Умопомрачительный запах свежего хлеба выплывал из ворот похожего на картинку Свято-Покровского монастыря. Настоятель Павел строго следил за вверенным ему хозяйством. Стены сияли свежей побелкой, дорожки были тщательно почищены от снега, на старых лавочках белели аккуратно прибитые заплатки.

 Только одно огорчало батюшку. Конечно, пекарня давала неплохой доход. Паломникам и туристам нравилась монастырская выпечка, слава о ней уже давно разнеслась за пределы области. Но была и обратная сторона.

Привлеченные крошками, которые в изобилии рассыпали туристы-лакомки, на монастырский двор со всего города слетались птицы. Нет, крошек божьей твари настоятелю было не жалко, но вот то, что происходило потом, Павлу категорически не нравилось. Вот и сейчас он с укором смотрел на круживших в небе голубей. Рясу настоятеля украшало два черно-белых пятнышка.

- Олька! Олька, шалава, иди сюда, кому сказала!

Маленькая девочка забилась за шкаф, надеясь, что стоявшая рядом оторванная дверца поможет укрыться от глаз матери.

 - У, бесово отродье, - грязная рука схватила ее за волосы и вытащила на середину комнаты.

На Ольгу уставилось два мутных глаза, от запаха перегара перехватывало дыхание.

- Сходи к Семеновне, пусть бутылку даст.

Девочка сжалась в комочек:

- Не пойду, она все равно не даст.

- А ты попроси, скажи - матери плохо. - Судя по опухшей морде с изящным фингалом под правым глазом, матери плохо было уже давно.

- Все равно не даст.

- Ах ты дрянь, - но тяжелая рука ударила воздух. Оля юркой змейкой отшатнулась от матери и выскочила из квартиры. Ночевать сегодня опять придется в подвале.

Тихо работал музыкальный центр, в широкие окна заглядывал одинокий фонарь, пахло хвоей. Сидевшая на окне кошка внимательно рассматривала первых прохожих, не понимая, что могло их выгнать из дома в такую рань. Ольга медленно встала с кровати. Все в порядке, это просто сон, а она давно выросла. Можно было жить дальше.

Выпив чашечку кофе, девушка заспешила в монастырь. Ей нравилось приходить сюда рано утром. Взяв пару горячих пирожков, она устроилась на лавочке. Сейчас начнется служба, она послушает.

Он заметил эту девушку давно. Тоненькая, хрупкая, зимой и летом до самых бровей закутанная в платок, она никогда не заходила в церковь.

Зато по воскресеньям часами сидела на лавочке, слушая бесчисленные жалобы старушек. Обязательно покупала буханку хлеба и крошила ее голубям, но никогда не подавала нищим. Странная девушка. Очень странная.

Вот и сейчас она участливо слушала сухонькую старушку. Павел хорошо знал грустную историю бабы Тоси, приехавшей из маленького подмосковного городка на исповедь, да так и оставшейся при монастыре. Впрочем, таких историй по России было много.

Ее сын открыл в своем гараже автомастерскую. У парня были действительно золотые руки, под воротами всегда стояла очередь.

Через год он арендовал цех на бывшем кровельном заводе, свозил в Египет жену и двух сыновей, а еще через год начал подумывать об открытии трех филиалов. Тут запахло уже совсем другими деньгами. Парню предложили взять хороших людей в долю. Он отказался.

Вечером мальчишки не пришли из школы. Пробегав всю ночь, к утру он все понял и подписал нужные бумаги. Но было уже поздно. Пьяная скотина спрятала близнецов в старом коллекторе, воды там было мухе по колено. Но ночью прошел сильный дождь. У мальчишек, прикрученных наручниками к вбитому в пол крюку, не было ни единого шанса.

Впрочем, шанса отомстить безутешным родителям тоже не дали. По странной прихоти судьбы, автомеханик со своей женой разбились насмерть на следующий день. По документам мастерская и дом принадлежали новым хозяевам. Собрав нехитрый узелок, бабка приехала в монастырь. И каждый день настойчиво просила у Бога смерти, вот только не себе.

Дело было тухлым с самого начала. Три трупа, три здоровых лба, каждый поперек себя шире. При виде таких крутых пацанов добропорядочные граждане переходят на другую сторону, старушки начинают мелко креститься.

