— Чёрт, — шипит Ашер, выходя. Он убирает Биста от меня и притягивает меня к себе в руки. — Детка, всё хорошо. Успокойся.

— Я ду... Я... Я думала, что Биста ранили, но ничего такого не нашла. Почему на нём кровь? — всхлипываю я, пока он гладит меня по спине, прижимая ближе.

— Бист в порядке, но нам нужно позвонить в полицию. Кто-то пробрался в дом и воспользовался чем-то красным, чтобы написать на стене. Каким-то образом Бист вляпался в это, прежде чем его закрыли наверху.

Не дожидаясь окончания его слов, я бегу в свою комнату. В гостиной бардак. А на стене красным буквами, похожими на кровь, написано сообщение.

Ни теней, ни огня,

Ни рассвета, ни дня,

Ни луны и ни солнца в помине,

Ни небес, ни земли,

Ни просвета вдали,

Ни границ, ни предметов, ни сини,

Ни дорог, ни ручьёв,

Ни начал, ни концов,

Ни озябшего шпиля часовни,

Ни приезда гостей,

Ни утех, ни затей,

Никуда и не выбраться ровно,

Ни письма, ни газет,

Ни блаженства, ни бед,

Ни вестей ни с востока, ни с юга,

Ни пчелы, ни цветка,

Ни живого листка,

Ни тепла, ни утех, ни досуга,

Но туман, но разлад,

Но слова невпопад –

Но-ябрь!

— Что за чёрт? — шепчу я, когда Ашер поднимает меня на руки и выносит обратно на улицу. — Я знаю это стихотворение. Это «Ноябрь», Томаса Гуда. Зачем кому-то писать его на моей стене? — спрашиваю я, стараясь понять, что значат эти слова.

— Без понятия, — отвечает он.

А я уверена, что ощущаю, как он целует меня в макушку.

— Знаешь, я могу идти, — ворчу я.

Он ничего не отвечает и продолжает нести, пока не опускает на пассажирское сиденье своего джипа. Мои ноги стоят на выступе, и он располагается между ними. Его руки по-прежнему обернуты вокруг моего тела, но одной он достаёт телефон из заднего кармана.

— Привет, пап. Есть проблема. Я в доме Большого Майка с его дочерью, Новембер. В её комнату вломились. Да, дочь Майка. Мы сейчас не будем говорить об этом дерьме. Хорошо, увидимся, — закрывая телефон, он перекидывает его через меня на водительское сиденье.

Я смотрю вниз на свои руки. Они покрыты какой-то красной дрянью так же, как и джинсы. Я не могу перестать задаваться вопросом, кто это сделал и зачем.

— Детка, посмотри на меня! — Я поднимаю глаза и вижу в его взгляде теплоту и обеспокоенность. — Я удостоверюсь, что ты будешь в безопасности. Обещаю.

Глядя в его глаза, освещённые фарами от джипа, я вижу, как он волнуется, так что рассказываю о Нью-Йорке и о нападении, после которого я уехала. Он слушает меня. Его глаза темнеют, а челюсти сжимаются с каждым последующим словом. Когда я заканчиваю, он качает головой и притягивает в свои объятия. Я думаю, это больше для него, чем для меня.

— Спасибо, что помогаешь мне, — произношу я.

— Ты, — говорит он, целуя меня в макушку, — никогда больше не должна меня благодарить за то, что я хочу делать.

— Я рада, что ты здесь.

И это не ложь. Я даже представить не могу, что бы случилось, приди я домой одна.

— Чёрт, детка, я тоже, — подтверждает он, тяжело выдыхая.

Я смотрю вниз на Биста, который сидит у наших ног с поднятой головой и ждёт, когда мы пойдём на прогулку, или он сможет полакомиться моими угощениями для него. Его голова наклоняется в сторону, когда я обращаюсь к нему:

— Похоже, тебе нужно принять ванну, приятель, — он наклоняет голову в другую сторону. — Когда ты закончишь, я сделаю то же самое, — и тогда я понимаю, что снова говорю с собакой.

Я поднимаю взгляд и смотрю на Ашера, который улыбается. Я говорю первое, что приходит мне в голову.

— Я похожа на Кэрри? (прим.перев. главная героиня одноименного романа Стивена Кинга, в конце которого была облита свиной кровью) — он смеётся и целует меня в лоб.

