Изменить стиль страницы

Краевский внимательно слушал объяснения Лаптева. Оставалась надежда, что в конце концов придет сообщение от соседних радиостанций. Но время шло, а они никак не могли поймать эти сигналы.

— Работает передатчик очень небольшой мощности, с радиусом действия самое большее сто километров, — пояснил Лаптев. — Можно предполагать, что от нас он находится не более как за пятьдесят километров и не ближе, пожалуй, двадцати. Вот почему наши соседи и не слышат. Разве что ночью услышат, если только сигналы не прекратятся вовсе.

— Аккумулятор истощится?

— Возможно, конечно, и это.

— А что же еще?

— Просто придут те, кому эти сигналы посылаются.

— Вы думаете?

— А то как же! Ждать не будут.

Краевский достал трубку, не торопясь набил ее и закурил. Мысль, что эти слабенькие звуки, регулярно каждые четверть минуты раздающиеся в наушниках, свидетельствуют о чем-то очень важном, имеющем самое близкое отношение к событиям последнего времени, не давала ему покоя. «Нельзя оставить без внимания этот факт,— думал он. — Может быть, именно он и даст ту нить, которая приведет нас к похитителям тетради Пасько».

Слова Лаптева, что сигналы могут скоро прекратиться, что за радиомаяком могут прийти, особенно обеспокоили Краевского. Он почувствовал, что надеяться на соседние станции больше не следует, что нельзя терять времени, и позвонил Рожкову.

— Ты, пожалуй, прав, Артемий Иванович, — ответил майор по телефону, — возможно, это и радиомаяк. Надо было бы его поискать.

— А как их ищут?

— Очень просто: с помощью пеленгаторного приемника. Такие у Лаптева имеются, и специалисты у него тоже найдутся. Но, понимаешь, одних их послать нельзя, а у меня все сотрудники заняты. Хрулеву я поручил осмотреть недостроенное укрепление, Анисимов работает на железнодорожной линии. Запросил у начальства помощи, но пока еще никого не прислали.

— Я сам поеду, — заявил Краевский, — если только Лаптев отрядит радиста и даст прибор.

— А не тяжело будет?

— Что же поделаешь!

— Хорошо... А ну, передай трубку Лаптеву.

Майор предложил Лаптеву выдать Краевскому прибор и откомандировать в его распоряжение специалиста для поисков источника непонятных сигналов.

— Вы что же, хотите организовать поиски? — спросил капитан.

— Да, считаю нужным.

— И когда товарищи отправятся?

— Сейчас— Скоро темно будет, товарищ майор.

— А разве ночью нельзя искать?

— Можно-то оно можно, но трудновато. Лучше было бы отложить до завтра. И погода неважная — пасмурно, того и гляди дождик пойдет.

— Вот что, капитан Лаптев, — приказал Рожков,— приготовьте пеленгаторный приемник и подыщите хорошего радиста. Он потребуется через полчаса. Только чтобы был верный человек.

— Будет исполнено, товарищ майор. Вот ефрейтор Степанов, думается мне, подойдет.

— Ладно, давайте Степанова, — согласился Рожков.— Ну, Артемий, действуй!—сказал он на прощание Краевскому. — Да пригласи в помощь, если хочешь, Сергея Зернина. Он скучает без дела. Парень подходящий и может быть полезен.

(Краевский и в самом деле заезжал за мной в тот вечер, но не застал дома. В это время мы с Леночкой коротали время в подземной лаборатории, ожидая, когда нас оттуда извлекут.)

Краевский получил от Лаптева переносный радиопеленгаторный приемник, заехал домой, переоделся в охотничий костюм, наполнил заплечный мешок продовольствием, захватил топор, ружье, фонарь, охотничью собаку и встретился с прикомандированным к нему ефрейтором Степановым, одетым в штатский костюм. Оба сели в машину, положили пеленгатор на пол и закрыли его брезентом.

Радиопеленгаторный приемник состоял из наушников, портативного заплечного ранца, где помещалась небольшая батарея, лампы и другие детали, и антенны, натянутой на рамку из пластмассы, которую можно было повесить на грудь или же, привинтив шест, воткнуть в землю.

На рамке был укреплен компас, позволяющий измерять, под каким углом от направления «север — юг» идут радиоволны. Прибор был удобен и нетяжел.

