Я не спеша подхожу к своему парню.

— Ты ведь не хочешь этого сделать.

Пока все внимание Маккензи приковано к котятам, я запускаю руки под футболку Дрю и ноготками царапаю по его животу.

Это привлекает его внимание.

— Не хочу?

Говорю тихонько.

— Неет. Потому что спасение бедных беззащитных животных меня так… возбуждает.

Дрю поднимает вверх брови.

— Как сильно возбуждает?

Я облизываю губы. Он наблюдает.

— Очень. Наверно тебе придется охладить мой пыл… ледяными кубиками… или взбитыми сливками.

Он кладет свою руку мне на бедро и подталкивает меня вперед.

— Мммм. Может… все-таки котята не так уж и плохи.

Я улыбаюсь и киваю. И потом наши губы сливаются в поцелуе. Обвиваю руками его шею, и мои ноги отрываются от пола, когда Дрю поднимает меня.

Как только его язык начинает свой танец вместе с моим, кричит Маккензи:

— Дядя Дрю! Симба написал на ковер!

Он вздыхает. И прижимается своим лбом к моему.

— Я пошлю этой Сучке чек за чистку ковра. Нет… лучше… я его поменяю. Чтоб ее заднице неповадно было.

Не хочу, чтобы он слишком фокусировался на войне со своей сестрой. Теперь, когда столько много — более приятных — вещей, на которых можно сосредоточиться.

— Оставь это, Дрю. После того, как уйдет Маккензи, займись лучше моей задницей.

Он смеется, и прикусывают мочку моего уха.

— Ты права. Это будет намного веселее.

Медовому месяцу конец!

Эндорфины: химические вещества в мозгу, которые вызывают чувства радости и эйфории.

Они являются причиной того, что мы продолжаем ходить в зал за теми карательными испытаниями. Они являются даже причиной того, что самый тревожный человек на земле может заснуть после хорошего секса. Также, на них лежит ответственность за то, что маленький феномен зачастую называется, как период «медового месяца».

Вы знаете, что я имею в виду. Это начало отношений — когда все замечательно и легко. Каждый ведет себя замечательно.

Парни не пускают газы, женщины не едят.

Или, если они не могут справиться с собой, даже самые ужасные привычки выглядят, как самые замечательные вещи со времен чертовой Панки Брюстер. Его такой прикольный легкий храп, ее прелестная привычка грызть ногти.

Люди не единственные, кто проходят через период «медового месяца». Это межвидовое испытание. Фактически, без этого, акулы перестали бы существовать. Видите ли, акулы — прирожденные хищники. Они пожирают все — включая своих собственных отпрысков.

Сразу после родов, однако, мозги акулы-самки заполнены эндорфинами, вводя ее в состояние экстазной комы. Это дает акуле-детенышу примерно десять минут, чтобы уплыть подальше.

Потому что если он все еще будет рядом, когда его Мамашка очнется? Он превратиться в ее обед.

Что приводит нас к другой общей характеристике периода «медового месяца»:

Постепенно, он заканчивается. 

— Эй, Кейт?

Сейчас полдень субботы. Здесь Мэтью и Стивен. Мы в гостиной, смотрим игру.

— Кейт!

И нам нужно пиво.

Конечно, она в кабинете, работает, но здесь Янки. А я Нью-Йоркский парень — рожденный и воспитанный. Что означает, есть только две команды, которые мне нравятся: Янки и кто бы не играл за Бостон Ред Сокс.

— КЕЕЕЙТ!

Она появляется в дверях комнаты, подбоченясь, руки сложены на груди. На ней летнее платье без рукавов — короткое, с сексуальным цветочным принтом и пуговицами спереди, чтобы было легче его снимать. Я поклоняюсь изобретателю таких платьев.

У нее раздраженный голос.

— Что такое, Дрю?

Посылаю ей улыбку.

— Привет, малыш… не могла бы ты принести нам немного пива из холодильника?

Животные не умеют разговаривать. Собака — девчонка не может сказать собаке-парню: Трахни меня сейчас, я хочу от тебя щенков. Вместо этого она выпячивает свою задницу. А теперь, что если собака-парень не правильно прочтет ее знаки? Если он запрыгнет на ее задницу раньше, чем она успеет ее выпятить?

