– Какие планы на Рождество? – спросил тем вечером мой отец. Он смотрел футбол. Коул, свернувшись в углу дивана, читал. Я работал за ноутбуком и одним глазом следил за игрой.

– Я пока не загадывал так далеко, – сказал Коул. – Куда бы тебе хотелось поехать?

Папа пожал плечами. Однако что-то в нем было странным. Мне показалось, что на самом деле его не слишком волнует, где мы проведем Рождество. Я подозревал, что у него есть какой-то скрытый мотив.

– Я согласен на любой вариант.

– Германия в декабре – просто сказка.

– Что, правда? – Я мало что знал о Германии, но в моем представлении она была не самым популярным туристическим направлением.

Коул улыбнулся мне, изо всех сил стараясь не рассмеяться над моим американским невежеством.

– Правда, солнце. Они устраивают изумительные рождественские базары. Можно провести неделю в Берлине, а на Рождество отправиться в Мюнхен.

– Звучит здорово, – сказал мой отец.

Коул снова опустил глаза в книгу – видимо, посчитав, что беседа закончена. Однако он ошибался. Судя по выражению на лице отца, я знал, что он готовится высказать какую-то мысль.

– Ты пригласишь свою мать?

Коул не оторвался от книги, но стал совершенно, болезненно неподвижен.

– К чему утруждаться? Она не приедет.

– Откуда ты знаешь, если даже не спрашивал?

– Потому что так было и будет всегда.

– Неужели так тяжело позвонить?

– Папа… – заговорил было я, но Коул наконец-то встретился с моим отцом взглядом.

– Она согласится, но не приедет. Приглашать ее – зря тратить время.

– Значит, ты не хочешь звонить ей?

Я задался вопросом, заметил ли он, что Коул пусть еле заметно, но вздрогнул.

– Не особенно. Нет.

Отец, размышляя, покрутил на коленях пульт.

– Ты не против, если ей позвоню я?

– Вы же с ней даже никогда не встречались.

– Знаю. И считаю, что пришло время это исправить.

Коул моргнул, словно решая, стоит ли продолжать этот спор. В итоге он закрыл книгу и встал. Ушел в спальню, принес оттуда листок бумаги и бесцеремонно бросил его отцу на колени. То была ближайшая к гневу эмоция, которую он когда-либо проявлял по отношению к моему отцу.

– Дорогой, как пожелаешь, – сказал он. Затем снова ушел в спальню и закрыл за собой дверь.

Я отложил ноутбук и, подавшись вперед, посмотрел папе в лицо.

– Зачем ты начал настаивать?

Он ответил не сразу. Какое-то время он сидел, поджав губы, и вертел в руках пульт.

– Мы семья, Джон. Мне кажется, хватит нам избегать ее.

– Ее никто и не избегает. Она сама не удосужилась появиться на свадьбе. Она сама два года назад не нашла чуть-чуть времени, чтобы увидеться с ним, когда на его день рождения мы приезжали в Нью-Йорк. Она сама…

Он поднял руку, останавливая меня.

– Джон, я все это знаю. Но у каждой истории есть две стороны.

Я встал и показал пальцем на коридор, куда ушел Коул.

– Хочешь сказать, это он виноват?

– Я не говорю, что кто-то там виноват. Просто… – Он вздохнул и потер пальцами лоб. – Иногда вещи сложнее, чем кажутся.

– Абсолютно ничего сложного в этой ситуации нет. Она слишком занята для того, чтобы уделять внимание сыну.

– Так ты предполагаешь, да, но откуда ты знаешь, что это правда?

– А какое еще может быть объяснение?

– Я не знаю, но мне кажется, нам пора прекратить строить предположения.

– Нет. Коул прав. Это зряшная трата времени.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, какими были бы наши с тобой отношения, если бы твоя мама не умерла?

Вопрос меня ошарашил.

– А она здесь при чем?

– После твоего каминг-аута мы практически перестали общаться…

– Потому что ты не принял меня!

– Поначалу – да. Но я быстро остыл.

Я тяжело откинулся на диване.

– Пап, к чему ты ведешь?

– К тому, что я примирился с тем, что ты гей, гораздо раньше, чем тебе кажется. Но я не знал, с чего начать разговор. Я не знал, как все исправить.

– Ты не мог просто сказать «извини»?

– Иногда это тяжелее, чем нам хотелось бы признавать.

Я уставился на свои руки. Да, я знал, что смерть моей матери сблизила нас, но никогда не задумывался о том, насколько по-другому сложились бы вещи, будь все иначе. И я кивнул.

