— Эх, вы!..

Хрулев заволновался. Такой сознательный и дисциплинированный человек, как Совков, не мог самовольно отлучиться, бросив к тому же оружие. И если его нет на посту, значит, стряслось что-то недоброе. Хрулев понимал, что надо немедленно спешить к колодцу, все осмотреть, разузнать. Может быть, Совков упал в колодец? Может быть, лежит раненый, нуждается в помощи? Но как оставить такой важный пост? Кому поручить такое ответственное дело, как засада в логовище врага?.. В конце концов он решил идти к колодцу сам. Он назначил Маркова старшим, передал ему автомат, точно разъяснил, как поступать в том или ином случае, приказал никуда не отлучаться и пошел вниз по тропинке вместе с ефрейтором. Тотчас же ночная тьма поглотила обоих.

Хрулев не захотел зажигать керосиновый фонарь. Они шли по лесной тропинке в полной темноте и только в особо труднопроходимых местах освещали дорогу карманным электрическим фонариком. Прошли через лес, мимо заброшенного концентрационного лагеря, перешли вброд речку, опять долго шли лесом, поднялись каменистой тропой к скале, прошли вдоль нее и наконец добрались до колодца. Там их ждал Петров. Лейтенант прежде всего заглянул в колодец. Темно, ничего не видно. Он бросил зажженную газету. Она продолжала гореть, освещая красноватым светом стены колодца и бурое дно. Воды не было. Ефрейтор швырнул камешек. Он ударился почти без звука, как о подушку. Страшная догадка мелькнула в уме обоих: на дне колодца лежит тело Совкова!

— Разрешите, товарищ лейтенант, я полезу.

— Я сам полезу... Давайте фонарь. Вы меня спустите.

Зазвенела цепь, заскрипел ворот, и Хрулев с фонарем в руке начал медленно спускаться в колодец. Придерживаясь за цепь, он вглядывался в темноту, но ничего разглядеть не мог. Вот бадья шлепнулась обо что-то мягкое... У лейтенанта отлегло от сердца: это была груда намокшей бурой бумаги. Оглядевшись, Хрулев понял, в чем дело. Колодец метра на два был забросан крупными камнями, так что водосток был полностью ими закрыт. На камни потом высыпали цемент. Бумажные мешки из-под него сбросили сюда же, очевидно, с целью скрыть следы этой работы. Цемент, растворенный в воде, окаменел и превратился в бетон, более прочный, чем сама скала. Для чего это все сделано? Для того, решил про себя лейтенант, чтобы глубже захоронить тело несчастного Совкова.

Выполняя приказ начальника, лейтенант оставил ефрейтора и рядового дежурить у колодца, а сам поспешил в село Дергачи, чтобы по телефону доложить обо всем майору. Рожкова он не застал и продиктовал свой рапорт дежурному. Потом, беспокоясь за оставленную в блиндаже засаду, пошел назад к укреплению и добрался туда уже на рассвете. Там все было по-прежнему: в жилище никто не заходил.

...Когда майор вернулся из экспедиции за радиомаяком, ему передали, кроме двух донесений Хрулева, еще сообщение милиции о том, что Сергей Зернин, вышедший трое суток тому назад на прогулку, до сих пор не вернулся. Майор понял, что должен спешить к Серой скале. Закончив в срочном порядке свои дела, он выехал туда на моторной лодке вместе с командой подрывников и электриком-телефонистом, захватив с собой подрывные материалы и немецкий телефонный аппарат того самого образца, какой он видел в подземной лаборатории. 

Глава XXIII

КОРРЕСПОНДЕНТ КОЛОМИЙЦЕВ

На следующий день после визита Андрея Матвеевича, когда мы с Леночкой, оба в больничных халатах, сидели в саду, позвонил Рожков. Он сказал, что хочет меня видеть по срочному делу и что высылает автомобиль. Я еле упросил его разрешить заехать домой, чтобы привести себя в порядок. Через четверть часа я уже садился в машину.

— Возвращайся скорее, — сказала Леночка на прощанье, и в голосе ее звучала тревога. — Если задержишься, сообщи, а то я буду беспокоиться. Да береги себя. Не рискуй без нужды.