Когда машина выехала за город, был уже вечер. Багровый диск солнца, словно раскаленный тяжелый шар, медленно опускался за облачную занавесь, обдавая небо и землю потоками лучей. Асфальт, шоссе, придорожные камни, застывшая в неподвижном воздухе листва деревьев, выбеленные заборы и стены хат, одежда и лица встречных — все казалось вылитым из бронзы самых различных оттенков.

Машина ехала по хорошо известной Краевскому дороге, мимо завода, через паром на село Ольховцы и дальше на запад. До самого совхоза «Новый путь», где дорога круто сворачивала к югу, ехали без остановок. На повороте слезли, чтобы наметить правильный курс на радиомаяк. Степанов установил рамку антенны на шесте, надел наушники, включил приемник и стал прислушиваться. Краевский глядел на него и с беспокойством думал: «А вдруг сигналы не повторятся? Вдруг аккумулятор радиомаяка уже истощился или, что еще хуже, маяк выполнил свое назначение...» Но вот лицо радиста, бывшее дотоле серьезным, расплылось в широкую улыбку:

— Есть, товарищ начальник! Пищит.

Но так как сигналы не были непрерывными, потребовалось более четырех минут, чтобы точно засечь их направление. Оно указывало на сырую, поросшую лесом и уже подернутую вечерним туманом котловину. Дальше надо было продвигаться пешком. Машину оставили у дороги на попечение шофера. В машине Краевский оставил собаку и свои охотничьи доспехи: ружье и патронташ. Собака сначала протестовала, яростно лаяла, рвалась с цепочки, потом, видя, что ничего не помогает и хозяин ее обманул, жалостно завыла вслед уходящим.

Уже наступили глубокие сумерки, когда разведчики стали спускаться в низину. Шли напрямик, без тропинок. Мелкий лес был труднопроходим. Кучи валежника, канавы и ямы, засыпанные прошлогодней листвой, мешали идти. Высокий, доходящий до пояса папоротник путался в ногах. То и дело натыкались в темноте на стволы поваленных деревьев, гнилые пни и валуны. Краевский успел уже натереть себе протезом ногу и прихрамывал. Он шел первым, не спуская глаз со светящихся стрелок компаса и секундомера. Каждую четверть минуты он останавливался. Останавливался и идущий сзади Степанов, чтобы проверить сигнал. Если оказывалось, что звуки слабее, чем в предыдущий раз, ждали следующего сигнала и снова отыскивали нужное направление. Эти остановки сильно задерживали продвижение, и, чтобы наверстать время, в промежутках старались идти как можно быстрее. И все-таки продвигались в час не более чем на километр.

Только к полуночи наши разведчики вышли наконец из леса. Перед ними было обширное заболоченное пространство, покрытое кочками и поросшее редким кустарником.

Небо было затянуто сплошной пеленой густых облаков, через которые бледным пятном еле-еле пробивался слабый свет луны. Кусты и корявые низкорослые деревца, неожиданно появляясь из тьмы, казались одушевленными существами, стремящимися преградить дорогу усталым путникам. Прошли еще сотни три шагов. Спереди потянуло сыростью, запахом болота, под ногами захлюпала вода... И вот из темноты выросла сплошная черная стена прибрежного камыша. Дальше идти было некуда.

Сигналы здесь были слышны чрезвычайно четко и громко. Малейшее отклонение рамки в сторону было чувствительно.

— Очевидно, радиомаяк находится где-то здесь, совсем недалеко, может быть за рекой, — сказал Краевский. — Странно, что его поставили в таком мокром месте... Но, конечно, в темноте мы его не отыщем, и думать нечего. Придется дожидаться утра, как это ни грустно...

Пошли назад, чтобы поискать место для ночлега. Краевский побоялся развести костер. Выбрав место, где было посуше и посветлее, на поляне среди мелкого кустарника, он решил заночевать здесь.

Но скоро стало ясно, что без костра не обойтись: налетели комары. Они кружились целыми тучами, пищали, садились на лицо и руки, забирались под одежду. Местность считалась неблагоприятной по малярии. Медицина уже много лет вела в этом районе борьбу с болезнью, но во время войны работу пришлось прервать.