— Хорошо, дружище, — ответил капитан Сервадак, — надейся сколько твоей душе угодно. Никогда не надо отчаиваться! Наш неизвестный корреспондент даже сделал эти слова своим девизом. А пока будем устраиваться на острове так, словно нам предстоит прожить здесь всю жизнь.

Оживленно беседуя, капитан Сервадак и его спутники подошли к гурби, который Бен-Зуф отстроил заново. Караульня содержалась в полном порядке, Зефир и Галета были выхолены и сыты. Свою скромную хижину Гектор Сервадак предоставил гостям и малютке Нине с козочкой Марзи. По дороге Бен-Зуф уже успел звонко расцеловать и девочку и козу, которые сразу полюбили его.

Затем в гурби состоялся совет, — надо было обсудить план действий на первое время.

Самым важным был вопрос об устройстве жилища на острове. Как спастись от жестоких холодов во время полета Галлии по межпланетному пространству? И долго ли продержатся морозы? Это зависело от эксцентриситета астероида: могут пройти годы, пока астероид, двигаясь по новой орбите, снова приблизится к Солнцу. Топлива на острове было недостаточно, мало угля, мало деревьев; кроме того, не исключалась возможность, что вымерзшая почва станет бесплодной. Что делать? Как предотвратить нависшую опасность? Необходимо было найти выход, и немедленно.

Пока, правда, не предвиделось трудностей с запасами продовольствия в колонии. И, разумеется, недостатка в питьевой воде нечего было опасаться: по долинам протекали ручьи, и колодцы были полны водой. Кроме того, с наступлением холодов галлийское море замерзнет, и лед даст сколько угодно пресной воды, так как не содержит ни крупинки соли.

Что до пищи в прямом смысле этого слова, иначе говоря — белковых веществ, необходимых для питания человека, то ими островитяне были обеспечены надолго. Таким обильным источником питания служил, во-первых, собранный после жатвы хлеб, который оставалось только убрать в амбары, и, во-вторых, бродивший по острову скот. Возможно, что во время холодов почва вымерзнет, и новый урожай кормов для скота собрать не удастся. Следовательно, нужно было принять какие-то меры, и если бы островитяне смогли вычислить продолжительность обращения Галлии вокруг Солнца, они узнали бы, какое количество животных нужно сохранить для запасов мяса.

Население Галлии, не считая тринадцати англичан, живших на Гибралтаре и пока не нуждавшихся в помощи, состояло из восьми русских, двух французов и маленькой итальяночки. Таким образом, остров Гурби должен был прокормить одиннадцать человек.

Но едва Сервадак назвал эту цифру, как раздался голос Бен-Зуфа.

— Да нет же, господин капитан! Не хотел бы вам противоречить, но только счет неверен!

— Что ты хочешь сказать?

— Что нас двадцать два человека!

— Здесь, на острове?

— На острове.

— Может, ты соблаговолишь объясниться, Бен-Зуф?

— Я, господин капитан, не успел вас предупредить. Пока вас не было, к нам пожаловали гости!

— Гости?

— Да, да! Однако идемте, и вы тоже, господа русские! Увидите, сколько хлеба сжато, а ведь одних моих рук на это бы не хватило!

— Правда! — сказал Прокофьев.

— Идемте же, это недалеко. Всего два километра. Возьмем с собой ружья!

— Для чего же? Чтобы обороняться? — спросил Сервадак.

— Да не от людей! — отвечал Бен-Зуф. — От птиц, будь они прокляты!

И денщик повел за собой капитана Сервадака, графа Тимашева и лейтенанта Прокофьева, снедаемых любопытством. Нину с Марзи оставили в гурби.

По дороге капитан Сервадак и его спутники открыли ружейный огонь против пернатой стаи. Над их головой тучей нависли птицы, тысячами носились дикие утки, кулики, трясогузки, жаворонки, вороны, ласточки, вперемешку с морскими птицами — синьгами, чайками, бакланами, и множеством дичи — перепелами, куропатками, бекасами. Ружья били без промаха по огромной живой мишени, и птицы падали дюжинами. Это была не охота, а расправа со вторгшимися грабителями.

