— У Лютцова? – недоуменно спросила Кэрол. – А «барс» с чего тогда?

— В барсах я корнетом щеголял, — усмехнулся Шемет, — еще в Лейб-Гусарах. А двенадцатый год уже в Гродненском встретил. Мы к Бородино не попали, в историю не вошли. Но под Клястицами крепко Удино всыпали. А Полоцк я уже поручиком брал.

— А у Лютцова как оказался?

— Долгая история, — махнул рукой Войцех, — но под командование Кутузова возвращаться не хотелось, а подданство у меня было прусское, вот и пошел в «Черную Стаю». С ней и до Парижа дошел.

Войцех помрачнел, глаза затуманились болью.

— Черный мундир я не ношу.

— Потому что он настоящий?

Войцех кивнул, встал с дивана и, сняв с полки, протянул Рыжей широкую массивную трубку с прокушенным мундштуком.

— Вот.

— Не графская, — кивнула Рыжая, разглядывая непримечательный предмет, — но в антикварном, наверное, за нее дорого бы дали.

— Даже не представляешь, сколько, — рассмеялся Войцех, — если бы, конечно, удалось доказать, что мне ее Блюхер подарил. Но для меня она, сама понимаешь, бесценна.

— А за что подарил? – Рыжая вернула трубку владельцу, проводив уважительным взглядом.

— За Лейпциг, — Войцех достал из ящика стола кисет и принялся набивать трубку, плотно уминая табак привычными движениями, — я там в курьеры к фельдмаршалу попал, случайно. А потом еще под Ватерлоо, но там уж он меня помнил. Эх, славное было время.

— Три кампании, — подытожила Рыжая, — сколько же тебе было лет?

— В первой – двадцать, — вздохнул Войцех, — говорят, плох тот гусар, что доживет до тридцати. Мне семи лет не хватило. И два века «лишних» получилось. Но о летчиках ничего такого нет, так что, будем надеяться, что пилот из меня неплохой.

— Отличный пилот, — тепло улыбнулась Рыжая.

Она замолчала, отпивая маленькими глотками горячий крепкий кофе.

Все это время Кэрол не оставляло чувство, что она сегодня узнала что-то важное. Что-то такое, чем следовало поделиться с Шеметом. Разговор зашел о Крисе, и тут она сообразила, в чем дело. Слова Симокатты о том, что генетические изменения передаются по наследству.

Крис, с недавнего времени начавший относиться к Мелисенте, как к любимой младшей сестренке, как-то в разговоре с Рыжей выразил озабоченность ее решением выбрать дочери человеческую судьбу. И вскользь упомянул, что и сама она решила навсегда остаться в человеческом теле, даже если грядущие перемены представят возможность вернуть себе наследие бессмертных Ши и душой и телом. А это означало, что Принцесса будет жить до тех пор, пока Мелисента Браун в свой срок состарится и умрет.

А она, Кэролайн Локхарт будет жить вечно, если не погибнет в бою, что, учитывая проведенные изменения, имело гораздо меньшую вероятность, чем раньше.

И Рыжая очень сомневалась в том, что Войцех, принявший решение Мелисенты без возражений, принял его с радостью. А ведь был и другой путь…

— Я сегодня видела Принцессу, — начала Рыжая.

— Да, я знаю, — рассеянно ответил Войцех.

— Принцессу, а не Мелисенту Браун.

— Везет тебе, — печально усмехнулся Войцех, — а мне нужно просить, чтобы ее такой увидеть. Правда, не так уж часто хочется попросить.

— Так, — заявила Рыжая, — если ты против того, чтобы я лезла в ваши дела, скажи мне об этом.

— В мои дела кто только не лезет, — рассмеялся Шемет, — так что давай, начинай.

— Я думаю, что человек (это слово Рыжая произнесла особенно веско) имеет право принять... болезненное для своих близких решение, но обязан воспользоваться возможностью исправить его последствия. Если я могу жить вечно, оставаясь человеком, Мелисента тоже может. А остальное – хрень свинячья и розовые сопли.

— Я не могу ей это сказать, — хрипло прошептал Войцех, — даже не представляешь, как хочу. Но не могу. Получится, что я не оценил ее мужества, струсил, сдался… Так что это ее решение, и нам с ним жить. Сколько получится.

— А дочка? – спросила Кэрол.

