РОБЕРТ ЛИСОН

ДЖИНН ТРЕТЬЕГО КЛАССА

Глава 1. НЕСЧАСТЬЯ: УДАЧИ — 2:0

Понедельник-день тяжелый. А этот понедельник просто побил все рекорды — тут Алек ни капельки не сомневался: он ведь каждый день подсчитывал, сколько на его долю выпало удач и сколько несчастий. В тот понедельник счет был, увы, неравным: удачи только еще начали разминку, а несчастья уже забивали один гол за другим.

По обыкновению опаздывая, Алек влетел на школьный двор, пристроился в самый хвост линейки и очутился рядом с Сэмом Тейлором. Да, день начинается не блестяще… Сэм, вечно злой, тощий, как жердь, парень, не обратил на Алека никакого внимания. Его веснушчатая физиономия сияла: он в упор разглядывал новенького — высокого, плечистого мальчишку. У темнокожего мальчишки был приплюснутый по-боксерски нос, а курчавые, жесткие волосы отливали рыжиной.

— Эй, Рыжий! — прошипел Сэм.

Мальчишка оглянулся, но промолчал.

— Отвечать надо, Рыжий, когда с тобой разговаривают!

Мальчишка опять оглянулся:

— Ты, Конопатый, меня зовут Уоллес.

— О, простите, простите, мистер Уоллес! — низко поклонился Сэм. — Будьте так любезны, сообщите нам, откуда у джентльмена из ваших краев такая рыжая шевелюра?

Ответа не последовало — мальчишка снова отвернулся. Кто-то из приятелей Конопатого процедил:

— У них в порту, должно быть, побывал рыжий морячок.

Алек не удержался и прыснул. Но Рыжий зыркнул на него, и Алек зажал рот рукой. Сэм и его дружки рассеянно смотрели в сторону.

— Я тебе посмеюсь! — пригрозил Рыжий.

Алек хотел было ответить, но тут за его спиной вырос Монти Картрайт, старший учитель, хранитель кондуита, известный своим черным беретом и привычкой бродить по школьному двору с таким видом, словно он замышляет новую битву при Ватерлоо[1].

— Молчать на линейке, Боуден! У тебя безобразничать нос не дорос. Ишь какой!

Алек без всякой охоты вошел в школу. Он так и чувствовал, что день предстоит тяжелый, что все неприятности еще впереди. И предчувствие его не подвело. К большой перемене несчастья повели со счетом 1 : 0.

Как только он выскочил во двор, на пути у него вырос Рыжий Уоллес:

— Приветик, Шкилетик!

Чудовищное оскорбление! Алек огляделся по сторонам, но надеяться было не на что. Он уставился на небрежно повязанный галстук Рыжего: ведь если начнешь задирать голову, покажешься еще меньше ростом.

— Я видел, как ты на Бонер-стрит ошивался, верно?

— Ну, — неохотно кивнул Алек. — У меня там дружок живет.

— Дружок? Это в каком же доме?

— В восемьдесят пятом.

— Врешь! Это я там живу.

— А он там до тебя жил. Они в Мурсайд переехали.

Увы, так оно и было. До Мурсайда было несколько километров, и теперь Алек тосковал без друзей.

— Ладно, Шкилетик, вас понял. Только по Бонер-стрит ты больше ходить не будешь. Усек?

Алек оторопел:

— Я…

Но его перебил Рыжий:

— Увижу на Бонер-стрит — дам по шее. Ясно?

И, сунув руки в карманы, Рыжий пошел прочь от разобиженного и перепуганного Алека.

Потом было два урока истории, и мистер Блейквелл разрешил Алеку заняться сочинением про крестоносцев. Сочинение было почти совсем готово и страшно нравилось Алеку, но работа не клеилась — разговор с Рыжим все не шел из головы.

Да, вот это несчастье так несчастье. Бонер-стрит — это его секрет, кратчайшая дорога домой. Все думают, что там, у железнодорожного виадука, тупик, но Алек-то знает, что это не так. И дело даже не в том, что так ближе всего к дому… Нет, Рыжий, не говори гоп… Алек пойдет домой через Бонер-стрит!

— Ну и ну! — захихикал Ронни Картер. — Ты у нас, Алек, совсем старикашка — сам с собой разговариваешь.

— Заткнись ты! — буркнул Алек.

