Ах, какая умница у меня была!

Шила мне кафтаник, шила сапоги.

Сладкие, румяные пекла мне пироги.

А когда управится, сядет у ворот.

Сказочку расскажет, лесенку споет.

Спел. Протянул руку. Ждет, когда ему дадут пряник или конфету — они всегда у тети Тони в столе для самых маленьких.

К концу дня тетя Тоня устала порядком. А ведь надо бы домой сбегать, посмотреть, как дочка день прожила. Уж совсем было собралась тетя Тоня, да вспомнила — завтра восьмое марта. Значит, предстоит репетиция. Как ни крути, а домой она сегодня не попадет. «Ну, ладно, завтра я вам устрою», — сказала тетя Тоня сама себе и отправилась на репетицию.

А на следующий день по детдому прошел слух, будто тетя Тоня по случаю восьмого марта забастовала, не работает. А вместо нее на кухне орудует новый повар. Любопытные повалили на кухню. Их встречал мужчина в гимнастерке, военных сапогах — видно, бывший фронтовик. На вопрос, где тетя Тоня, новый повар сначала брал под козырек, молодцевато отстукивал каблуками, потом рявкал:

— Не р-работает!

Пришла мать тети Тони.

— Это почему же не работает? — спрашивает она.

— По случаю восьмого марта.

Старушка не унимается.

— Все работают, а Тоне моей праздник. Что за цаца, скажите на милость!

Мать тети Тонн бежит к директору детского дома.

— Евгения Эдуардовна! Что же это получается? Все работают, а моя Тонька барыня?

— В чем дело? Почему Тоня барыня?

— Так вы не знаете ничего? Вместо Тоньки-то — мужик. Так и рявкает, так и рявкает. Это он умеет. А вот накормит ли он вас хорошим обедом — не знаю.

Женщины идут на кухню, чтобы расспросить хорошенько.

Евгения Эдуардовна вошла и обмерла. В самом деле — мужчина. Он галантно раскланялся, видимо, угадал начальницу.

— Иван Иванович, будем знакомы.

По какому-то едва уловимому жесту Евгения Эдуардовна поняла, что тут нечисто. Посмотрела на повара долгим внимательным взглядом, потом спросила:

— Тоня, это ты?

— Никак нет. Антонина Васильевна не работают.

Иван Иванович почему-то забубнил, как дьячок. Теперь уж отпираться было бесполезно. Тетя Тоня сорвала с себя усы, фуражку. Евгения Эдуардовна хохочет. Немного успокоившись, говорит: Ну и отлила ты, Тоня.

Решили эту шутку ребятам показать. Тетя Тоня, вернее, Иван Иванович, пошли с директором по группам. Евгения Эдуардовна говорит ребятам:

— У нас, ребята, новый повар. Иван Иванович. Прошу любить и жаловать.

Ребята ахали от такой неожиданности. Разглядывали придирчиво. Римма Колетвинцева расплакалась:

— А тетя Тоня?

Тете Тоне стало жалко Римму, и она разоблачилась, успела сказать только:

— Эх, Римма, весь спектакль испортила.

Но тут пошли такие аплодисменты, крики «Ура»! Ребята повскакали с мест, окружили тетю Тоню и Евгению Эдуардовну. От полноты чувств кто-то запел «В лесу родилась елочка». Всем стало радостно, и ребята засмеялись. Римма Колетвинцева тоже успокоилась и спросила к всеобщему удовольствию:

— Теть Тонь, а пышки завтра будут?

Эх, куда же я от вас денусь? Будут вам пышки, будет и свисток!

«И все-таки земля вертится!»

«Жил я в Сталинграде на Валдайской улице. У нашего папы был свой дом. Папа работал на тракторном заводе, а мама — в пекарне. Жили мы хорошо. Все у нас было. У нас были игрушки. Когда накались война, папу взяли на войну. Мы жили с мамой. Во время бомбежки мама пошла за дровами, и ее убило. Соседи похоронили маму, а мы с Ниной и Колей остались жить у них. А потом они от нас куда-то уехали, а мы пошли в больницу. Там было много раненых. Нас там накормили, потом отправили в Городище, а потом на машине отвезли в Дубовку, в детский дом».

Декабрь 1943 г. Витя Козлов, 6 лет.

