— Да.

— Несколько дней назад он мне вот что заявил — якобы, может поступить в местный вуз на юриста, а в Финансовый университет в Москве заочно на международные экономические отношения. Получить тут два высших, вместо поездки. Знаешь об этом?

— Нет.

— Так вот... — он продолжал задумчиво. — Университет этот, который московский, очень хороший, престижный, я не спорю. А в местном я и сам когда-то учился на юридическом факультете... И в денежном вопросе я бы два вуза потянул, и Димка сможет — не сомневаюсь, но... Меня смущает, что раньше ему это даже в голову не приходило. Никогда он не думал о том, что не поедет после выпуска к матери! Да, говорил, что потом вернется, да, говорил, что ему там не особо нравится, но это были его единственные планы на учебу. А тут он все уже разузнал и всерьез обдумывает другой вариант. Понимаешь почему?

— Да, — сердце сжалось. Я не приму от Димы никаких жертв.

— И что ты собираешься делать?

— Ничего, — я была уверена в ответе, хоть и больно было дышать. — Он уедет в Бельгию, как и планировал все эти годы. Если у нас все будет серьезно, то мы будем вместе. После.

— Хорошо, — ответил Виктор, хотя задумчивость из его голоса так и не пропала.

Как только мы с Димой вышли на улицу и пешком отправились к моему дому, я сразу сказала о том, что узнала от его отца и о том, что я тому ответила.

— Лен... послушай. Вариант-то хороший, если подумать. Мне не понравилось у матери, жить там пять лет само по себе будет мучением. Другая обстановка, другие люди... А тут — Финансовый университет при Правительстве...

— Нет. Если ты сейчас передумаешь, я всегда буду винить себя в этом, зная, что ты изменил планы только из-за меня. А значит, не буду счастлива — с тобой или без. Сделаешь это со мной?

Он думал очень долго.

— Ладно.

Я сама взяла его за руку. На улице было темно и морозно. Дорога неблизкая, но настроение у обоих как раз соответствовало желанию подольше идти — вот так, вместе, держась за руки.

— Дим, ведь ты можешь надоесть мне гораздо раньше!

— А ты мне уже надоела! Я сегодня переночую у тебя, чтоб закрепить результат.

— Это будет омерзительно!

— Меня воротит от одной только мысли!

Мы шли дальше, смеясь. Забывая о том, что будет.

Любовь — это не влюбленность. Это спокойное, тихое чувство полной гармонии с самим собой.

Губы уже горели от поцелуев, но дальше дело не шло. Не знаю, что сдерживало Диму, но он не давал волю ни рукам, ни языку. Я уже была готова кричать от бессилия. Поэтому спросила, чуть отстранившись от его губ:

— Тебе домой не пора, школьник?

Он рассмеялся, запрокинув голову.

— Неа. Завтра воскресенье. Я, пожалуй, еще тут поторчу.

— Зачем? — все-таки я была раздражена.

— Тебя хочу!

— Не похоже!

Лукаво прищуриваясь, он снова приблизился к моему лицу.

— Чего это тебе не похоже? Опусти-ка руку на мою ширинку, потом прочитай учебник по биологии за восьмой класс, потом сложи два и два. Всему тебя учить надо!

Я смутилась:

— Дим, ну правда... Ты какой-то... зажатый. Я не могу так! Чего ты хочешь добиться?

— Чтобы на этот раз ты меня изнасиловала, — прошептал мне на ухо. — И мы будем квиты.

Ну не идиот ли? Я ответила ему таким же шепотом:

— Ты меня и в прошлый раз не насиловал.

Он устремил глаза в потолок и как будто задумался. А потом неожиданно заявил:

— А. Тогда ладно.

И тут же, легко подхватив меня на руки, понес в комнату и положил на кровать. Сам, еще улыбаясь, навалился сверху. Эм-м, кажется, инициативу я упустила полностью.

Но Дима был нежен, он не спешил. И, как мне показалось, его тело слегка дрожало под моими пальцами. Поцелуи постепенно наливались страстью, а в телах нарастало напряжение. И только услышав мой судорожный стон, он решил освободить меня от одежды. А после этого быстро снял и свою. Его губы перемещались от моего лица к шее, груди, животу. Я гладила его спину, плечи, наслаждаясь прикосновениями к такому желанному телу, прижимая его еще ближе. И остро ощутила тот момент, когда он перестал себя контролировать. Его движения стали напористее, сильнее, зрачки почти полностью затопили глаза. Я не сдержала удовлетворенный протяжный выдох, когда наконец-то ощутила его в себе. И снова губы. И снова впивающиеся в его мышцы пальцы. И наше рваное дыхание. И сотрясающее все тело волна, оставляющая после себя только дрожь и истому.

И только через полчаса мы нашли в себе силы отправиться в душ. Конечно, вместе.

— Ты на меня пялишься! — сказал Дима, даже не открывая глаза.

— Хочу и пялюсь. Ты развалился на моей кровати, так что имею право!

— Зануда!

— Утро уже. Чья очередь готовить завтрак?