— Потише там, на задней парте! — погрозил им пальцем мистер Блейквелл.

Алек стиснул зубы и взялся за Третий крестовый поход. Тут ему в голову пришла отличная мысль: на Бонер-стрит можно пройти переулком, который начинается у ворот, и, если выбежать из школы сразу после звонка, можно проскочить через Бонер-стрит раньше, чем ее перекроет Рыжий Уоллес. Попытка — не пытка. Он потихоньку сложил книжки и сунул папку с сочинением в портфель.

Зазвенел звонок. Алек, как ракета, вылетел из класса и побежал через двор впереди всех. У калитки, ведущей в переулок, ракете пришлось перейти на аварийное торможение: сидя верхом на ограде, его поджидал Рыжий Уоллес.

— Привет, Шкилет! — крикнул он. — Не забыл? На Бонер-стрит ни ногой!

— Оставь его в покое, — сказала Рыжему высокая смуглая девчонка, стоявшая рядом. Потом она добавила: — Я сказала маме, что мы не поздно вернемся.

Рыжий пожал плечами, и они пошли по переулку. Закусив губу, Алек смотрел им вслед. Со школьного двора выбежала целая орава ребят. А Рыжий и его сестра ушли…

Алек малость подождал и, размахивая портфелем, кинулся через переулок на Апшо-стрит. Он добежал до конца улицы, выходившей к каналу, свернул налево и замедлил шаг.

Вокруг стояли ветхие, ждущие сноса фабричные здания. Заброшенный переулок, по которому он шел, вел обратно, на Бонер-стрит. Высоко над головой вздымался виадук. Его арки были обшиты толстыми просмоленными досками — от этого переулок выглядел еще мрачнее. Да и вообще этот район, где одни дома снесли, а другие разваливались сами, не радовал глаз. Одна только Бонер-стрит — два ряда старых трехэтажных домов с каменными ступенями и полустертым бордюром на тротуаре — пока оставалась нетронутой. На углу Алек остановился и, как заправский бандит, ускользнувший из-под самого носа полицейского, огляделся по сторонам. Рыжего нигде не было. На улице никого. Путь свободен!

Но не тут-то было! Раздался скрип — Алек нырнул за угол, перескочил через заборчик и пригнулся. Скрип приближался. Алек нерешительно выглянул. Толкая перед собой отслужившую свой век детскую коляску, по улице шествовала сама мисс Моррис. Мисс Моррис, как обычно, собирала утиль. Она была старейшей обитательницей Бонер-стрит — улица состарилась вместе с ней. Мисс Моррис прошла мимо в ярко-зеленом платочке, полиэтиленовом дождевике и резиновых ботах, бормоча что-то себе под нос. На всякий случай Алек опять пригнулся. Старушка была на редкость любознательна, и ей ничего не стоило сообщить маме Алека, что юный Боуден с неизвестной целью болтался поблизости от виадука. А это была бы настоящая катастрофа.

Наконец мисс Моррис удалилась. Алек собрался было перебежать через улицу, но вместо этого опять залег, прижавшись к земле. Правда, вся форма теперь будет в кирпичной крошке, но это еще полбеды. Беда в том, что дверь дома № 85 отворилась, и на крыльцо вышел, оглядываясь по сторонам, Рыжий Уоллес.

Что-то врезалось Алеку в живот — не то кирпич, не то консервная банка. Было больно, но Алек не шевелился, потому что Рыжий перешел через дорогу и остановился по другую сторону забора, буквально в двух метрах от него. Алек весь сжался, но эта штуковина еще больнее врезалась ему в живот. Он ухватился за нее и дернул. Сразу стало легче. А Рыжий Уоллес, насвистывая, пошел дальше.

Алек встал и поднял эту зловредную штуку. Это была жестянка — банка из-под пива с новенькой этикеткой. Сперва он хотел просто выкинуть ее, но передумал. Странная какая-то жестянка… Совсем новенькая, никто ее не открывал, но легкая, словно пустая. Как же это так? Пока это тайна, доктор Уотсон[2].

Улица снова опустела. Алек сунул банку в карман и отряхнул с брюк кирпичную пыль. Потом поднял портфель и с независимым видом зашагал по Бонер-стрит. Улица упиралась в железнодорожный мост. Арка моста тоже была обита толстыми почерневшими досками, а к доскам было прибито старое объявление, гласившее: