Встряхнувшись, я стараюсь не думать об этом. Это правильное решение, и я уверен, что забуду об этом очень скоро. Есть еще много дел, которые мне нужно переделать, а не сидеть и думать о своем выборе и насколько неверным он мог быть.

Сейчас знойный полдень, и в это время мы работаем в амбаре и пытаемся держаться подальше от солнца насколько это возможно. Это ранчо перешло в наследство моей семье, а когда не стало моих родителей, оно перешло ко мне. Я помогал управлять им с тех пор, как стал достаточно большим для ходьбы, так что знаю каждый его сантиметр. Мои родители были молоды, когда приняли управление от моих дедушки и бабушки. Думаю, они планировали кучу детей в помощь, но когда мама родила меня, они больше не смогли завести никого. У меня тоже были мечты о большой семье, но никогда не было времени, чтобы найти жену. Где–то глубоко в душе, я хотел того же, что было у родителей, но считал, что те чувства между ними были редкостью. Люди не находят такую любовь каждый день, но я мечтал, что если у меня будет такая же, я захочу столько детей, сколько будет возможно, чтобы любить и играть с ними, и научить их всему на нашей земле.

Мы заходим в один из амбаров, и я проверяю кур, пока парни насыпают им зерна и собирают яйца. Еще у нас есть коровник и сарай для свиней, потом идут конюшни и стойло для крупного рогатого скота. Мы мало чего не выращиваем на нашей земле, и мне это нравится. Мы зарабатываем на крупном рогатом скоте. Выращиваем его, а потом продаем на мясо. Это неплохие деньги, и даже если это трудная работа, она того стоит.

Мы используем часть фермы для выращивания сельхоз культур, но это только для нас. Это не ради денег. Мне нравится считать, что мы здесь самодостаточные в большей степени, и нам не обязательно мотаться в город за каждой небольшой вещичкой.

Около пятнадцати парней работают на меня постоянно, и они все живут на ферме. Главный дом для приема пищи и проведения собраний, но я единственный, кто в нем живет. Есть еще два других больших здания на ферме, где проживают парни. Они очень хорошо все устроились. У каждого есть собственное пространство, и они остаются у себя, когда не работают. У одного из бригадиров даже есть несколько коз, которых он себе завел, а у других – парочка овец. Овцы скоро разродятся, и будет просто замечательно получить несколько новых детенышей на ферме.

Я останавливаюсь на пути к своей лошади и задумываюсь на секунду о детях. Что если у меня не будет ни одного, кому я смогу передать ферму, если со мной что–то случиться? И каково это чувствовать, что не можешь создать свою собственную семью. Я отмахиваюсь от мыслей, забираясь на лошадь и еду на запад владений. Я хочу объехать линию ограждений и перепроверить все, после фиаско, произошедшего сегодня утром. Вся эта штука с большими владениями, когда ты часто один, а сейчас я не уверен, что смогу остаться наедине со своими мыслями. Я уже достаточно долго на сегодня обдумывал то, что отослал Клэр, и что это может означать. Черт, мне бы следовало вышвырнуть свою задницу прямо сейчас, но слишком поздно, а я еще должен решить, где взять повара, чтобы накормить всех. Мы готовили по очереди, и сегодня очередь Эрла. Он лучший бригадир, но, черт возьми, хреново готовит.

Подъезжая к амбару, я замечаю, как несколько ребят устраивают на ночь лошадей, и помогаю им с этим. Мы выкладываем новое сено, кормим их и закрываем конюшню. Почти шесть, как и для всех, кто встал в четыре утра, это был долгий день. Обычный день на ферме – утомителен, но ломается изгородь на самом рассвете, и получаешь большую группу уставших, голодных работников в свои руки. Все, на что я мог молиться, – что Эрл приготовил хоть что–то наполовину съедобное.

– Проклятье, что–то определенно вкусно пахнет, – Трэвис, один из бригадиров, произносит рядом со мной, когда мы приближаемся к главному дому.

Я задираю нос и вдыхаю. Мой живот урчит.

– Ммм, точно. Возможно, Эрл, наконец–то приготовил что–то, чем мы не будем давиться.

