван отпустил, не замедливший свернуться, свиток, подобрал его, сунул под мышку и оба лейтенанта быстро ушли по дороге. Я наладился было за ними, но задержался - Ван с Юлием определённо уже знали, с кем нам придётся иметь дело. Откуда?

- На следы наткнулись? - почти утверждая, спросил я у Кипариса.

- Угу, - кивнул он, - рыл десять-двенадцать. К холмам ушли, на юг.

- Точно? Не больше?

Кипарис пожал плечами.

- Мне откуда знать, я их не считал. Так Проныра сказал. Не больше пятнадцати, говорит.

Я вздохнул с облегчением: Проныра - следопыт бывалый. Раз он сказал "не больше пятнадцати", значит - так оно и есть. А еще это значит...

- Ну да, - я торжествующе улыбнулся, - не могли же они знать, что нас тут три сквада вместо одного окажется. Ну теперь-то уж мы им поджарим хвосты, тварям проклятым.

Сквад Арле десять егерей насчитывал и одного лейтенанта - Юлия. Район этот довольно безопасным считался, здесь уже лет пять ни одного нападения бестий не случалось. Не окажись в Арле случайно еще двух сквадов, в Фракию направлявшихся, Юлий со своей десяткой только и пошёл бы в деревню. Здесь бы они все и полегли, несомненно.

- Ты их поймай сначала, - скептически отозвался Кипарис, - я думаю, они уже узнали, что нас три десятка вместо одного. И удрали, конечно же - это ж вольпы. Уже вторую сотню стадий, небось, разменивают.

От повозок послышался громкий металлический лязг. Я повернул голову и встретился глазами с Птицей. Он с натугой перевалил через борт повозки кучу кольчуг и поманил меня пальцем.

- Шелест, подь сюды!

- Зачем?

- Ты совсем страх потерял? - а это Страх. Спрыгнул с другой стороны повозки, держа за рога одиннадцать арбалетов - пять в левой и шесть в правой.

- Поможешь Птице кольчуги нести. И не спорь. А то мне страх как хочется кому-нибудь рожу начистить, так что не давай повода.

Я вздохнул и пошёл к повозкам.

Тяжелые они, кольчуги. Мин тридцать каждая весит. Не знаю как Птица, но я весь вымок, пока свои шесть штук обратно до площади дотащил. Огляделся, отметил с облегчением, что колья уже опустели, нашел взглядом негромко о чем-то разговаривающих лейтенантов, и, подойдя к ним пасов на десять, с грохотом ссыпал кольчуги на землю. Птица сделал то же самое. Ворчун посмотрел на нас тяжёлым взглядом.

- Одевайте. Арбалет каждый возьмите и болтов с десяток, - вздохнул, - больше точно не потребуется.

Юлий с Ваном, однако, свои сквады в кольчуги одевать не стали. Ну не знаю, может они и правы. В кольчуге, конечно, защищенней себя чувствуешь. Увереннее как-то. Но и движения она порядком сковывает, особенно когда не просто рукой или ногой, а всем корпусом двигаешься. В сторону отскочить, от удара меча отклониться, развернуться на звук - уже не так быстро получается. Так что в принципе я понимаю, почему егеря кольчуги, не говоря уж о лориках, не жалуют. Но когда идешь по следам диких вольпов, каждую секунду нападения ожидая, вес кольчуги как-то и не в тягость кажется.