Августа Лазар
Ромашка и Старичок-Корешок
Главные действующие лица
Главное действующее лицо тут — маленькая девочка, зовут её Ромашка. Так её прозвала мама потому, что ромашка была её любимым цветком. Правда, мама в этой книжке не участвует — она заболела и умерла, когда Ромашке ещё и месяца не было. И Ромашка осталась без мамы.
А вот Ромашкин отец тут тоже, конечно, главное действующее лицо.
Ромашкин отец очень много работал — и на своём металлургическом заводе и дома. Как придёт домой, сядет за стол, заваленный книгами и тетрадками, и занимается до тёмной ночи. Ему хотелось точно узнать, как устроены те машины, на которых он работает, а потом построить другие машины, ещё лучше этих. А с тех пор как Ромашкиной мамы не стало, он и вовсе с головой ушёл в ученье, отдыхал, только глядя на Ромашку. И потому хотел, чтобы она всегда была где-нибудь тут, поблизости, если захочется на неё взглянуть. А отдай он её в ясли, это было бы невозможно. И Ромашка провела первые годы жизни у старой-престарой бабушки Посошок.
Бабушка Посошок была двоюродной прабабушкой Ромашкиной мамы, а значит, Ромашкиной двоюродной прапрабабушкой. Теперь надо рассказать о ней поподробнее, потому что и она тоже, конечно, главное действующее лицо в этой повести.
Жила бабушка Посошок в домишке, окружённом старым садом, на самом краю нового городского квартала. Домик её стоял, словно позабытый, неподалёку от того огромного многоэтажного дома, в котором жил Ромашкин отец. Бабушка очень любила Ромашкину маму, и Ромашку она растила с любовью и заботой.
Она была очень добрая, но некоторые ребята, увидев её в первый раз, даже пугались — уж очень чудной у неё был вид. Худенькая, маленькая, а шея длинная-длинная, и голова трясётся. Волос у неё почти не было, и она всегда ходила в чёрном беретике — натягивала его на самые уши.
Но чуднее всего было то, что иной раз она бывала очень мудрой, а иной раз наоборот. Вот про цветы и травы она всё понимала, а особенно про травы. В своём саду она выращивала всякие целебные и полезные коренья, а в лесу и на лугу собирала лекарственные травы, каких в садах и не вырастишь. И про грибы она всё знала — какие съедобные, какие ядовитые. На городском приёмном пункте, где грибники сдавали грибы, все её очень уважали. А когда аптекарь на собрании «Общества любителей природы» делал доклад «О значении трав и грибов в жизни человека», он даже назвал её «без пяти минут учёным».
В этом-то она была мудрая.
А вот в другом — нет. Не любила она лечиться лекарствами. А уж если её хотели послать на рентген, то и вовсе слушать не хотела. «Человек не для того создан, — говорила она, — чтобы ему внутренности просвечивали. А то бы он был прозрачный!» Хорошо ещё, что Ромашка попала к ней уже с прививками, а то бы уж она повоевала. Правда, это всё равно бы не помогло: докторша из детской поликлиники всегда добивалась того, что считала нужным. И когда подошло время, пришлось Ромашке проглотить шарик от полиомиелита, несмотря на протесты прапрабабушки. Вот если бы шарик был из целебных трав, бабушка слова бы не сказала.
Но и это ещё было не самое чудное. Самое чудное бабушка Посошок хранила в тайне. В сундуке у неё была спрятана старая-престарая, засаленная колода карт. Она ей досталась в наследство от её бабушки. И от этой-то своей бабушки бабушка Посошок научилась раскладывать карты и гадать по ним, «кому что на роду написано». Так она говорила. А сколько лет тому назад это было, сосчитайте-ка, если можете. Только в это гадание она и до сих пор ещё верила.
Был у бабушки Посошок один-единственный друг, и ему она поверяла все свои горести и заботы, — совсем ещё молодой человек, садовник, а звали его Фридрих. Он был очень худой, высокий и жил в каморке у неё на чердаке. Бабушка всегда про него говорила: «Фридрих хоть думает медленно и говорит мало, но голова у него на месте». И это была правда, потому что Фридрих, хоть и выпал из окна, когда был маленький, но читать и писать всё-таки выучился. А со своей работой в городском садоводстве справлялся даже лучше других и бабушке Посошок всегда помогал в её саду.
