Не моя биография …

Неоконченная повесть

Содержание:

Дедушка Модя и бабушка Эся …….. 2

Она ……………………………………………….. 6

Мама …………………………………………….. 8

Папа ………………………………………………..11

Она ………………………………………………….16

Дедушка Илья и бабушка Гита ………17

Она ………………………………………………….21

Дедушка Илья ………………………………..23

Речица …………………………………………….26

Она ………………………………………………….34

Мама ……………………………………………….35

Война ………………………………………………38

Она ………………………………………………….41

Эмиграция или Алия ………………………43

Она ………………………………………………….46

Ангел ………………………………………………48

Она ………………………………………………….50

Мысли …………………………………………….51

Подруги ………………………………………….54

Ты ……………………………………………………59

Библиотекарь …………………………………60

Она ………………………………………………….62

Мой брат Боря и мой брат Сема …..63

Она ………………………………………………….65

Снег …………………………………………………67

Быхов ………………………………………………71

Сон ………………………………………………….73

Она ………………………………………………….76

Могильный крест …………………………..78

Самосознание ………………………………..86

1.

Дедушка Модя и бабушка Эся

Время от времени папа пытался рассказать нам о своей жизни. Иногда, вдруг, ни с того ни с сего, работая возле дома на огороде или мастеря что-нибудь в доме, или просто сидя за обеденным столом, выплывали маленькие истории из его биографии. Мы не знали тогда, что родители не вечны и эти истории нам никто и никогда не повторит. Как жаль, что тогда я пописывала свои стишки и не записывала такие дорогие-предорогие истории. Мы и не догадывались, что самая важная истории Родины, это живая и невыдуманная история твоих дедушек, бабушек, родителей.

Папе было 12 лет, когда началась война. И, слава Богу, его родители не держались за нажитое, а тронулись в путь. Тяжелый, но спасительный путь – в эвакуацию. А нажитого было не мало. Модя и Еся были троюродными братом и сестрой и жили в красивой и крепкой деревне «Грудиновка». Как обычно происходило в еврейских местечках, их сосватали и они поженились. Но не сожалели. Оба красивые, стройные, они потом, через много лет нарожали таких же красивых детей, одна из которых умерла от болезни во время войны. Другая - после войны уехала в Ленинград и самостоятельно устроила свою жизнь. Всю жизнь проработала водителем трамвая, не завела семью, но зато имела свою однокомнатную кооперативную квартиру. Перед смертью просилась к нам в Израиль, но так и не успела… Как-только об этом ее желании узнали друзья и знакомые, ее сбила машина и она целый месяц лежала в трупной неопознанная. 1991 год.

Да я отвлеклась, до этого жуткого года еще очень далеко.

Третий – мой папа.

Модя работал в кузнице, Еся – портняжила. Оба трудяги. Но дедушка по натуре, как тогда непопулярно называли, был кулак. Жесткий, зажимистый. Одним словом – хозяин. Однако труженик, каких поискать. Он не умел сидеть без дела. Как, впрочем, и его сын Илья, мой папа. Даже под 90 Модя (а звали его в наше время Матвей) сбивал ящики для почты. И нас, внуков, научил этому нехитрому делу. Мы с удовольствием почти все свое свободное время стучали молотками в старом сарае. Сарай как-то вечером сгорел, и я из окна дома до самого утра смотрела на это наикрасивейшее и совсем не пугающее зрелище. А страшная картина черных головешек выплыла только утром. Это было как кусочек войны.

Сарай дедушка и папа отстроили заново. Новое, крепкое и светлое строение встало на месте старого покосившегося и черного от времени и дождей. Такова и вся наша жизнь. Но в отличие от нашего сарая, не все новое в этой жизни лучше старого.

Уже в 80-х когда от чрезмерного курения самокруток из крепкого табака (сигарет он не признавал), да и от самой нелегкой жизни у него обострился туберкулез. Модя решительно, как и все, что он делал в своей жизни, бросил курить, накупил целый чемодан конфет-леденцов и целый день посасывал их с таким же наслаждение, с каким прежде смаковал свои самокрутки. А мы, его внуки, стали считать своим долгом и обязанностью привозить ему из разных городов нашей огромной Родины очередной кулек конфет. В благодарность за это получали в ответ скупую улыбку и несколько слов благодарности. А так-как дедушка был скуп не только по жизни, но и на простую улыбку, наши сердечки переполнялись радостью.

