Изменить стиль страницы

— Итак, они все играют на своих фашистских банджо?

— Ты выбрал неудачное прилагательное.

— Все остальные ты уже использовал.

— Похоже, что наши мысли насчет этого никогда не сойдутся.

— Если кто-то спрашивает тебя, зачем ты угнетаешь мир, а ты отвечаешь кучей поэтического вздора, тогда, конечно, нет. Думаю, что тут мысли просто не могут сойтись.

— Тогда давай выберем другую тему для разговора.

— Однако я видел тебя и сказал: «Он — Смерть».

Яма не ответил.

— Странная, преобладающая страсть. Я слышал, что — ты стал старым до того, как был молодым.

— Ты знаешь, это правда.

— Ты был замечательным механиком и мастером оружия. Твоя юность сгорела во взрыве, и ты в тот же день стал стариком. Не в этот ли день смерть стала твоей главной страстью? Или это было раньше? Или позднее?

— Неважно, — сказал Яма.

— Почему ты служишь богам? Потому что веришь в то, что сказал мне, или потому, что ненавидишь большую часть человечества?

— Я не солгал тебе.

— Значит, Смерть — идеалист. Забавно.

— Вовсе нет.

— А не может быть, Господин Яма, что ни одна из этих догадок неправильна? Что это твоя главная страсть…

— Ты уже упоминал ее имя, — сказал Яма, — в такой же речи и сравнил ее с болезнью. Ты и тогда был неправ, и сейчас заблуждаешься. Я не хочу слушать эту проповедь еще раз, и, поскольку сейчас я не в зыбучем песке, я и не буду слушать.

— Ладно, — сказал Сэм. — Но скажи, главные страсти богов когда-нибудь меняются?

Яма улыбнулся.

— Богиня танца когда-то была богом войны. Похоже, что все может меняться.

— Когда я умру реальной смертью, — сказал Сэм, — тогда я, наверное, изменюсь. Но до этого момента я буду ненавидеть Небо. Ненавидеть до последнего вздоха. Если Брама сожжет меня, я буду плевать в пламя. Если он меня задушит, я буду пытаться кусать его руки. Если он перережет мне глотку, может быть, его клинок заржавеет от моей крови. Это тоже — главная страсть?

— Ты — хороший бог материи, — сказал Яма.

— Хороший бог!

— Прежде чем что-то случится, — сказал Яма, — я получил заверение, что тебе позволят присутствовать на свадьбе.

— На свадьбе? Твоей и Кали? Скоро?

— Когда меньшая луна будет полной. Поэтому, что бы там Брама ни решил, я, по крайней мере, могу поставить тебе выпивку, прежде чем это произойдет.

— За это спасибо, Бог Смерти. Но я всегда считал, что свадеб на Небе не бывает.

— Эту традицию собираются ломать, — ответил Яма, — нет больше проклятой традиции.

— Тогда — желаю счастья.

Яма кивнул, зевая. Снова закурил.

— Кстати, — сказал Сэм, — какова последняя мода в небесных казнях? Я спрашиваю в чисто информативных целях.

— Казни на Небе не совершаются.

Из Адского Колодца он пошел в Небо, чтобы объединиться с богами. Небесный Город хранит многие тайны, в том числе и кое-что из его прошлого. Известно далеко не все, что случилось за то время, пока он пребывал там.

Однако известно, что он ходатайствовал перед богами в интересах планеты, приобрел симпатии одних и вражду других.

Если бы он предпочел продать человечество и принять предложение богов, то он, как некоторые говорили, мог бы жить вечно, как Хозяин Города, и не встретил бы смерть в когтях призрачных кошек Канибурхи.

Правда, клеветники говорили, что он принял эти предложения, но позднее выдал сам себя, вернувшись в своих симпатиях к страдающему человечеству до конца своих дней, которых осталось очень мало…

Опоясанная молниями, несущая знамя, вооруженная мечом, колесом, луком, защитница, обманщица, ясная, любящая и любимая, Брахмани, Матерь Вед, живущая в тишине самых тайных мест, знаменующая доброе и спокойное, всезнающая, быстрая, как мысль, носительница черепов, обладающая властью, сумерками, непобедимый вождь, сострадательная, открывающая путь потерянным, умоляющим о милости, учитель, доблесть в образе женщины, изменчивая сердцем, суровая, волшебница, пария, бессмертная и вечная…

Ариатаррабхаттариканамасхтот — тарасатакастотра (36–40)

В то время, как часто бывало и в прошлом, ее снежный мех был приглажен ветром.