У Ромашки была не только двоюродная прапрабабушка, но ещё и двоюродный прапрадедушка — Алоиз Посошок. Он приходился двоюродным братом прапрабабушке. Всю жизнь Алоиз Посошок прожил в горах Тюрингии — там, где родился, мальчишкой пас овец, а когда подрос, стал пасти коров. И хотя учиться ему почти не пришлось, был он человеком очень мудрым, как мы увидим в дальнейшем.
А лучшим другом Ромашки был Вольф, но, когда он был маленьким, все соседи называли его Волчком.
В том большом многоэтажном доме, где жил Ромашкин отец, проживала ещё семья аптекаря. В этой семье росло много детей — и постарше и помладше. А самая младшая девочка была всего на два года старше Ромашки. Имя её было Георгина, но все звали её просто Гина. Гина была девочка задорная и проворная, только бабушка Посошок почему-то её недолюбливала и даже прозвала «хитроумной Гиной». Уж всё-то она перенимала от своих старших братьев и сестёр, во всём-то им подражала. А особенно самому старшему брату, который потом стал Ромашкиным учителем.
Семья эта была очень работящая и деловая. И все, как один, любили порядок. А больше всех — мать, аптекарша. Она умела всё так организовать и распределить, что каждый член семьи выполнял свою часть домашней работы, и жизнь шла как заведённая.
А теперь надо представить вам ещё одно главное действующее лицо, потому что в жизни Ромашки оно сыграло очень важную роль. Это кукольница Лило. Многие даже называли её «Прекрасная Лило», но самой ей это не нравилось. С Лило можно было говорить обо всём, о чём хочешь, и спрашивать всё, что хочешь. Но больше тут пока про неё ничего не будет сказано.
Бабушка рассказывает про Старичка-Корешка
Прошло несколько месяцев после смерти Ромашкиной мамы. Была весна. Яблоня в саду бабушки Посошок расцвела бело-розовыми цветами и простёрла свои большие корявые ветки над коляской, в которой спала Ромашка. Бабушка сидела рядом на низенькой скамейке и разглядывала свою праправнучку. А поскольку садовник Фридрих стоял тут же рядом, ей было с кем поделиться своими мыслями:
— А мать уже не может даже на неё полюбоваться, — сказала она. — Такое и в дурном сне не приснится. Если б я только знала, что она так больна, бедняжка, я бы сама в Тюрингию съездила, к нам на родину, какая я ни есть старая развалина! Уж как-нибудь да выманила бы у Алоиза нашего Старичка-Корешка!
Фридрих пробормотал в ответ не то «Кого?», не то «Чего?». А когда бабушка на него взглянула, он и сам показался ей похожим на большой вопросительный знак. И, кивнув головой, она пояснила:
— Да, корень черемши, Лук победный, — вот что бы нам помогло. А ты про такой, наверно, и не слыхал? Так я и думала. Здесь-то он не растёт, да и у нас в Тюрингии тоже редко встречается. Он любит большую высоту, наши горы для него низковаты. У этого корня волшебная сила, Фридрих. Уж можешь мне поверить… — Тут она испуганно оглянулась: — Нас ведь никто не слышит?
Нет, их никто не слышал. Только маленькая Гина, дочка аптекаря, играла на дорожке в песок своими новыми формочками. Но ей тогда ещё и трёх лет не было. И всё-таки бабушка Посошок стала рассказывать дальше шёпотом:
— Мой двоюродный брат, Алоиз, живёт в горах, в Тюрингии, и у него есть такой корень. Корешку этому уже, наверное, лет сто, и похож он на сморщенного старичка. А одет в панталоны и жилет — по тогдашней моде. Когда мы с Алоизом были маленькие, нам иногда разрешали брать Старичка-Корешка из шкафа — поиграть. Потому-то мы оба и дожили до таких лет и никогда не болели. Только смотри никому об этом ни слова, Фридрих! Ты ведь знаешь, нынешние-то, они в чудеса не верят. Только посмеются над нами. А уж особенно аптекарь со своим семейством. Хотя сам-то он меня уважает из-за целебных трав из моего сада, а аптекарша — из-за Гины, ведь я за ней присматриваю. Ну, а Ромашкиному отцу тем более знать про это нечего — ещё заберёт у меня мою Ромашку. Пусть уж Старичок-Корешок останется тайной, как всё равно карты в сундуке в твоей каморке под крышей. Только ты один про них и знаешь, Фридрих, про эти карты. Ведь хоть одному человеку на свете мне надо довериться!