Молодой парень, хрипя, привалился к шаткому забору. Он лежал на боку, натужно дыша, держась за живот, и пытался повернуться.

В подворотне было темно, поэтому лужу крови под ним не было видно. Руки постепенно холодели, разбитые губы засохли кровавой коркой, которая постоянно лопалась, добавляя боли, от любой мимики.

Парень понимал, что он умирает. Один против всего мира. Как волк-одиночка против стаи. На свете шесть миллиардов человек, но ни одному и дела нет до него. И мир не заметит его последнего вздоха.

Неудобно повернувшись, парень застонал. По подбородку вновь стекла струйка крови, смешанная со слюной. Пытаясь сглотнуть, парень сжал зубы. В ночной тишине отчетливо послышался хруст. Да-а, видимо, от зубов мало что осталось.

Невероятным усилием превозмогая режущую боль, молодой человек перевернулся на спину.

В тусклом свете луны можно было разглядеть темное пятно на светлой футболке. Кровь. Расползшееся пятно крови на животе, образованное от удара ножом.

Парень с всхлипом вздохнул. Прохладный воздух обжёг пробитые сломанным ребром легкие, и молодой человек судорожно закашлялся, сокращаясь всем телом и стараясь расслабиться, чтобы ушла боль.

Выходило с трудом.

Руками он чувствовал горячую кровь, свободно вытекающую из глубокой раны на животе. С таким не живут.

Но почему тогда руки так холодны? Ведь они все чуть ли не по локоть в его крови, горячей настолько, что, будь на улице светлее, то можно было увидеть поднимающийся от неё пар. Но руки были холодными. Прислушавшись к себе, парень понял, что и ног он не ощущал.

Он повернул голову на бок. В содранный висок тут же упёрся острый камень. А может, и не камень, а битое стекло от бутылки, кто его знает! Но он так и остался лежать, не пытаясь устроиться удобнее, или повернуть голову прямо. Так было больше шансов не потерять сознание.

Вдалеке тускло светил фонарь. Там был поворот в этот тупичок, где сейчас умирал парнишка. Его машина сломалась за три квартала отсюда, и, уставший с работы молодой человек, решил не ждать эвакуатора, а дойти до дома пешком.

Он почти завернул на следующую улицу, когда услышал крик. Тонкий, надрывно звучащий, он мог вызвать жалость даже у убийцы. Замедлив шаг, Андрей прислушался. Крик повторился. Теперь в нём присутствовали истеричные нотки.

Решив, что это не его дело, парень ускорил шаг. Ровно до следующего крика, раздирающего душу в клочья. Пнув со злости камень, Андрей кинулся в темноту.

Их было пятеро. Молодые ребята, все как на подбор типажа «шкаф трехстворчатый», стояли вкруг, перекидывая женскую сумочку. Внутри круга металась девчонка, в порванной местами одежде. Она просто крутилась вокруг своей оси, очевидно ища выход из этого ада.

Если он сунется, то будет психом. Против пятерых мордоворотов не продержится даже он, с детства увлекающийся борьбой. Хотя, возможно, девчонка успеет убежать, пока они отвлекутся.

Ну не убьют же его, в конце-то концов.

— Беги!

И понеслась душа в рай.

Это только разозлило пятерку парней. В ход пошли валяющиеся камни. У двоих оказались ножи.

Удара в живот он не почувствовал. Нет. Ему будто подрезали жилы под обеими коленками. Ноги подогнулись, и Андрей безжизненным кулем свалился на мощёную камнем дорогу.

Тут же накатила тошнота. Руки на автомате потянулись к животу, с удивлением нащупывая выходящую толчками горячую жидкость. Лишь через время до него дошло, что это кровь. Его кровь.

Он пытался ползти. Лёжа на животе, оставляя за собой кровавую дорожку, он цеплялся непослушными ватными пальцами за неровности дороги, пытаясь хоть на сантиметр подтянуть безвольное тело. Если бы он видел, куда ползет, то заметил, что двигался в противоположном направлении.

Люди, вы где! Люди!

Слабого крика, похожего на мяуканье котёнка, никто не услышал. Скатившись с наклонной дороги, Андрей ударился о ветхий железный забор, огораживающий давнишнюю стройку.

Он напрягал слух, пытаясь расслышать стучащие по камням каблучки убежавшей девушки. Ведь должна же спасённая помочь своему спасителю? Вызвать полицию, или скорую на всякий случай, или хоть просто позвать людей.

Да. Людей.

Позвать людей.

А кто пойдет?

Глаза медленно закрылись. Словно засыпанные песком, сильно жгло веки. По щеке катилась слеза.

Плакать не хотелось.

Хотелось просто жить.

В замутнённое сознание иногда врывались резкие звуки. Какие — Андрей различить уже не мог. Его душа тихо покидала избитое тело, более неспособное к жизни. Наконец, он затих, так и не увидев, как ...

***

... Девчонка в разодранной одежде, запыхавшись от быстрого бега до рези в боку, выскочила на перекресток. Волосы выбились из прически, и локоны торчали во все стороны. В руке за одну ручку она крепко держала сумочку, вторая болталась оторванной.

Девчонка хватала прохожих мужчин за руки и просила помочь ей в чём-то. Из всего потока сказанных слитно слов различалось только «там», «скорее» и «помощь».

Прохожие с раздражением выдёргивали руки, отряхивая одежду, словно девушка была заразной, и ускоряли шаг.

Слёзы ещё больше размазывали и без того растёкшуюся косметику на лице девушки, и она теперь не говорила, а что-то скулила, перемежая свой скулёж рыданиями.

Пока возле неё не остановился мужчина лет сорока, одетый в джинсы и тёплый пуловер.

— Что у тебя случилось?

***

27 сентября — день её рождения. Вот уже третий год она проводит его на кладбище, на могиле Потапова Андрея Николаевича, погибшего в возрасте двадцати четырёх лет и своей смертью подарившего ей жизнь.

Рюмка водки. Подсохший кусок хлеба. Синие ирисы чётным числом. И тихий шёпот, нарушаемый лишь дуновением ветра

— Прости, что не успела! Прости, что не спасли! Спасибо тебе! Обещаю, я буду жить, чтобы не было стыдно ...