«Я была тогда в другом детском доме. У меня не было особых талантов, но старшие девочки говорили, что у меня хороший голос. Еще в дошкольном возрасте я любила петь и танцевать. И когда я узнала, что поедем в Сталинград, я стала прямо-таки бредить городом и братом, которого я. по какому-то внутреннему чувству, должна была встретить.

К моему несчастью, у меня заболело плечо, и меня положили в больницу. Но когда я узнала, что наши воспитанники уезжают в Сталинград, я убежала из больницы и прямо-таки летела на крыльях в детский дом. Упорная мысль ехать, найти брата во что бы то ни стало не оставляла меня. Передо мной преграда: воспитанники-участники были гораздо старше меня, а я что — так себе, ничего, маленькая девочка. Но я показала, что хотя я и маленькая, но за себя постоять могу. Мне сказали, что меня уже заменили. Почему? Ах, я должна быть в больнице! У меня все давно зажило. Об этом я им сказала, но этого было мало. Чувствуя, что мои слова не действуют, я ухватила за брюки воспитателя, который нас провожал на пристань. «Возьмите меня! — умоляла я его. Я брата хочу найти». Не верю своим ушам — воспитатель разрешил мне ехать. Я была на седьмом небе. Я увижу свой любимый город, где жила с братом. Да и уверена была, что найду брата, обязательно найду!

Девочки мне сказали, что на смотре я не буду выступать, а буду охранять вещи. Я и этому была рада. Ура, я еду! На меня нагрузили какие-то вещи, которые я теряла на ходу, пока шла до пристани. Мои мысли были далеко от окружающей действительности, за что я получила словесную взбучку.

И вот мы в Сталинграде. Со своими обязанностями сторожа я справлялась плохо, так как все мои мысли были сосредоточены на одном: искать, искать и найти брата.

С утра до позднего вечера я спрашивала у всех встреченных участников смотра: «У вас нет моего братишки? Зовут его Гена, фамилия Шаталин». «Нет у нас такого», — отвечали каждый раз мне. Некоторые посмеивались над моей мечтой, считали это пустой затеей — воспитанников на смотре было много, из сорока детских домов области.

И вот однажды, когда на улицах зажглись огни, я продолжала свои поиски. Остановила полную женщину в черном платье с орденом и медалями на груди. Она спешила на предварительный смотр своей программы в театр. Потрепав ее за платье, я спрашиваю: «У вас живет в детском доме Гена Шаталин?» Она посмотрела удивленно на меня и говорит: «Есть такой, а ты кто ему?» «Может, это не он?» — спрашиваю я.

Она взяла меня за руку, и мы почти побежали. (Это была директор Дубовского детского дома Евгения Эдуардовна Волошко). Сердце учащенно билось. Мне не верилось. Столько искала…

Передо мной — Гена. Но что это? Стоит мальчик почти наравне со мной (вырос за два года). Гена на меня не обращает внимания. Я стою и плачу. Да, это он, я узнала. Но почему он не отвечает мне? Тогда Евгения Эдуардовна ему говорит: «Гена, твоя сестренка нашлась, а ты плачешь, кто тебя обидел?» «Я чуб козлиный не одену», — говорит он и снова заливается слезами. Оказывается, они ставили инсценировку «Русские богатыри». Он выступал в роли донского казака, а так как он был стриженый, а у казака из-под фуражки с козырьком набекрень должен быть чуб, то ему под фуражку дали надеть клочок черной шерсти. Вот он и причитал: «Не буду надевать, не буду».

Как только ему разрешили выступать без чуба, Гена стал искать глазами меня, узнал, бросился ко мне в объятия. Стоим мы так и оба плачем.

Все окружающие были рады, что мы нашли друг друга. И все плакали вместе с нами. Не успели мы прийти в себя, как услышали, что Гену зовут на сцену. Оторвался он от меня и пошел выступать, а я с девочками спустилась в зрительный зал. Наши девочки шептали мне на ухо: «Ну какой он? Вот этот?». «Нет, не он». И вот появился братишка — маленький, черненький, прямой, высоко держа пику. Он с достоинством шагал по кругу. На ресницах блестели слезы. Остановился и стал читать какое-то четверостишие. Смотреть было забавно, так как лицо у него было серьезное, и только частое вздрагивание плеч выдавало его волнение. Но все кругом знали, что он нашел сестренку, и улыбались.