Он все же нехотя приоткрыл один глаз.

— Я умею только макароны...

— Сойдет!

Глаз снова закрылся, но губы растягивались в улыбке. Рука молниеносно обхватила меня за талию и с силой прижала к теплому телу.

— Ленка... Как же ты вкусно пахнешь.

Ну ладно. Макароны подождут. А нам надо еще успеть надоесть друг другу. И для этого придется узнать поближе. Как можно ближе.

Он уезжал третьего июля. Виктор привез нас в аэропорт, крепко обнял сына и уехал, давая возможность попрощаться наедине. Но нам не о чем было говорить. Наверное, мы оба в последние несколько минут перед расставанием переживали наши последние несколько месяцев.

В феврале общие друзья воспринимали нас не иначе, как пару. В школе о наших отношениях никто, за исключением близнецов, так и не узнал. Игорь с Костей, которые начали встречаться с первого же дня знакомства, к тому времени уже постоянно громогласно ругались из-за пустяков и тут же мирились, чем очень веселили всю компанию. По-моему, они замечательная пара.

В марте Дима фактически переехал ко мне. Мы не обсуждали этот вопрос, просто так вышло. Будущее мы тоже не обсуждали.

В апреле он предложил мне ехать вместе с ним. Я серьезно обдумала этот вариант, но не смогла согласиться. Тут недалеко, в пригороде, живут мои родители. Тут все мои друзья и близкие. Не знаю, готова ли я к такой долгой разлуке с ними. Но самое главное — работа. Я всю жизнь, с самого детства, мечтала стать учителем. Вряд ли это правильно — отказываться от одной мечты ради другой. И я не собиралась жить на содержании у его родителей так долго, а незнание языка помешало бы найти хорошую работу. Дима понимал это и не спорил.

В мае мы впервые серьезно поссорились. Из-за разбитой Димой тарелки. Меня так сильно разозлила эта самая тарелка, что я припомнила ему и тот случай, когда он напился, и то, как он целовался с Элей на репетиции, и Катюшу, и Никитины таблетки, и то, что он никогда не ставит свою зубную щетку в специальный стаканчик, и то, что плохо готовится к предстоящим экзаменам, и зачем он вообще появился на свет. Он перестал отвечать уже на Никите, и просто ждал, когда я наконец-то скажу, что меня на самом деле так злит. Я не сказала. Просто расплакалась.

В июне суета, связанная с экзаменами, немного отвлекала от ненужных мыслей. На выпускном ко мне подошел Виктор и сказал: "Елена Александровна, слушай... Я тут все думаю... Дима и правда может получить образование в России. Это только вам двоим решать. И мы с его матерью не станем никого из вас осуждать, он это знает... Жизнь не ломают из-за надписи на дипломе. Понимаешь?". Я не понимала. В тот же день Дима сказал, что не уедет. Я ответила, что не согласна с таким решением, что все это — только глупые детские фантазии, что если наша любовь настоящая, то она выдержит испытание разлукой. Он согласился, но заявил, что если я не приеду хотя бы на пару дней осенью, то он приедет сам.

Он уезжал третьего июля. Когда объявили посадку, Дима прижал меня к себе. И вот как раз в этот момент я чуть не сорвалась. Но удержалась. Он прошептал мне что-то неразборчивое напоследок, немного резко развернулся и ушел. Я смотрела в пол, чтобы не видеть его спину.

И тоже развернулась, и тоже пошла. Оставив здание аэропорта позади, я направилась куда-то, ощущая свежесть раннего летнего утра. Потом зашагала быстрее. Потом побежала.

Может быть, мы увидимся осенью. Или через год, следующим летом ты приедешь сюда на каникулы. А может, никогда. Может, мы выдержим пять лет разлуки. Может, нет. Но я запомню тебя. Запомню, как ты улыбаешься, прижимая к правому клыку кончик языка. Запомню, какие серые, какие сумасшедше серые у тебя глаза. Запомню, как ты хмуришься, когда злишься и как быстро забываешь причины своей злости. Как ты подрался в школьной столовой, как поставила твою музыку на телефон, как нас заперли в классе, как танцевали, смеялись и ссорились из-за разбитой тарелки, как были вдвоем посреди толпы на замерзшем озере, как просыпались утром вместе и шли в школу каждый отдельно. Тебе сейчас так же тихо, как и мне? Лишь бы это лето перенести, а потом неизбежно станет легче. Смешно теперь от того, как долго я не могла произнести твое имя. Это самое смешное, что со мной случалось в жизни. А пока я просто буду бежать и бежать, пока не задохнусь. Пока не упаду. Пока боль в легких не перекроет эту тишину.

Лишь бы это лето перенести, а потом неизбежно станет легче. Лишь бы перенести.

Первое сообщение пришла только через две недели.

Он: Манал я эту Бельгию! Возвращаюсь. Дело не в тебе, не думай там о себе слишком много, дело в Бельгии! Погощу у матери месяц и...

...и что-то еще. Много. Но я потом только смогу прочитать. Тысячу раз.

Конец