Парни смеются, пока мы идем к большому фонтанчику рядом с домом и умываемся к ужину. Это один из тех умывальников с ручкой, на которую давишь, и течет вода. Некоторые из нас встают кругом, и я мочу свой платок, чтобы умыть лицо и шею. После я стряхиваю грязь со своих сапог и захожу в дом. Это все та же рутина, которой я занимался с детства, и приучил всех парней к этому. Мама всегда заставляла нас умываться и чистить сапоги перед тем, как идти к столу, и эта та привычка, которую я не могу нарушить. Даже если в этом нет ничего особенного и здесь только мы, парни, я все равно заставляю их вести себя цивилизовано, когда мы садимся за стол.

Когда переступаю порог, я направляюсь в столовую и замираю на месте. Стол накрыт, и большинство парней уже сидят за ним. Некоторые из них последуют за мной. Думаю, Эрл, и правда, превзошел себя сегодня. Большую часть времени еда выстроена в линию, и мы все берем по тарелке и садимся. Обычно это не подается, как нормальная еда, но небольшое усилие заставляет меня улыбнуться. Мой живот снова урчит, когда я опускаю взгляд на стол и вижу подносы с бургерами со всеми добавками и печеную картошку в большой миске между ними. Это простая еда, но приготовленная с душой, и потрясающе пахнет. Все парни садятся, а я иду на кухню, чтобы поблагодарить Эрла за замечательный ужин.

Когда переступаю порог, я вижу его, стоящего посреди кухни, и улыбаюсь ему.

– Отличная попытка. Пахнет вкусно, и парни уже готовы впиться в них, – я осматриваю столешницу и вижу пять пирогов, остывающих на ней. Я шокирован, потому что не могу припомнить последний раз, когда ел домашний пирог, и знаю, что это не Эрл их испек. – Кто их приготовил? – спрашиваю, проходя по кухне.

– Я.

Я слышу мягкий, женский голос сбоку и оборачиваюсь к красивой женщине с золотыми локонами, собранными на макушке, которая стоит в кладовке. Она такая крошечная, наверное, метра полтора ростом, с покрасневшими щечками и большими, голубыми глазами. Она потрясающая, а когда мой взгляд опускается ниже, я замечаю на ней мамин старый фартук. Она выглядит настолько совершенно, что я немедленно хочу подойти к ней и сгрести в свои объятия. Но до того, как я успеваю что–то сказать или сделать, открывает свой рот Эрл.

– Это мисс Клэр Стивенс. Ну, знаешь, твоя невеста по каталогу.

И с этим Эрл проходит мимо меня в кладовку. Он останавливается и смотрит на Клэр.

– Ужин замечательно выглядит, мисс Клэр. Выходи из кладовой и позволь ребятам поблагодарить тебя.

Я вижу, как ее розовые щечки вспыхивают, и она прикусывает губу, но делает шаг к дверям.

И что это она делает? Она не может выйти туда и позволить этим мужикам смотреть на нее. Она с ума сошла? Она – самая красивая женщина, которую я видел за всю свою жизнь. Ни за что эти кобели не увидят это милое, невинное, маленькое существо.

В три длинных шага я оказываюсь перед ней. Протягиваю руку, хватаю ее и останавливаю ее движения.

– Нет, – единственное, что я могу сказать. Мои мозги и язык, кажется, не могут работать одновременно, и это все, что я могу сделать, чтобы помешать ей отойти от меня.

Глава 3

Клэр.

Я смотрю в самые серые глаза, которые когда–либо видела в своей жизни. Я даже не думала, что глаза могут быть такого темно–серого оттенка. Его загорелая ладонь вокруг моей руки сжимается чуть сильнее. Крепко, но не болезненно. Мой взгляд переключается на руку, которая удерживает меня.

Я думала, что он большой, судя по снимку, который он отправил мне. Но все это не шло ни в какое сравнение с действительностью. Этот мужчина выше меня на приличных полметра. Чувствую, как его большой палец гладит рукав моей рубашки, будто поглаживая меня небольшими кругами. Шершавая текстура приятно ощущается на моей коже, слишком приятно для мужчины, которому я хочу врезать прямо сейчас за поведение придурка. Сексуального придурка.

Облизываю губы. Они внезапно пересыхают. Его взгляд перемещается к ним, прищуриваясь из–за моих действий. Его челюсти сильно сжимаются, от чего щетина на его лице становится более заметной. Интересно – он побрился утром, или это многодневная небритость? Если бы мне пришлось угадывать, то он побрился сегодня утром, и быстро зарос.