- Ты замерзнешь.

- Нет. Ты же рядом...

А дальше не было слов. Было тепло его ладоней, и глубокое дыхание, как перед прыжком в воду. Гладкая горячая кожа, перечеркнутая линиями старых шрамов и свежими порезами, и мой страх - причинить боль. И сильные руки, несущие меня к кровати так легко, будто я из пуха. Серые глаза, хищно вглядывающиеся в мое лицо, и моя жадность, которая смутила меня саму, но его привела в восторг. Тяжесть матерого мужского тела, бережность и отточенная скупость движений; тонкая цепочка, свесившаяся мне на лицо, и я ловлю ее губами, вызывая у него хриплый короткий смешок. Мешанина теней на стенах и потолке, в зеркале тускло отражается кровать, белизна наших тел; тихий рык, зарождающийся у него где-то в груди, и моя лихорадочная спешка - догнать его, успеть упасть рядом, на сбитые влажные простыни. Наше хриплое прерывистое дыхание нарушало ночную тишину.

Хенрик лежал рядом на боку, подперев голову ладонью, и теплые пальцы еле слышно водили узоры по моей спине. Я молча улыбалась, прикрыв глаза.

- Ты пришла. - Шепнул он, отводя мои волосы от шеи, и прижимаясь губами к позвонку.

- Я пришла, - шепнула я в ответ.

- Я не могу дать тебе своего имени. Я не могу дать тебе ребенка. Я не могу дать тебе достойного положения. И все-таки ты пришла...

- Пришла, - подтвердила я, приподнимаясь на локтях и рассматривая его через спутанные волосы.

- Почему?

- Ты - лучшее, что когда-нибудь случалось со мной. И имя, общественное положение и дети тут совершенно не причем. - Я улыбнулась, когда он откинул волосы мне на спину, чтобы не мешали ему рассматривать мое лицо.

Он лег на спину, и я придвинулась ближе, в свою очередь, рассматривая его лицо и находя в нем все то, что хотела бы, конечно, услышать на словах, но слова - это слова, а блеск его глаз и подрагивающая неуверенная улыбка в уголках его губ - это совсем другое, и намного больше, чем слова могут дать....