Белый Андрей

Стихи (2)

- А вода? Миг - ясна... - Далекая, родная... - Знаю ("Пусть на рассвете туманно...") - Окна запотели... - Осень ("Огромное стекло...") - Поздно уж, милая, поздно... усни... - Твоих очей голубизна... - Все забыл - Горе - Душа мира - Из поэмы "Христос воскрес" - Июльский день: сверкает строго... - Любовь - Маг - Пепел. Россия. Отчаянье. - Родина - Русь - Серенада - Солнце - Телеграфист - Тело стихий

В лепестке лазурево-лилейном

Мир чудесен.

Все чудесно в фейном, вейном, змейном

Мире песен.

Мы - повисли,

Как над пенной бездною ручей.

Льются мысли

Блесками летающих лучей.

          Мысль, вооруженная рифмами. изд. 2-е. Поэтическая антология по истории русского стиха. Составитель В.Е.Холшевников.

          Ленинград, Изд-во Ленинградского университета, 1967.

Вечной тучкой несется,

улыбкой беспечной,

улыбкой зыбкой смеется.

Грядой серебристой летит над водою -

лучистоволнистой грядою.

Чистая, словно мир,

вся лучистая золотая заря,

мировая душа.

За тобой бежишь, весь горя,

как на пир,

как на пир спеша.

Травой шелестишь:

 "Я здесь, где цветы...

Мир вам..."

И бежишь, как на пир, но ты

Там...

Пронесясь ветерком,

ты зелень чуть тронешь,

ты пахнёшь холодком

и, смеясь, вмиг в лазури утонешь,

улетишь на крыльях стрекозовых.

С гвоздик малиновых,

с бледно-розовых

кашек

ты рубиновых

гонишь букашек.

          Русская поэзия начала XX века. Москва, "Художественная Литература", 1977.

          В.И.Брюсову

Я в свисте временных потоков,

мой черный плащ мятежно рвущих.

Зову людей, ищу пророков,

о тайне неба вопиющих.

Иду вперед я быстрым шагом.

И вот - утес, и вы стоите

в венце из звезд упорным магом,

с улыбкой вещею глядите.

У ног веков нестройный рокот,

катясь, бунтует в вечном сне.

И голос ваш - орлиный клекот

растет в холодной вышине.

В венце огня над царством скуки,

над временем вознесены

застывший маг, сложивший руки,

пророк безвременной весны.

          Поэзия Серебряного Века. Москва, "Художественная Литература", 1991.

Июльский день: сверкает строго

Неовлажненная земля.

Неперерывная дорога.

Неперерывные поля.

А пыльный полудневный пламень

Немою глыбой голубой

Упал на грудь, как мутный камень,

Непререкаемой судьбой.

Недаром исструились долы

И облака сложились в высь.

 И каплей теплой и тяжелой,

Заговорив, оборвались.

С неизъяснимостью бездонной,

Молочный, ломкий, молодой,

Дробим волною темнолонной,

Играет месяц над водой.

Недостигаемого бега

Недостигаемой волны

Неописуемая нега

Неизъяснимой глубины.

          Советская поэзия 1917-1929 годов. Москва, "Советская Россия", 1986.

Был тихий час. У ног шумел прибой.

Ты улыбнулась, молвив на прощанье:

"Мы встретимся... До нового свиданья..."

То был обман. И знали мы с тобой,

что навсегда в тот вечер мы прощались.

Пунцовым пламенем зарделись небеса.

На корабле надулись паруса.

Над морем крики чаек раздавались.

Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.

Мелькал корабль, с зарею уплывавший

средь нежных, изумрудно-пенных волн,

как лебедь белый, крылья распластавший.

И вот его в безбрежность унесло.

На фоне неба бледно-золотистом

вдруг облако туманное взошло

и запылало ярким аметистом.

          Чудное Мгновенье. Любовная лирика русских поэтов. Москва, "Художественная литература", 1988.

          С. Н. Величкину

Окрестность леденеет

Туманным октябрем.

Прокружится, провеет

И ляжет под окном,

И вновь взметнуться хочет

Большой кленовый лист.

Депешами стрекочет

В окне телеграфист.

Служебный лист исчертит.

Руками колесо

Докучливое вертит,

А в мыслях - то и се.

Жена болеет боком,

А тут - не спишь, не ешь,

Прикованный потоком

Летающих депеш.

В окне кустарник малый.

Окинет беглый взгляд

Протянутые шпалы

В один тоскливый ряд,

Вагон, тюки, брезенты

Да гаснущий закат...

Выкидывает ленты,

Стрекочет аппарат.

В лесу сыром, далеком

Теряются пески,

И еле видным оком

Мерцают огоньки.

Там путь пространства чертит.

Руками колесо

Докучливое вертит;

А в мыслях - то и се.

Детишки бьются в школе

Без книжек (где их взять!):

С семьей прожить легко ли

Рублей на двадцать пять:

На двадцать пять целковых

Одежа, стол, жилье.

В краях сырых, суровых

Тянись, житье мое!

Вновь дали мерит взором:

Сырой, осенний дым

Над гаснущим простором

Пылит дождем седым.

У рельс лениво всхлипнул

Дугою коренник,

И что-то в ветер крикнул

Испуганный ямщик.

Поставил в ночь над склоном

Шлагбаум пестрый шест:

Ямщик ударил звоном

В простор окрестных мест.

Багрянцем клен промоет

Промоет у окна.

Домой бы! Дома ноет,

Без дел сидит жена,

В который раз, в который,

С надутым животом!..

Домой бы! Поезд скорый

В полях вопит свистком;

Клокочут светом окна

И искр мгновенный сноп

Сквозь дымные волокна

Ударил блеском в лоб.

Гремя, прошли вагоны.

И им пропел рожок.

Зеленый там, зеленый,

На рельсах огонек...

Стоит он на платформе,

Склонясь во мрак ночной,

Один, в потертой форме,

Под стужей ледяной.

Слезою взор туманит.

В костях озябших - лом.

А дождик барабанит

Над мокрым козырьком.

Идет (приподнял ворот)