— Без нужды не буду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Машина покатила вдоль аллеи сада. Леночка осталась стоять на крыльце. Я еще долго видел ее одинокую белую фигуру.

Дома я не застал никого: все ушли на похороны Пети Сердобина. Я был рад, что не мог туда попасть. Видеть несчастную Ксению Васильевну, потерявшую последнего сына, было выше моих сил. Я переоделся, побрился и поспешил сесть в машину.

Машина мчалась по шоссе. Я не замечал ни красоты осеннего убранства леса, ни оголенных полей, ни холодного бледного неба, отражающегося в тихой глади реки. Только когда мы подъехали к крыльцу, я очнулся от своих грез. Меня сейчас же проводили в кабинет. Там за письменным столом я увидел Рожкова и против него, в кресле, спину какого-то высокого, как будто знакомого мне брюнета в темно-синем костюме. Он обернулся — и я застыл от удивления. Передо мной был корреспондент Коломийцев... Нет, не он. Кто-то совсем другой, мне неизвестный. Густые темные волосы и усы были точь-в-точь такие же, как у Коломийцева. Такие же очки, костюм, ботинки, даже вечная ручка в кармашке пиджака, рубашка, галстук — все было совершенно как у того человека, который представился мне в гостинице в первый день моего приезда. И все-таки это был другой, вовсе незнакомый мне человек.

— Сергей Михайлович, обождите минутку, — сказал Рожков. Он поглядел на меня в упор и на мгновение коснулся губ пальцем. — Я закончу беседу с товарищем корреспондентом Коломийцевым... Прошу вас, садитесь здесь. — Он указал мне на стул, стоящий совсем близко от посетителя.

— Если я вам больше не нужен, товарищ майор,— сказал тот вставая, — то прошу разрешения уйти. Поезд отходит через час с небольшим, а я еще не успел осмотреть ваш замечательный городок. Я ведь здесь впервые.

— Разве уже так поздно? — спросил майор.

Корреспондент оттянул левый рукав пиджака и рубашки, и я увидел точь-в-точь такие же золотые овальной формы часы, какие я видел у его двойника, и выше их такой же след пулевого ранения. Повинуясь незримому приказанию майора, я отвернулся.

— Пожалуйста, — сказал тот, — я вас не задерживаю... Куда же вы теперь направляетесь?

— Недалеко отсюда — на пристань Белые камни. Там сегодня открытие нового элеватора. Не знаю только, успею ли к началу торжества. Приглашение от председателя горисполкома пришло с опозданием. Я даже хотел было ехать прямо туда, а потом уже к вам, но счел неудобным. И вот прилетел к вам самолетом, а отсюда уже поеду поездом.

— Я слыхал, что. вы специально спортивный корреспондент?

— Это верно. Но у меня есть свободное время, а там, говорят, местность исключительно красивая, да и погода прекрасная.

Он попрощался с майором, поклонился мне и вышел.

— Андрей Матвеевич, это совсем не тот человек, с которым я познакомился раньше, — сказал я Рожкову, когда мы остались одни.

— Конечно, не тот. Это настоящий Коломийцев. Я вызвал его сюда, а вас нарочно пригласил, чтобы показать его. Но вы изволили запоздать, и я битый час говорил с ним о погоде.

— А тот?

— Тот фальшивый.

— То-есть как фальшивый?.. А рана?

— И рана фальшивая. Современные хирурги могут сделать вам искусственный нос, не то что поддельную рану. И очки у того бутафорские — со стеклами от часов. Он походит на Коломийцева ростом и цветом волос, копирует его прическу и одежду и имеет хорошо сделанные подложные документы, очевидно, заграничного изготовления, на имя Коломийцева. Вот и все.

— Простите, Андрей Матвеевич, но ведь для этого надо заранее подыскать человека, похожего на Коломийцева, изучить его наружность, подробности жизни, знать про рану... Откуда же за границей могли об этом пронюхать?

— Видите ли, Сережа, оказывается, личное дело военкора Коломийцева еще в начале войны попало в руки немцев. Они впоследствии продали его другой иностранной разведке. Ну, а сами знаете, в личном деле есть все, что требуется: автобиография, анкета, копии документов, фотокарточки. Шпиону оставалось только нарядиться под Коломийцева и не попадаться ему на глаза.

— Так, стало быть, он иностранец!