— Чего ждешь? — прошипел человек в сером. — Пошел.

Дед Никола молча повернулся. Сделал шаг. Услышал, как заскрипел снег. Вдруг почувствовал словно ожог в левом боку, ощутил, как что-то отвратительное, тонкое и холодное глубоко вонзилось в тело. Мгновенно обмякли ноги. Дед взмахнул руками в попытке найти опору, но его резко подхватили под мышки и перебросили за сугроб под припорошенные снегом кусты.

Он видел над собой качающиеся ветви деревьев, слышал, как при порывах ветра они ударяются друг о друга с негромким костяным звуком. Он не мог ни пошевельнуться, ни закричать — не было сил. Он не испытывал особенной боли, чувствовал только небывалую, неимоверную тоску, и что-то вибрировало, подергивалось во всем теле, словно обрывались в нем мириады каких-то мельчайших струн. Дед Никола вдруг подумал, что больше никогда уже ничего не сможет сказать. На секунду эта горькая мысль придала ему сил.

— Мужики… — в отчаянном изумлении пробормотал он. — Вы зачем так?..

Неподвижно лежа на спине, дед Никола некоторое время еще шептал что-то неразборчивое, потом ему показалось, будто кругом внезапно выключили свет.

…Легкие автоматически втянули воздух. Следуя неведомому приказу, он пошевелился, и под ним затрещала тонкая корка окровавленного льда. Хрипло, с клокотанием в горле, выдохнул. Потом сразу задышал глубоко и часто. Поднял голову, отдирая от снега волосы, оперся на локти и сел.

Была глухая ночь; кругом раскинулся черный лабиринт новостроек.

Он поднялся, перешел через сугроб на дорогу и, чуть пригнувшись, побежал прочь со двора.

Совершая гигантские прыжки, он мчался по заснеженному проспекту. Угловатой тенью проносился под фонарями и скрывался в темноте, оставляя за собой в освещенном пространстве взметнувшийся шлейф снежинок. За спиной растерзанным парусом трепетала рубашка. Движения были стремительны и точны; резко взмахивая руками, он перепрыгивал через наметенные ветром снежные барханы. Стук каблуков и хруст ледышек эхом разлетались в застывшей тишине среди спящих домов. Глаза смотрели не мигая, поблескивали меж прищуренных век, будто маленькие черные зеркала. Лицо блестело и было неподвижно, как полированный мрамор. Седые редкие волосы развевались и трепетали, кончики их подернулись инеем; весь он искрился в лунном свете, словно ледяной серебристый демон.

На перекресток выехала легковая машина и медленно развернулась. Впереди мигал желтый сигнал светофора. Вид автомобиля вывел деда Николу из странного состояния: он вспомнил, кто он и что с ним случилось. Просунув руку под рубаху, потрогал левый бок — рана едва давала знать о себе слабым жжением. “Куда я бегу? — подумал дед. — В какой стороне мой дом?” Машина на перекрестке почему-то остановилась, и дед побежал еще быстрее, надеясь ее догнать. Вдруг он заметил, как тротуар торопливо пересекла черная фигура, приблизилась к машине и наклонилась к окошку: человек переговорил с водителем, а потом повернулся и быстро пошел обратно в сторону домов. Что-то знакомое привиделось деду в черной фигуре. Он пристально всматривался и вдруг понял, что это мужчина в сером пальто с поднятым воротником. Дед резко метнулся в сторону, обежал угол дома и оказался в том же дворе, куда направлялся человек в пальто. Он увидел, как тот вышел из-за противоположной стены, призывно махнул рукой. В глубине двора возникли еще две фигуры. Один прижимал к себе большой коричневый пакет, другой нес какие-то свертки.

Кривая улыбка, выражающая неестественную жутковатую веселость, застыла на лице деда Николы. Глядящий пристальным пронизывающим взглядом, с заиндевелыми растрепанными волосами, в окровавленной рубахе, он настиг их внезапно. Трое остановились и оцепенели: видимо, им сделалось не по себе. Дед чувствовал, как в нем клокочет ярость. Он не знал, что предпримет. Гнев нарастал в нем и не находил выхода.

