Как слили унитаз или Пётрусь Лео Липского
Вот, к примеру, женщина, приятная здоровая,
даже красивая, что для меня существенного
значения не имеет, приходит с раком.
И я ей говорю: "Уважаемая, для вас ничего
не осталось в этом мире, кроме сливочного
мороженого и темпераментного юноши.
Еще 5-8 месяцев, и вы труп". А она в ответ:
"Что вы такое говорите, доктор? У меня ведь
муж и двое детей". Как будто это имеет какое-то
отношение к делу. Я ей говорю: "Еbiteсь, милочка,
пока не слишком поздно". А она через два дня
вешается. При таком-то чудесном будущем.
Чего людям, черт возьми, надо?
"Петрусь", Лео Липский-Липшиц
Вы знаете, бывают там катализаторы, навоз, ферменты и еще многие разные интересные вещи, которые увеличивают выход мысли или просто рождают ее, как Бог родил Землю и все, что с ней связано. Я о Лео Липском, польском еврее (как и Джек Потрошитель) и хорошем писателе. Он родился в Цюрихе, вырос и образовался в Кракове, в войну бежал во Львов, из которого был отправлен НКВД в концлагерь на Волге. НКВД, видимо, был не очень уж лютым, как настаивают современники, и в 43-м, вместе с армией генерала Андерса, Лео оказывается в Тегеране, чтобы заболеть там тифом, менингитом и другими разными болезнями, приведшими его к параличу и, частично, к утрате возможности говорить разборчиво. В конечном счете, он оказался в Палестине, в которой стал подобен Николаю Островскому (тоже ведь полак!) и потому диктовал свои мысли на пишущую машинку. В ИЛ за ноябрь 2015 есть его микророман "Пётрусь апокриф", перевод с польского. В этой вещи Липского купила на яффском рынке вместе с одеждой интересная дама, купила, чтобы он целыми днями сидел в туалете их палестинской коммуналки, тем желая выкурить из квартиры не полюбившихся соседей (еще эта дама натурально кончала, надевая на Лео ошейник безвременно ушедшей любимой собаки).
В романе, хорошо читающемся,бесконечно еврейском, как Холокост, полно всего, что вызывает сочувствие к народу, во все свои времена подлаживавшегося если не к жизни под унитазом, как Пётрусь, то к выживанию каждую следующую минуту под знойными пирамидами злостных фараонов, в бескрайних пустынях, погромах, концлагерях, варшавском гетто, Земле Обетованной, обложенной врагами, готовыми растерзать. Уверен, любой впечатлительный человек, прочитавший эту вещь, неминуемо напишет хоть один хороший роман, а если не напишет, значит, это и не нужно...
Я не дочитал еще романа до конца, а мысли уже бороздят мои извилины. Можно ли, будучи верующим, любить жизнь и цепляться за нее? Наверное, можно и нужно, потому что жизнь - это смертельная борьба, а если нет смертельной борьбы, то и жизни нет.
Там, в романе, была еще любовь, нет, скорее, секс с придумками, раздвигание ног за десять пиастров во спасение ближнего...
В общем, читаю.
...Дочитал. Пересказывать не стану. Со второй половины стали заметны искажения сюжета романа рецензентами, редакторами и прочей братией с целью "слива" унитаза. Да и автор подкачал: ведь роман - это не начало, роман - это конец, возвращающий к началу.