Кто-то сказал:

— Ну и что — сказка? Все равно жалко.

Это произнес знакомый голос. Юра. И Варвара Герасимовна подумала: «Вот он какой, этот Юра».

Так закончился первый урок начинающей учительницы Варвары Герасимовны.

На доске мелом было написано число: первое сентября тысяча девятьсот тридцать первого года.

*  *  *

Быстро идет время, и Юра уже стал пятиклассником. Он уже и не помнит, как в яркий осенний день он несся по улице и кричал счастливым голосом: «Я иду в школу!»

Теперь он давно привык к тому, что он школьник. Ходит не с новым портфелем, а с обтрепанным. Новый портфель довольно быстро становится обтрепанным, если на нем несколько раз съехать с горы. А уж если портфелем нет-нет да и сыграть в футбол, то он станет как раз таким, какой носит теперь под мышкой Юра. Обычный мальчишечий портфель с потускневшим замком и отлетевшими металлическими уголками, а ручка тоже давно оторвалась и куда-то запропала.

Юре даже в голову не приходит просить у мамы: купи мне новый портфель. Есть куда положить тетради и учебники, значит, все в порядке. Да и в самом деле — разве не все равно, какой портфель.

Юра теперь много знает. Он выучил уже всю таблицу умножения. Может без единой ошибки написать слово «лестница». Знает, как по-немецки «Я иду гулять». А больше всего ему нравятся уроки истории. Может быть, потому, что ее преподает Варвара Герасимовна, его первая учительница.

Юра помнит, как впервые увидел удивительную карту. Варвара Герасимовна вошла в класс и прикрепила карту к доске. Юра смотрел и не мог понять: что-то не так. Знакомые названия — Киев, Новгород. А где еще города? Куда делись? Не может же быть, чтобы в России было всего два города. Сверху на карте нарисованы палочка и крест, а рядом наоборот — крест и палочка. Вот так: IX — XI. А внизу на этой карте нарисованы черные всадники на черных конях.

— Валентина, смотри-ка, всадники, черные на черных конях.

— Не разговаривай, Юра, — останавливает Варвара Герасимовна. — Посмотрите на эту карту. Это русские княжества — Киевское и Новгородское, а других городов еще не было. Потому что на этой карте изображена Русь, какой она была больше тысячи лет назад. Вдумайтесь: больше тысячи лет! Вот наверху написано римскими цифрами: девятый — одиннадцатый века. А сейчас у нас какой век?

— Двадцатый, — отвечают пятиклассники.

— А всадники? —спрашивает Юра.

— А всадники — это кочевники: половцы, печенеги. Они не строили домов, не сеяли хлеба. Гоняли по степям скот, ели мясо.

— Без хлеба? — ахнула Валентина.

— Да, без хлеба. А главное их занятие был грабеж. Налетят внезапно на село, вытопчут поля, сожгут избы, увезут детей на продажу в рабство. От этих всадников было много бед.

Вот что такое история: не урок, не учебник, не параграфы. Это жизнь людей, законы этой жизни, беды, войны, подвиги. Несутся черные кони, плачут женщины. Бьют врагов и погибают воины. Вот что такое история.

Варвара Герасимовна внимательно смотрит на ребят. Глаза у нее добрые, веселые, в такие глаза легко смотреть, ее взгляд не смущает.

— Жизнь каждого человека как бы вливается в историю его народа, всех людей. Когда-нибудь вы это поймете.

На другой день Юра вышел на кухню и сказал соседке тете Дусе:

— Здрасьте, тетя Дуся! А мы уже историю изучаем — про всякие древние битвы, подвиги и победы.

— Ты бы лучше на пол не наляпывал, — сказала тетя Дуся. — У других людей дети как дети — умыл лицо и пошел, а тебе обязательно до пояса. Серьезное мытье разводить — на это есть баня, а здесь кухня.

Юра сразу потерял всякий интерес к разговору.

Молча взял тряпку и вытер пол. Он не будет спорить с тетей Дусей по двум причинам. Во-первых, Юра уже месяц назад принял твердое решение воспитывать в себе выдержку и силу воли. Он хочет стать сдержанным и молчаливым, как капитан Немо. Разве капитан Немо стал бы ругаться с соседкой тетей Дусей? Есть еще одна причина: от тети Дуси можно очень даже просто получить подзатыльник. Характер у нее вспыльчивый, а рука тяжелая.