— Да, ты покрыта чем-то красным после объятий со своей собакой. Когда мой папа приедет сюда и всё проверит, ты сможешь принять ванну.

— О, Господи, — я шепчу в ужасе, когда вспоминаю, что его отец — шериф. — Твой отец приедет сюда?

— Да, детка. Он же шериф.

— О, боже, твой отец приедет, — повторяю я.

Недолго думая, я беру край его рубашки и начинаю вытирать ею лицо.

— Так лучше? — спрашиваю я.

— Не могу поверить, что ты только что это сделала, — произносит он в шоке.

— О, боже. Твой отец встретится со мной, а я похожа на Кэрри, — ною я.

Мои руки всё ещё держат край его рубашки, так что я повторяю процесс по очищению лица. Затем я использую другую сторону и вытираю ею руки. Я смотрю на него, потому что он ничего не говорит.

— Не могу поверить, что ты это сделала.

— Хорошо! Я хотя бы убрала большую часть этой дряни с лица? — спрашиваю я.

— Ты будешь должна мне новую рубашку, — говорит он мне.

— Ладно, без проблем. Но красной дряни больше нет?

— Да, детка. Этой дряни почти не осталось, но теперь я не знаю, хочу ли я поцеловать тебя или отшлёпать за это дерьмо.

— Подумаешь, — шепчу я и прижимаюсь к его груди, дабы спрятать широкую улыбку на моём лице.

Мой желудок делает сальто от мысли о его поцелуе. Две минуты спустя на дороге возникают красные и синие огни, а затем к джипу Ашера подъезжают две полицейские машины. Выглядывая из-за Ашера, я вижу высокого мужчину со светло-седыми волосам, шагающего в наше сторону. Должно быть, это его отец.

— Папа, это Новембер, — представляет меня Ашер, делая шаг назад. Затем он тянет меня с сиденья. Когда мои ноги касаются земли, он оборачивает руки вокруг меня, прижимая крепче к своему телу. Его отец улыбается, подходя к нам.

— Привет, Новембер. Я наслышан о твоих визитах с собакой к моей маме. Она хвасталась тобой несколько недель. Но я не знал, что ты дочь Большого Майка. Не думаю, что кто-то вообще знал, что у него есть дочь, — произносит он с доброй улыбкой на лице.

— Ваша мать — прекрасная женщина, мистер Мейсон. Да, немного людей знают о моём существовании, — говорю я в ответ, словно он этого ещё не знает.

— Пожалуйста, зови меня Джеймсом. Обращение «Мистер Мейсон» делает меня стариком.

— Хорошо, — произношу я, смеясь.

— Так что случилось? Ты говорил, что кто-то вломился.

Ашер рассказывает ему о красных надписях в моей комнате и о Бисте, покрытым этой же жидкостью. Также упоминает то, что все фонари были выключены, когда мы приехали.

— Ладно, дорогая, ты не знаешь, кто бы хотел причинить тебе вред? — спрашивает он, глядя на меня.

— Нет, но я переехала сюда из Нью-Йорка, потому что на меня напали. Затем, когда я ехала сюда, сделала остановку, чтобы выпустить Биста, и через несколько минут подъехала машина из Нью-Йорка. Она стояла на стоянке с собаками, хотя в машине точно не было собаки. Я испугалась и побежала к машине, но больше не видела их. Так что я не знаю: было ли это моё воображение или реальная опасность.

— Невозможно знать наверняка, — говорит он, выглядя ещё более обеспокоенным — Ты получала какие-нибудь подарки или что-то необычное до нападения?

— Нет, ничего такого. А что? Вы думаете, у меня есть что-то вроде преследователя? — спрашиваю я, холодок скользит по моей спине.

— Не знаю. Я пока собираюсь провести небольшой поиск и увидеть, сможем ли мы что-нибудь найти. Ты можешь с кем-нибудь остаться на ночь? Не думаю, что тебе следует быть одной.

— Эм... Я...э-э-э... должна позвонить папе. Думаю, я смогу остаться у бабушки или, может, у дяди.

— Ты останешься со мной! — произносит Ашер, и мое сердце ухает в желудок.

— Мне это не кажется хорошей идеей, — говорю я, поднимая глаза на него.

— Ну, а мне плевать. Ты не покинешь поле моего зрения, и не думаю, что твоя бабушка или дядя будут рады моему присутствию в их домах вместе с тобой. Так что, ты остаёшься со мной.