— Вырастет, сама решит, — неуверенно произнес Войцех.

— Еще неизвестно, какие будут правила, когда она вырастет, — возразила Кэрол, — сейчас их просто нет, поэтому и не нарушишь. Если ты считаешь, что это нечестно…

— Я не считаю, — покачал головой Войцех, — Мел считает.

— Может, мне с ней поговорить? – спросила Рыжая.

— А ты готова? – Войцех расправил опущенные плечи и улыбнулся. – Поговори. Пожалуйста.

Он встал и вышел на кухню, видимо, нервное напряжение пробудило голод. Вернулся заметно посвежевшим и спокойным.

— Я вот не понимаю, как это у нее получается, — сообщил он, присаживаясь напротив Рыжей, — то, что ты видела. Я вообще не понимаю, как это – родиться в другом теле, и только после пробуждения иметь возможность быть собой. Она ведь и до того была собой. И вообще, не такая уж большая разница между ними. И все-таки – огромная.

— А Фионнбар и Уна? – спросила Рыжая. — Они перерождаются?

— Нет, — ответил Войцех, — Мелисенте и тут «повезло» стать исключением. Из всех фейри только Ши бессмертны, и даже после случайной гибели не возрождаются в других телах. Они уходят на Авалон, но после Разлома их судьба там неведома. Хотя Делия говорит, что они там просто получают обратно прежнее тело. Так что бессмертие полное. Но остальные Китейны, те, что никогда не были бессмертными телесно, перестали возрождаться в своих телах. Только в телах людей.

— Сложно, — кивнула Рыжая, — А сами они что говорят?

— Душа Китейна вселяется в младенца еще в утробе матери, — ответил Войцех, — рядом с его человеческой душой. И дремлет, до Пробуждения, после чего души мирно сосуществуют в одном теле, но Китейны получают возможность посещать Грезу и в своем «истинном» теле. Вроде бы так.

Рыжая молча смотрела на него с нескрываемой иронией во взгляде.

— Твою мать! – выругался Войцех и хлопнул себя ладонью по лбу. — Бога нет. И души тоже нет.

— А что есть? – ухмыльнулась Рыжая.

— Сейчас поглядим, — рассмеялся Войцех, открывая ноутбук.

— Вот, — сказал он, демонстрируя Кэрол страницу Википедии, — «совокупность психических явлений, переживаний, основа психической жизни человека».

— И какие у эмбриона "психические переживания"? – фыркнула Рыжая.

— Не знаю, — пожал плечами Войцех, — не догадался спросить, когда видел.

— Кого?

— Девочку, — Шемет сделал паузу и улыбнулся, — я же псих, у меня видения бывают и прочие антинаучные явления.

— Проехали, — решительно заявила Кэрол, — но мозги-то есть даже у нерожденного младенца. Ты представляешь, как мозг работает?

— Смутно, — признался Войцех, — а ты?

— Немногим лучше. Но ясно, что фейри от нас не очень отличаются, если у них с людьми рождаются дети. Значит, мозг просто переключается...вроде раздвоения личности.

— А тело? – возразил Войцех. — Это Мел сама на себя похожа и в реальности, и в Грезе. Остальные Ши вообще одинаковы в обоих мирах, хотя слегка отличаются от нас внешне. А лепреконы всякие и брауни? С ними что?

— А они в реальность тоже в таком виде выползают? – уточнила Рыжая.

— Да вроде бы нет, — пожал плечами Шемет, — только в Грезе.

— Значит, Греза – коллективный сон разума, — рассмеялась Рыжая, — А души нет.

— Хорошие новости, — подмигнул ей Шемет.

Ехать за Мелисентой второй раз не пришлось. Миссис Чэнь сама завезла ее домой, и, наградив Рыжую полным подозрения взглядом, отправилась к себе – день выдался трудный для всех.

— Лейтенант, проверьте-ка часовых, — заявила Рыжая Войцеху, — мы тут пока поболтаем.

Войцех щелкнул каблуками и лихо развернулся на месте, направляясь к выходу из дома. Мелисента перевела удивленный взгляд с него на Рыжую.

— Ты правда считаешь, что ему понравится веками ходить на могилы потомков? – с места в карьер начала разговор Кэрол. – Или считаешь, что в страданиях есть что-то героическое?

— Ох, нет… — Мелисента испуганно поглядела на Кэрол, — все так плохо?