— Ваше мнение? — спросил Набатов Бирюкова.

— Если начинать, то ему,— ответил Бирюков.

— Конечно, ему! — воскликнул Николай Звягин и тут же осекся: спрашивали-то не его.

— Выходит, мнение единодушное,— заключил Набатов.— Отлично, быть по сему!

Огромный бульдозер стоял на дороге у подножия скалы. Без кабины он казался приземистым и еще более грузным. Устало опущенный массивный нож уперся в мерзлую землю. Солнце плавилось в блестящем вогнутом отвале ножа и разбрызгивало колючие лучи-зайчики.

— Разрешите приступить?.— по-военному четко обратился Федор Васильевич к Бирюкову.

И тот, проникаясь торжественностью момента, ответил так же четко:

— Приступайте!

Тяжелая машина затряслась, отзываясь дрожью на глухую ярость мотора. Нож угрожающе поднялся, и бульдозер двинулся вперед, как могучий, грудастый зубр, ринувшийся на смертельного врага.

Николай Звягин вскочил на сиденье. Федор Васильевич остановил машину.

— Слезайте, Николай Николаич,— строго „сказал он Звягину.— Рисковать без нужды вовсе ни к чему.

Николай Звягин попытался его уговорить.

— Не поведу машину,— пригрозил Федор Васильевич и, видя, как залилось краской лицо Звягина, сказал уже мягче: — Сойдите, Николай Николаич.

И прошу вас, не ходите за мной на лед. У меня же на затылке глаз нету.

Федору Васильевичу не хотелось огорчать Звягина (он сразу понял, что своим отказом не обижает, а именно огорчает Николая), но поступить иначе он не мог. Дело, за которое он взялся, которое ему до-верили, было не просто опасным —оно было чрезвы-чайно важным.

Вчера Набатов сказал ему:

— Смотри, Перетолчин, в оба. Утопишь бульдозер— полбеды. Сам уйдешь под лед — похоронишь не только себя, все наше дело.

— Не тревожьтесь, Кузьма Сергеевич,— сказал он тогда главному инженеру,— я вас не подведу.

— Подводить меня тебе нет расчета,—хмуро усмехнулся Набатов.

Федор Васильевич проводил взглядом Николая Звягина, махнул ему рукой и осторожно повел бульдозер вниз по каменной осыпи, припорошенной снегом.

Гусеницы бульдозера коснулись льда и, медленно набегая на него, стянули машину с прибрежных камней.Федор Васильевич рывком послал машину вперед, так же резко дал задний ход, круто развернулся в одну сторону, в другую (с берега казалось, что грузная машина исполняет фигуры какого-то странного танца). Лед выдержал испытание, и Федор Васильевич повел машину на середину реки, к треножникам буровых станков.

Продвигаться приходилось медленно. Ровным лед был только в узкой прибрежной полосе. Чем дальше от берега, тем кучнее громоздились угловатые глыбы льда, и, преодолевая их, бульдозер то вставал на дыбы, то нырял в расщелину между торосами.

Теперь Николай Звягин был уже твердо уверен, что все опасности позади — лед выдержал испытание. Тревога прошла, и Николай уже несколько иронически вспоминал о своем волнении и досадовал, что безропотно подчинился Федору Васильевичу. Он даже решил было спуститься на лед и пойти за бульдозером, но удержал себя. Теперь это выглядело бы совсем смешно.Бульдозер, с глухим урчанием переваливаясь через торосы, приближался к буровым станкам. И Николай снова встревожился. Там лед ослаблен цепочкой скважины. Надо было предупредить Федора Васильевича, чтобы держался подальше от них.

И только он успел подумать об этой новой опасности, как бульдозер, поднявшийся на ледяную глыбу, перевалился через нее и скрылся из глаз.

Николай рванулся с места и уже на бегу услышал испуганный женский крик. Оглянулся, за ним бежала девушка. Непонятно, откуда она появилась, до этого Николай не замечал ее.

Николай схватил ее за руку.

— Туда нельзя!

— Пустите! — вскрикнула девушка, вырываясь, и тут он увидел, что это Наташа.

Они рядом пробежали несколько шагов. Из-за края ледяной глыбы показался нож бульдозера, выползающего из расщелины.

— Туда нельзя! — крикнул Николай, останавливаясь.— Вернитесь!

Наташа тоже остановилась и оглянулась на него с сердитым недоумением.