— Добей, — коротко сказал человек в сером пальто. И сразу другой человек в черном полушубке двинулся вперед. Дед тотчас заметил, что мужчина этот что-то прячет в рукаве. И еще дед Никола понял, что не узнает ничего кругом: мир внезапно изменился, стал необычным, воздух сделался блестящим, а приближающийся человек выглядел словно огромный, ком ваты, и, самое странное, дед осознал, что он связан с этим подступающим к нему комом каким-то особым образом — то ли бледным светом фонарей, то ли ветром, то ли снежной дорогой, на которой они стояли. “Тому, кто сам поле, не составит труда понять другое поле. Все дело в том, что мы в едином пространстве”, — возникло внезапно четкое умозаключение, и дед Никола обрушил всю силу гнева на громадный движущийся ком и увидел, как тот вдруг сплющился, подобно стиснутой руками подушке. Человек корчился на снегу, хрипел и рычал, разрывая ворот полушубка, словно пытался снять с горла чьи-то пальцы. Мохнатым толстым зверьком отпрыгнула в сторону его шапка.

— Уходим! — коротко бросил человек в сером, почуяв что-то необычное, страшное.

Его напарник швырнул деду под ноги мешок, дед Никола упал, и они бросились прочь. Когда дед поднялся, он увидел, что и третий убегает напролом сквозь кустарник куда-то в темноту. И опять деду Николе показалось, что происходит вовсе не то, что происходит. Он беспомощно огляделся вокруг, словно желал найти того, кто объяснит смысл происходящего. Постояв неподвижно несколько минут, он нагнулся, вытащил из валявшегося пакета шубу, накинул ее на плечи и ушел, больше уж не оглядываясь.

Он обнаружил, что не помнит ни адреса, на телефонного номера Заботина. Рядом оказался таксофон, и дед позвонил в справочную службу городской телефонной сети, но она ночью не работала.

Машина все еще стояла на перекрестке. Дед подошел к ней, помахал рукой водителю, и тот немного опустил стекло. Дед попросил подвезти и назвал свой адрес.

— Крюк изрядный. — Бородатый водитель, телосложением напоминающий штангиста, строго глянул на него. — Ты крепко загулял, папаша, — сказал он насмешливо. — А тот где?..

— Не придет он… Передумал.

— Ну-ну, — сказал бородач.

— Остался. В картишки сыграть. В “дурачка”.

— Ну-ну, — задумчиво повторил водитель. — А деньги-то у тебя есть?

— Есть. Расплачусь.

Водитель немного помолчал, размышляя, затем окинул взглядом деда, пропел почему-то его адрес и замер, глядя на светящуюся приборную доску.

— Далеко-о-о, — сказал он. — Сколько?

— Десятка, — сказал дед, чтобы разом покончить с этим вопросом.

— Садись. Но за пятнадцать.

— За пятнадцать, — дед кивнул.

Водитель вытянул руку и щелкнул замком дверцы.

— Эх, бессонница! — вздохнул он.

Дед опустился на мягкое сиденье. Водитель закурил и повернул ключ зажигания. Потом как-то сердито вцепился в руль, будто с мыслью “Вот уж попался ты мне!”, и, не притормаживая на перекрестках, погнал машину по пустынному ночному городу. Автомобиль с визгом заносило, трясло и подбрасывало на оледенелых буграх, столбы пролетали в угрожающей близости, а поребрик иногда вдруг коварно вытягивался перед капотом. Ехали молча, лишь однажды дед Никола сказал:

— Это хорошо, что быстро. Я не боюсь. Я много пожил. А вам не страшно?

— Не страшно, — ответил водитель. — У меня бессонница.

Он прибавил скорости.

— Понятно, — немного помолчав, отозвался дед.

Постепенно он начал узнавать знакомые кварталы. “Сейчас к телефону, и только бы Карх согласился помочь. Как же там Гена?” — думал дед. Когда водитель остановил машину возле дома, он открыл дверцу, сказал, что принесет деньги, и начал вылезать, но бородач посмотрел косо и положил руку ему на плечо.

— Ты говорил, что у тебя есть.

— Вы не повезли бы иначе. Извините… Я сейчас приду.

— Оставь залог.

— У меня ничего нет, — сказал дед.

— Шубу оставь.

Дед Никола стиснул зубы.

— Ну, давай же, — встряхнул его водитель. — Голову мне не морочь!

Тут он заметил за распахнувшейся полой окровавленный дедов бок и замер, наклонив круто голову, словно собирался спрятать ее себе под мышку.