В такие минуты нам не мешала радоваться даже открывшаяся неприглядная тайна нашего дедушки по поводу тяжелой болезни его ног. Ноги выглядели жутко. Какие-то черно-синие, тяжелые, раздутые от вен. Когда дедушка решил, что ему достаточно воевать, а год это был 43-й, зима, он снял сапоги и портянки залез в прорубь и держал там ноги до тех пор, пока выдержало сердце. А сердце у дедушки было крепкое. Его комиссовали и отправили домой. С тех пор ноги не давали ему покоя, но возможно благодаря этому он остался жив.

Мы долгое время знали, что эта беда с ногами случилась по причине совсем другой. Что зимой, во время боя и перехода какой-то реки пострадали крепкие, высокие и красивые ноги рядового Матвея Расина. Дедушка сам ничего и никогда не рассказывал. Может это и явилось причиной появления другой, совсем не патриотической истории.

До сих пор ни то, ни другое не подтверждено. Хоть дедушка и был зол на Советскую власть за то что у него забрали лошадь, корову, разрушили его крепкое почти кулацкое хозяйство, но хочется думать, что самопроизвольное издевательство над своими ногами было просто злым вымыслом очередного дедушкиного соперника по домино.

Модя Расин не умел проигрывать. Если это случалось, он кричал, что игра была нечестной, и даже предчувствуя проигрыш, мог смести своей 80+ летней, огромной и по-прежнему сильной ладонью все доминишки со стола и выгнать всех из дома. Так-что врагов у него было не мало.

А бабушка Еся была совсем другой. Тихая, полу-грамотная, хронически домашняя, она любила и жалела внуков. Но не любила и не жалела свою невестку – мою маму. Почему? Одному Богу известно. Наверно без причины, просто, как большинство матерей ревнуют своих сыновей к их женам. Как будто у них украли самое дорогое. Самое дорогое – это понятно. Кто ж спорит! Но почему украли? А разве им, свекровям прошлым и нынешним объяснишь, что не украли, и даже не взяли попользоваться, а просто жить вместе: и в горе и в радости. Эта нелюбовь свекрови хорошенько испортила жизнь моей мамы и даже немного испортила саму безукоризненно честнейшую, умнейшую и любящую – мою маму.

Еся, по паспорту Эстер, прожила тихую, незаметную и ничем не примечательную жизнь. Ублажала все прихоти мужа, никогда с ним не спорила, готовила, растила детей, шила на заказ всей деревне. Сберегла детей во время войны. Работала как все, никогда не жаловалась на трудности. И любила всех как могла. Правда, взгляд у нее при хорошем настроении был не то лукавый, не то хитрый, не то любопытный. А при плохом – почти несчастный, безысходный и даже злой. Я не помню, чтобы дедушка покупал ей подарки или просто захудалое платьишко. Конечно, она могла сшить сама, но и материи ей муж не дарил.

Жила она в доме, как мне часто казалось, как в тюрьме. Однажды на День Рождения мой папа купил ей шикарное атласное, в золотые розы платье. И только два раза оно было на ее хрупком и тонком теле: в тот День Рождения и лет через 15 в нем положили бабушку в гроб.

Когда у дедушки появился тот знаменитый полный конфет чемодан, бабушка потихоньку тащила оттуда по несколько конфет и тайно рассовывала нам – мне и моему старшему брату Семе по карманам. И делала это тихо и незаметно, как партизанка. А когда я замечала, она мне хитро улыбалась и знаком показывала, чтобы я радовалась молча.

Я тогда еще не понимала, почему это надо делать тихо. Ведь все дедушки и бабушки должны любить своих внуков и давать им сладости. Когда я выросла, и мама мне рассказала, как дед Модя часто замыкал сарай, чтобы она не могла взять дров для печки и нагреть дом для своих маленьких детей, я поняла почему бабушка Еся все делала тихо.