Она может просто откусить ему яйца.

Женщины сильно похожи на этих псов — или сук, если хотите уж совсем правильную терминологию — и да помоги Господь тому, кто неправильно их поймет

Ну ладно, вернемся к этому позже.

А сейчас, когда Кейт ведет одной бровью вверх, я знаю, она ждет от меня объяснений. Я показываю жестом на телевизор.

— Джетер вот-вот установит рекорд всех времен.

Она вздыхает.

— Ладно.

И затем направляется на кухню.

Несколько минут спустя она возвращается, полные руки пива. Она отдает одну бутылку Мэтью.

— Спасибо, Кейт.

Одну — Стивену.

— Спасибо.

И одну мне. Я делаю глоток. И морщусь.

— Айй, оно теплое.

И отдаю ей его назад.

— Я только что достала его из холодильника.

Не отводя глаз от телевизора, я машу ей рукой, отправляя ее назад на кухню.

— Надо достать те, что у задней стенки холодильника. Там холодные… Давай, Алекс! Вытащи свою башку из задницы и в игру!

И вот здесь нам следует сделать паузу.

Помните про тех собак, что я говорил? Намеки? Пока я смотрел в телевизор, я пропустил несколько. Взгляните:

Стивен улыбается, практически смеется. После всех наказаний, что он получил от моей сестры в течение нескольких лет, в нем развилось садистские наклонности, когда дело касается других людей, чья задница в опасности.

Потом Мэтью. Одному Богу известно, какие ненормальные и извращенные наказания доставались этому бедному кретину от Долорес, потому что он выглядит просто напуганным.

Кейт, с другой стороны, смотрит на мою руку, как на таракана. Которого она хочет раздавить. А потом ей приходит в голову идея — прекрасная, ужасная идея. Если вы приглядитесь повнимательней, вы увидите над ее головой лампочку. Она улыбается и выходит из комнаты.

В первый раз я все это пропустил.

Через несколько минут, Кейт возвращается и несет с собой ведро для льда, наполненное пивом. Нееет, не бутылками с пивом. Просто пивом. Она встает рядом с диваном, а я — глаза все еще в игре — протягиваю свою руку, чтобы взять выпивку. А она продолжает держать ведро в руках и опрокидывает его на мою хренову бошку.

Плюх.

Я подскакиваю, мокрый и задыхающийся.

— Господи!

Она мило так меня спрашивает:

— Теперь достаточно для тебя холодное, милый?

Я вытираю лицо рукой и смотрю на нее.

— Ты больная!

Она смотрит в ответ.

— Нет, а еще я не официантка! Хотя с ними ты проявляешь побольше вежливости.

Поднимается Мэтью.

— Я пойду в бар McCarthy’s и посмотрю игру там.

Стивен берет свой пиджак.

— Я с тобой.

Я выжимаю низ своей рубашки.

— Придержите там такси. Я сейчас буду.

Мэтью смеется. И хлопает меня по спине.

— Конечно, будешь, приятель. Пока, Кейт.

— До скорого, Кейт.

Она им не отвечает. Слишком занята, чтобы убить меня своим взглядом.

И на этом, Мэтью и Стивен сбегают.

Пока Кейт и я дырявим друг друга взглядом.

Динь-динь.

Да — это звонок. Пошел первый раунд. 

Я начинаю спокойно. В словесном спарринге с врагом, всегда лучше оставаться уравновешенным. Аккуратно выбирать слова. Быть умным.

И беспощадным.

— В чем дело?

Очевидно, что Кейт не разделяет со мной эту философию.

— Ты мне скажи, Дрю! Скажи мне, какого черта Мэтью и Стивен могут сказать пожалуйста и спасибо, и все, что я получаю от тебя — это…

Она небрежно машет рукой, изображая мой ранешний жест.

Опять, я остаюсь сдержанным. Все еще мокрый, но сдержанный.

— То есть ты мне говоришь, что вылила хорошее пиво и испортила мою субботу, потому что я забыл про свои манеры?

— Почему ты просто не мог мне это сказать?

— Почему ты не могла просто сказать: «Эй, Дрю! Было бы хорошо, если бы ты сказал «спасибо»? Обязательно было разыгрывать тут такую драму?