На кухню выходит Юрина мама. Она в коричневом халате до пола, этот халат папа подарил ей на день рождения. Мама всегда надевает его по утрам и завязывает длинным поясом.

Тетя Дуся оглядела халат и сказала:

— Как поп.

Мама ничего не ответила, но Юра видел, что у нее испортилось настроение.

Однажды Юра слышал такой разговор. Он сидел на кухне и тер наждачной бумагой крышку от старого бака. Мама разрешила взять эту крышку насовсем, а из нее выйдет прекрасный щит для Ледового побоища, которое начнется завтра на школьном дворе. К побоищу готовятся и Витек, и Колокольчик из пятого «Б», и Генка, конечно. Но такого щита ни у кого не будет. Не всякая мама отдаст крышку. Юрина мама все-таки самая лучшая.

Юра отчищает крышку, скоро она начнет блестеть, как серебряная.

— Скребет, скребет, на нервы действует! — говорит тетя Дуся, а сама мешает ложкой в кастрюле, в кухне пахнет кислыми щами, жареной картошкой.

Юра любит сидеть в кухне. Примусы шумят, вкусно пахнет. И разговоры интересные.

Тетя Дуся говорит Юриной маме:

— Варю я первое, второе. Но разве это основа? Основа в том, что я слесарь третьего разряда. А скоро получу четвертый. У нас на заводе слесаря только мужчины, и я — слесарь. Удивляются и уважают. Ни в чем им не уступаю, мужчинам. Он в парашютный кружок — и я в парашютный кружок.

Юрина мама переворачивает на сковородке котлеты и не соглашается с тетей Дусей.

— Ты чего, Мария, головой качаешь? Выскажись вслух, что думаешь. А я послушаю. Ты пограмотнее меня, ты учительница музыки. Скажи.

Мама смущенно покашляла, она робкая, Юрина мама. Тетя Дуся ее всегда побеждает, в любом споре.

— Видите ли, Евдокия Степановна, я думаю, что не надо женщине с мужчинами соревноваться. Женщина всегда будет женщиной, какую бы профессию ни выбрала. Хоть сталевара из нее сделайте, хоть трактористку. Все равно будет она нежной, мягкой. Это в ее природе женской.

Тут тетя Дуся бьет с размаху ложкой по столу.

— Лучше замолчи! Слушать не желаю! Если хочешь знать, это буржуазные выдумки — женская природа, мужская природа. Это классово-враждебный разговор. Барышни-кавалеры — это все теперь сметено, в прах развеяно!

— Евдокия Степановна, у вас каша пригорает.

— А наплевать. Пусть пригорает! У меня зато в цеху норма перевыполнена и на красной доске моя фамилия висит.

Тетя Дуся победно поглядела на маму, положила в тарелку каши, села на свою табуретку, стала есть.

— Евдокия Степановна, хотите котлету?

— А чего? Давай. По котлетам ты меня побеждаешь, что правда, то правда. Здесь я ничего не скажу. Но посмотрела бы я на тебя в цеху! У станка! Ой, не могу! Ох, и посмеялась бы я над тобой!

Юра старается не очень сильно тереть наждачной бумагой крышку, чтобы не заглушать разговор мамы и тети Дуси. В глубине души Юра согласен с тетей Дусей. А за маму ему стыдно: женственность, мягкость — все это старорежимные глупости.

Юра решил сказать об этом маме, когда они придут к себе в комнату. Но в этот вечер произошло событие, на первый взгляд не такое уж важное, но оно во многом изменило Юрину жизнь.

*  *  *

В тот самый вечер отец пришел с работы и сказал:

— У меня прекрасные новости — я получил премию за хорошую работу.

— Деньгами? — спросила мама.

— Часами? — спросил Юра. — Или фотоаппаратом?

Отец медленно, чтобы разжечь их любопытство, достал из кармана голубой листок бумаги.

— Путевкой в пионерский лагерь для моего сына Юрия.

— Ой! —Юра запрыгал от радости. — В лагерь! Вот это да! Мама! Папа!

Отец работает на том же заводе «Калибр», где тетя Дуся.

Тетя Дуся как-то сказала про него:

«Инженер, конечно, тоже нужный человек — это вон сколько учиться. Но основа всего — рабочий класс. Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. Карл Маркс».