Бен-Зуф, чтобы не идти в обход по северному берегу острова, повел своих спутников наискосок через равнину. Два километра пешеходы прошли за десять минут благодаря потере в весе и приобретенной легкости. Они остановились подле большой рощи из смоковниц и эвкалиптов, живописно раскинувшейся у подошвы холма.

— Ах, негодяи! Ах, разбойники! Бедуины! — завопил вдруг Бен-Зуф, топая ногами.

— Ты опять о птицах? — осведомился Сервадак.

— Да нет же, господин капитан! Я об этих проклятых бездельниках! Опять работу бросили! Смотрите сами!

И Бен-Зуф указал на валявшиеся на земле серпы, грабли и косы.

— Вот что, любезный, — заявил капитан Сервадак, которого разбирало нетерпение, — будет тебе нас морочить! Изволь-ка объяснить, о чем или о ком идет речь!

— Тес! Слушайте, слушайте! — отвечал Бен-Зуф. — Уж я-то не ошибаюсь!

Все прислушались. Из рощи доносились звуки песни, звон гитары и ритмичное щелканье кастаньет.

— Испанцы! — воскликнул капитан Сервадак.

— А кто же еще? — ответил Бен-Зуф. — В них хоть из пушек пали, они все равно будут трещать своими погремушками!

— Откуда же они взялись?

— Послушайте-ка еще! Сейчас вступит старик.

Раздался другой голос; стараясь перекричать музыку, он яростно бранился.

Сервадак, как и все гасконцы, знал немного по-испански, поэтому слова песни были ему понятны:

А старческий голос, перебивая песню, твердил на ломаном испанском языке:

— Верните деньги! Отдайте мои деньги! Вернете ли вы, наконец, мои деньги, подлые махо?[11] Но певцы не унимались:

— Я заставлю вас вернуть мне деньги, мошенники! — снова заговорил голос под щелканье кастаньет. — Вы мне заплатите, клянусь богом Авраама, Исаака и Иакова, именем Христа и Магомета!

— Ого, черт возьми, да ведь это еврей! — воскликнул Сервадак.

— Это еще не беда, что еврей, — ответил Бен-Зуф, — я знавал евреев, которые умели делать добро людям. А этот из Германии, да еще из худших ее краев — вероотступник, у которого нет ни родины, ни совести.

Гектор Сервадак и его спутники хотели было войти в рощу, но остановились на опушке, пораженные потешным зрелищем. Испанцы плясали свой национальный танец фанданго, и так как на Галлии их вес уменьшился, они подпрыгивали чуть ли не на сорок футов в вышину. Зрители еле сдерживали смех при виде плясунов, взлетавших над кронами деревьев. Их было четверо дюжих молодцов; взявшись за руки, они увлекали с собой какого-то старика, и он то возносился вверх, то падал вниз — точь-в-точь Санчо Панса, ставший жертвой озорной шутки веселых суконщиков из Сеговии.

Гектор Сервадак, граф Тимашев, Прокофьев и Бен-Зуф, пробравшись сквозь чащу деревьев, очутились на маленькой полянке. Развалясь на траве и помирая со смеху, двое молодцов подстрекали танцоров. Один перебирал струны гитары, другой щелкал кастаньетами.

Увидев пришедших, музыканты перестали играть, а плясуны плавно опустились на землю вместе со своей жертвой.

Охрипший, взбешенный старик бросился к капитану Сервадаку и заговорил по-французски, но с сильным немецким акцентом:

— Ах, господин генерал-губернатор, меня хотят ограбить! Но, во имя всевышнего, свершите правосудие!

Сервадак оглянулся на Бен-Зуфа, как бы спрашивая, кому он обязан этим высоким званием, но денщик закивал, словно говоря: «Ну да, господин капитан, вы и есть здешний генерал-губернатор! Об этом уж я позаботился!»

Тогда капитан знаком велел старику замолчать; тот сложил руки и смиренно понурил голову.