— Вернитесь! — повторил Николай и пошел обратно. Тут же остановился, подождал, пока Наташа поравняется с ним, и помог ей подняться по каменной осыпи.

Они стояли рядом, не спуская глаз с темневшего на середине реки бульдозера.

Когда машина остановилась возле буровых станков и все, кто работал на льду, обступили ее, Наташа сказала с укором:

— Там вон сколько людей, а мне не разрешили пойти!

— Это ваш брат? — спросил Николай.

— Нет.

Ему показалось, что вопрос ей неприятен. Неужели это жена Федора Васильевича? Такая молоденькая, совсем девчонка.,. И Федор Васильевич говорил ему, что живет вдвоем с отцом…

Очень хотелось прямо спросить ее. И было стыдно за свое откровенное любопытство.

Бульдозер сделал несколько широких заездов вокруг буровых станков и возвращался обратно. И Николай, наконец, решился:

— Вы очень волновались?

Она посмотрела на Николая каким-то особенным,лучистым взглядом.

— Конечно! Вы не знаете, какой он! — Знаю,— сказал Николай невесело.

В эту минуту достоинства Федора Васильевича его нисколько не радовали.

Проскрежетав по каменистой осыпи гусеницами, бульдозер поднялся на дорогу.

Федор Васильевич спрыгнул с сиденья, на ходу весело улыбнулся Николаю и, подойдя к Бирюкову, отрапортовал:

— Лед надежный. Можно выводить машины.

Начальник управления механизации выслушал сообщение с самым невозмутимым видом (Николай готов был растерзать его в эту минуту) и сказал самым будничным тоном:

— Отведите машину в гараж, пусть механик тщательно осмотрит ее. Завтра приступаем к работе. Вы едете, Звягин?

Николай отказался, сказав, что ему надо еще сходить к буровикам. Он не мог уйти, не узнав, почему Наташа так тревожилась за Федора Васильевича. Что их связывает?..

Но когда он обернулся, то увидел одного Перетолчина. Наташи нигде не было.

Федор Васильевич тщательно осмотрел гусеницы, запустил мотор, прослушал его и на малых и на полных оборотах, сказал:

— В порядке. Работает как часы. Мировая машина.

И предложил Николаю:

— Подвезти на горку?

На этот раз Николай не стал отказываться. Хорошо, что Федор Васильевич не слышал, как он собирался к буровикам.

— Обиделись, наверно, на меня? — спросил Федор Васильевич, пригибаясь к самому уху Николая.

Поднимались в гору, и мотор работал на пределе.

— Я? — удивился Николай.

— Что не взял вас с собой. Никак нельзя было. Николай отмахнулся.

— Да что вы? Неужели я не понимаю? Я ведь хотел с вами, чтобы помочь, если понадобится. А чем бы я мог помочь? — Он помолчал и добавил: — Зато и поволновался я за вас!

— Вот это зря,—улыбнулся Федор Васильевич.— На поверку все тревоги обернулись напраслиной. Зимушка сибирская вперед нас позаботилась.

Николай не сразу решился заговорить о том, что его так заинтересовало.

— А знаете, Федор Васильевич, я ведь не один за вас волновался.

— Неужто Бирюков? — усомнился Федор Васильевич.

— Как Бирюков, не знаю, а вот девушка одна очень волновалась. Даже на лед порывалась за вами бежать.

— Девушка? — Федор Васильевич пристально посмотрел на Николая: не разыгрывает ли?

— Девушка. И очень славная девушка.

— Не знаю,— покачал головой Федор Васильевич.— Давно я отстал от славных девушек.

На развилке дорог Николай слез. Бульдозер, отшвыривая гусеницами слежавшийся снег, медленно скатывался в лощину. Николай долго смотрел ему вслед.

Перетолчин не стал бы его обманывать… Если бы тот строгий молодой человек (Николай Звягин показался Наташе очень строгим, даже сердитым) не спросил ее о Федоре Васильевиче, Наташа, конечно бы, не ушла. Она очень тревожилась за бывшего своего бригадира и очень обрадовалась, что все кончилось благополучно, и нисколько не постыдилась бы высказать ему свою тревогу и свою радость.

В этом не было ничего удивительного. Просто иначе и быть не могло. Когда с нею стряслась беда, Федор Васильевич не только сочувствовал, но и заботился о ней. Он был добрый, хороший, душевный человек. Она и относилась к нему как к доброму, хорошему, душевному человеку.