Она шла там, где колыхалась лимонного цвета трава. Она шла по извилистой тропе под темными деревьями и цветами джунглей, и яшмовые утесы поднимались направо, прожилки молочно-белого камня, прошитые оранжевыми полосками, открывались ей.

Затем, как часто бывало и раньше, она шла на мягких подушечках своих лап, ветер гладил ее белый, как мрамор, мех, и десять тысяч ароматов джунглей и равнины окружали ее здесь, в сумерках места, которое существовало лишь наполовину.

Она шла одна по не имевшей возраста тропе через джунгли, которые были частично иллюзией. Белая тигрица — одинокая охотница. Если другие идут тем же курсом, никто из них не сможет составлять ей компанию.

Затем, как это бывало и раньше, она взглянула вверх, на серую оболочку Неба и на звезды, что блестели там, как чешуйки льда. Ее серповидные глаза широко раскрылись, она остановилась и села, глядя вверх.

За кем она охотилась?

Низкий звук, вроде хихиканья, перешедшего в кашель, вырвался из ее горла. Внезапно она прыгнула на широкий камень и села там, облизывая плечи. Когда показалась луна, она стала следить за луной. Она казалась статуей, вылепленной из нетающего снега, под ее бровями играло топазовое пламя.

Затем, как и раньше, она подумала — в настоящих ли джунглях Кани-бурхи она сидит? Она чувствовала, что она все еще в границах настоящего леса. Но точно не знала.

За кем она охотится?

Небо находилось на плато, которое когда-то было горной грядой. Эти горы были расплавлены и сглажены, чтобы сделать ровную основу. С зеленого юга была перенесена почва, чтобы эта голая поверхность покрылась растительностью. Все пространство прикрыл прозрачный купол, защищающий от полярного ветра и от прочих нежелательных проникновений внутрь.

Небо стояло высокое и сдержанное и радовалось долгим сумеркам и долгим ленивым дням. Свежий воздух, нагретый, когда его втягивали внутрь, циркулировал по Городу и лесу. В самом куполе можно было генерировать облака. Из них вызвали сильнейший дождь, который падал почти на все пространство. Таким же способом можно было вызвать и снегопад, но этого никогда не делалось. На Небе всегда было лето.

В Небесном Лете стоял Небесный Город.

Небесный Город рос не так, как растут города людей — вокруг порта или хорошей пахотной земли, пастбищ, охотничьих угодий, торговых путей или районов, богатых теми или иными природными ресурсами, нужными людям. Небесный Город возник из замысла в умах его первых жителей. Растительность его не растет медленно и как попало, не строят здание — здесь, а новую дорогу — там, не ломают один дом, чтобы дать место другому, не соединяют все части в одно неправильное и разномастное целое, Нет. Каждое полезное требование обсуждалось, каждый дюйм великолепия рассчитывался первыми планировщиками и увеличивающими чертеж машинами. Эти планы были скоординированы и осуществлены несравненным художником-архитектором.

Вишну, Охраняющий, держал в своем мозгу весь Небесный Город до того дня, когда он повернул шпиль высотой в милю на спине Птицы-Гаруды книзу, и Город был полностью воплощен из капли пота с его лба.

Итак, Небо возникло из мысли Бога, эта концепция стимулировалась желаниями его товарищей. Небо было заложено, больше по желанию, чем по необходимости, в пустыне льда, снега и камня, на безвременном полюсе мира, где могли создать себе дом только могучие.

За кем же она охотится? Под куполом Неба, рядом с небесным Городом, был большой лес Канибурха. Вишну в своей мудрости видел, что должно быть равновесие между Городом и пустыней. В то время как пустыня могла существовать независимо от городов требовались для удовольствия не только культурные растения. Если бы весь мир был городом, рассуждал Вишну, часть его жителей жила бы в пустыне, потому что в людях есть желание иметь место, где кончается порядок и начинается хаос. Итак, по его мысли вырос лес с могучими ручьями и запахами растительности и разложения, полный криков бесчисленных существ, живущих в темных местах, сжимающихся на ветру и искрящихся в дождь, гибнущих и снова возрождающихся.