Такие в одиночку переворачивают припаркованные не в том месте машины, а слово "совесть" отсутствует в их лексиконе. Хозяева жизни, они держали мелкий подмосковный городишко в страхе. Здесь словно застыло время и навсегда остались ощетинившиеся стволами девяностые годы.

Сейчас они мирно лежали в гостиничном номере. Аккуратные дырочки во лбу казались работой хорошего гримера. Никаких следов борьбы. Только на зеркале красной помадой нарисовано солнышко.

Городок вздохнул с облегчением, а вот у Бурмистрова с группой работы прибавилось. Вспомнив старые грехи, начальство пинками загнало их в этот город, приказав без результатов не возвращаться. Они перерыли все.  Проверили деловые связи и старую любовь, молодых жен и пожилых наследников. Никаких следов. Этой троице желал смерти каждый второй. Но только один решился поставить точку. И знакомиться с Бурмистровым этот мистер Икс не собирался.

Безрезультатно проторчав там почти месяц, Бурмистров наконец-то вернулся в Москву. И, на тебе, новая неприятность.

- Вот только стажера мне до полного счастья и не хватало! - Бурмистров орал так, что в дежурной части дрожали стекла. - Всю жизнь мечтал в детском садике работать! Сволочи! Опять какого-нибудь папиного сынка подсунули, пусть сами эту дрянь натаскивают!

Услышав про папенькиного сынка, сидящие в дежурной части офицеры заулыбались. У всех в памяти была еще свежа история, когда присланный отбывать номер сынок высокопоставленного генерала так обыскал подозреваемого, что тот потом в камере развернулся во всю свою грабительскую душу.

Угрожая пером, поснимал со всех сидельцев куртки. Спокойненько так на себя надел и ждал. Дежурный на него протокол за пьянку нарисовал и отпустил. Тот свалил в трех куртках. Крику было. Их, как последних бобиков, по всей Москве гоняли, чтоб они эту сволочь нашли. Нашли, конечно, только куртки он к тому времени уже пропил. Такая вот история. Начальнику управления выговор, Бурмистрову выговор, а сынок тот на повышение пошел.

Так что нового стажера Бурмистров был готов встретить в самой теплой и дружественной атмосфере. И так же быстро проводить.

Тут своих дел невпроворот, не знаешь, за что хвататься.

В дверь несмело постучали.

- Ну, - рыкнул Бурмистров, уверенный в том, что это пришли очередные просители за своих непутевых детей. Вот вечно так, дитятко сорокалетнее набедокурит, а ему потом старушки горькие слезы льют. Ох и работа, мать ее растак да через коромысло...

- Что же ты, Володенька, гостей так неласково встречаешь. - Отворивший дверь капитан Сафьянов цвел не хуже майской розы. - Вы проходите, Юленька, не стесняйтесь. Начальник у Вас хоть строгий будет, но справедливый. - И подмигнул Бурмистрову наглым раскосым глазом.

На пороге стояло созданье небесной красоты. Летящая челка над веселыми карими глазами, аккуратный вздернутый носик в веснушках, полные, без всякой помады красные губки. Блеск. Контрольным выстрелом в израненное сердце Бурмистрова была короткая юбочка, больше демонстрирующая, чем скрывающая. И сапоги на платформе.

Оценив мужским взглядом все свалившееся на него великолепие, Бурмистров тяжело вздохнул. Если это стажер, то они сработаются. Не в кабинете, конечно, а где-нибудь на природе или у нее дома, но сработаются. Такие кадры требовали тонкого подхода и долгого обучения, а в том и в другом Бурмистров был мастер.

Сафьянов, не теряя времени даром, выдвинул из-за обшарпанного ничейного стола такой же обшарпанный стул.

- Прошу Вас, Юленька, присаживайтесь. Сейчас Ваш начальник от шока отойдет и кофе Вам предложит.

- Так, не командуй, - пришел в себя Бурмистров. - И не завидуй. Привел - спасибо. Дальше мы сами разберемся.

- Фу, грубиян, - Сафьянов капризно надул губы, но не выдержал роли и рассмеялся. - Все, я с ночи, так что пока. Смотри, не обижай, - еще раз подмигнув Бурмистрову, он вышел из кабинета.