– Ладно. Так что ты ей скажешь?

– Пока не придумал. Но я знаю одно: попытка не пытка. Может, она и впрямь бессердечная стерва, как ты себе представляешь. А может… – Он пожал плечами и снова повернулся к футболу. – Может, она нас всех удивит.

Я в этом сомневался, но оставил свой скептицизм при себе. Коул предсказуемо не захотел обсуждать эту тему, и давить я не стал. Я не знал, чего ожидать. Хуже того, я не знал, на что можно надеяться. Я понимал желание отца вернуть мать Коула в лоно семьи, но боялся, что это не принесет Коулу ничего, кроме дополнительной боли.

Неделю спустя, пока мы были еще на Гавайях, отец с гордостью объявил:

– Грейс пообещала приехать.

Стояло раннее утро. Я только что выбрался из постели и пришел на кухню за кофе, но для игр был еще не готов.

– Кто?

– Мать Коула.

Мать Коула. Я даже не знал, что ее зовут Грейс.

– Ты все-таки ей позвонил?

– Нет, Джон. Воспользовался телепатией.

Я проигнорировал его колкость.

– И что, она сразу же согласилась?

– Пришлось немного поуговаривать.

– Она оказалась чересчур занята?

– Вообще-то, наоборот. Она сказала, что планов у нее нет, но она не хочет навязываться.

Я удивился. Поскольку такого точно не ожидал. Вид у отца стал окончательно самодовольным, и я, отказываясь смотреть, как он злорадствует, налил себе кофе и пошел сообщить новости Коулу. Я не представлял, как он их воспримет. Он мог обрадоваться или испытать облегчение. А мог и насторожиться.

Зайдя в спальню, я увидел, что он только-только проснулся, однако, какие бы эмоции ни охватили его после моего объявления, он не собирался их выдавать. Даже передо мной.

– Господи боже, неважно, что она наобещала Джорджу, – сказал он и, отшвырнув покрывало, толчком встал с кровати. Потом перешел к комоду, где лежали его часы, и, стоя ко мне спиной, долго возился с ними, чтобы не смотреть мне в лицо. – Она все равно не приедет. Не понимаю, зачем вообще ты озаботился тем, чтобы мне рассказать.

– Потому что, если бы я промолчал, а она взяла и приехала бы, то ты был бы в бешенстве.

– Что ж, солнце, резонно. – Он театрально вздохнул. – Полагаю, теперь я обязан прикинуться, будто поверил ей, и приготовить на рождественский ужин что-нибудь в соответствии с ее вкусами.

– Не делай ничего специально ради нее.

– Я? Никогда.

Глава 3

21 декабря

От Коула Джареду

С Рождеством тебя, сладость. Как дела в Колорадо? Надеюсь, белым-бело, ярко и весело. Надеюсь, Санта принес тебе все-все, о чем ты просил, а Мэтт наконец-таки позволил тебе найти достойное применение своей паре наручников.

Уф! Дай мне минутку посмаковать этот мысленный образ… Стимулирует, если не сказать больше.

Теперь, полагаю, мой черед рассказывать новости. Знаю, я почти весь год промолчал, но писать особенно не о чем. Мы много путешествуем. Сейчас мы в Берлине, а завтра выедем в Мюнхен, где с нами должна встретиться моя мать. Я убежден, что она, как всегда, не приедет, но Джордж свято верит в обратное. Честно говоря, я не нахожу в себе сил переживать на ее счет. У меня было одно рождественское желание, и оно не сбылось. Мы с Джоном так и не стали родителями. По правде говоря, я в ужасной депрессии, настолько кошмарной, что мне, наверное, стоило не писать это письмо. Я не должен распространять свое отсутствие праздничной радости. Мы продолжаем ждать от Томаса новостей, и чем дольше мы ждем, тем беспомощней я себя ощущаю.

Несколько месяцев назад ты написал, что завести ребенка – это последнее, что вам с Мэттом когда-либо захочется сделать. Ты сказал, что уход за собакой – ваш максимум. Я понимаю тебя. Честное слово. Я знаю, вы счастливы просто вдвоем. В ваших жизнях уже есть все, что вам нужно, и я завидую вам. Это эгоистично с моей стороны – хотеть большего? Я люблю Джона всем сердцем и обожаю Джорджа, но не могу побороть ощущение, что упускаю что-то значительное. Джаред, я столько всего могу дать. Я говорю не только о вещах или деньгах, но о любви. В моем сердце так много любви, но мне не хватает людей, чтобы ею делиться.